***
На следующий день Анна вновь увидела Кольку у гномиков. Он взял палку, прочертил вокруг границу, сел на плечи «Иосифу Виссалионычу» и крутил головой туда-сюда. — А как же Сашка? — спросила Анна, заметив, что у Кольки теперь только четыре гномика. — Я его Кате плодал! — объяснил Колька, в доказательство предоставив блестящий конфетный фантик. Анна посмотрела на «Сашку». Действительно, к нему подошла Катя, погладила по жёлтому колпаку и повязала на шею платочек. Следом за Катей подтянулись и ещё две девочки; Колька стрельнул на них глазами, но снежками кидаться не стал — уже чужая территория. Тем временем второй оккупант занял три гномика и не сдавал позиций. Дети бросили его и пошли к Кольке; он сначала ощетинился и схватился за лопатку, но потом согласился на сделку. Кто-то дал ему красивую бусинку, кто-то брелок с медвежонком, и Колька сдвинул границы. — Не жалко тебе гномиков? — Только Иосифа Виссалионыча жалко, — Колька хлюпнул носом, — Но я его не плодам! — и погладил гномика по колпаку.***
Дети полностью погрузились в мир гномиков. Девочки наряжали их в шарфики и пили чай; мальчики бросались снежками и использовали гномиков, как баррикады. Кроме того, гномики постоянно переходили из рук в руки за конфеты, наклейки и всякую прочую мелочь. В конце концов даже второй оккупант сдался и уступил одного Кольке за игрушечную машинку. — А что же ты с Владиком не играешь? — спустя день Анна заметила, что Колька сидит у «Иосифа Виссалионыча», а на недавно «проданном» ему гномике вновь возвышается захватчик. — Владик дулак! —Колька обиженно покосился в его сторону, — И жадина! — Почему? Колька воровато оглянулся, что-то обдумал и поманил воспитательницу ручкой в вязаной варежке. Анна решила подыграть: наклонилась, убирая волосы за уши. — Я вчела ему отдал машинку за гномика Валелку, — зашептал Колька, — Мою любимую! А он…он сегодня плишёл — и снова за Валелку! Снежками в меня кидается, ещё машинок тлебует! Вот! — Правда? — искренне удивилась Анна. Она всегда думала, что у детей в её группе есть негласный «кодекс чести», который никто никогда не нарушал; и в «кодексе» этом были все правила обмена гномиков на игрушки. А тут — «Владик дулак»… — Плавда! — Колька даже стукнул кулачком по колпаку гномика от возмущения. — Ну, что ж… Анна отошла от Кольки, объятого праведным гневом, и приблизилась к Владику. Тот, заметив на своей территории чужака, хотел было кинуть снежок; но тут же стушевался, узнав во враге воспитательницу. — Владик, ты почему у Кольки гномика отобрал? Владик нахмурился и надвинул на лоб шапку. — А, Владик? — Он не платит, — наконец буркнул захватчик. — Как так — не платит? А машинка? — Одна машинка — один день, — очень серьёзно разъяснил Владик. — Хочет ещё гномика — пусть вторую машинку даст, — и глянул в сторону Кольки. Тот показал ему язык. Анна всплеснула руками. — Да это… Да как же это называется?! Вдруг лицо Владика засияло каким-то энтузиазмом. Он покрепче обхватил гномика «Валелку» руками и затараторил: — А это… Это… А мне папа рассказывал! Это называется-я...на...на…налолги! Анне ничего не оставалось, кроме как удручённо вздохнуть.***
— Эх, хор-рошо сидим! Сдвинутые к центру комнаты столы пестрели всевозможными блюдами. На покрытой одноразовой жёлтой клеёнкой поверхности стояли тарелки с нарезкой сыра и колбас, хлебом, канапе; особое место занимала огромная миска салата, щедро политого заправками, майонезом и всем, чем только можно; ближе к центру располагались пирожки, аппетитные, румяные, специально испечённые прямо на здешней кухне; и надо всем этим разнообразием, подобно шпилю Солсбери, возвышалась бутылка красного вина. Рядом с ней виднелся шпиль поменьше — ликёр. Анна всегда чувствовала себя неудобно на подобного рода застольях, особенно, если они проходили в рабочее время, особенно, если на рабочем месте. — А… — Да спят ваши дети, Анна Сергевна, спят! Что уж, нам, ветеранам труда, и расслабиться нельзя? Тост поднимала заслуженная воспитательница и старший методист — полная женщина преклонного возраста, одетая в цветастое платье в пол и с крупными дешёвыми бусами на шее. — Ну, за наш детский сад! Все выпили. Анна отхлебнула с самого краешка и тут же отставила стакан, поморщившись. Как и всегда бывает на таких мероприятиях, следом за алкоголем пошли закуски, а за закусками — пересуды. Обсудить успели всех: и нового логопеда, которая «смотрит орлицей, а у самой лапы куриные»; и старую повариху, которая «совсем из ума выжила, вместо масла льёт уксус, и казённую кашу домой таскает прямо в казённой же кастрюле»; и директора, которого поставили главой над детским садом всего год назад, а он «успел уже три шкуры со всех содрать и не подавился». — А я слышала, — вдруг заявила посреди разговора одна женщина, должность которой Анна никак не могла запомнить, — Что он уже и с территории сада увозить собрался… Ик! Анна навострила уши. — Чаво? — переспросила старший методист, размахивая в воздухе бокалом, который от таких телодвижений совершенно опустел. — Да этих…как их…гномов, что ли? — А-а… Ну и бес с ними, а я уж подумала… Выпили ещё. — Погодите… Как это — гномов? — наконец решилась подать голос Анна, — А как же дети? — А чаво — дети… — старший методист снисходительно потрепала Анну по плечу, отчего ту тряхнуло, как от удара током, — Дети всегда с чем поиграть найдут, хоть палку им ломаную дай… Хе-хе…***
Анна видела, как увозили гномиков. Она, как нарочно, именно в этот день встала ни свет ни заря и пришла к детскому саду ещё до открытия. Воспитательница стояла за забором, вцепившись в перекладины, словно узница, и во все глаза глядела на то, как люди в одинаковых комбинезонах, переругиваясь, поднимают гномиков и грузят в фургон. Один за другим скрывались в заляпанном грязью кузове Сашка, Миша, Дима, «Валелка»…Когда в грузовик ставили «Иосифа Виссалионыча» — он, казалось, даже потускнел от досады, и пышная борода поникла, — Анна почувствовала ком в горле. Но она ничего не могла, совсем-совсем ничего; только старалась не представлять, какие будут взгляды у детей, когда они придут к своим гномикам, а их… Один из грузчиков грубо сбросил с последнего гномика розовый шарфик. Катин шарфик — Анна помнила, что девочка, как повязала его первый раз, так больше и не развязывала, и не позволяла никому забирать. И маме истерику закатила — мол, гномику тоже холодно… Анна закусила губу. Фургон с неприятным грохотом выехал в запасные ворота. К Анне подошёл сонный охранник и отпер дверь; она было хотела метнуться вслед за грузовиком, кричать, запрыгнуть на подножку, стучать в окно водителя — ну хоть что-нибудь сделать, чтобы сохранить детям сказку! Но Анна была взрослая. Вместо этого она подобрала с земли Катин шарфик и застыла, с каждой секундой крепче сжимая его в руках. Начиналась весна, снег таял, и шарфик успел намокнуть, пока лежал на земле. Может быть, поэтому Анна не заметила упавшей на него слезинки. — А-анна Селгеевна… А где гномики? Анна не заметила хода времени и вдруг — её как молнией пронзило, — поняла, что простояла всё это время на улице. А тут к ней и подбежал Колька. Он всегда обгонял свою маму, так что силуэт той только виднелся в начале дорожки, а мальчик был уже тут как тут: требовательно дёргал Анну за полу пальто, как всегда шмыгал носом и не сводил пытливого взгляда с лица воспитательницы. — А…Гномики… Анна замялась на мгновение и спрятала за спину шарфик. — Где? — Ну, их забрал…злой волшебник, — Анна наклонилась к мальчику, пытаясь выдавить грустную улыбку, — И унёс далеко-далеко-о… Но они обязательно от него убегут, — быстро добавила она, увидев, что Колькины глаза расширились от испуга, — И поселятся тоже далеко-далеко, в горах, и будут камни добывать… Колька задумчиво опустил голову и простоял так несколько секунд. А потом вскинулся, топнул ножкой и воскликнул: — А я их спасу! Анна вздрогнула. — Да! — глаза Кольки буквально пылали, он весь вытянулся, как оловянный солдатик, — Да, спасу! Вот узнаю, что это за волшебник, пойду к нему в это самое далеко и…и… Тут Колька уже не смог справиться с эмоциями и только залепетал что-то, завертелся, воинственно потрясая кулаками. — Да-а… — вздохнула Анна, и ей стало горько-горько. Она медленно подняла руку, потрепала Кольку по макушке и почти шёпотом проговорила, — Далеко пойдёшь…