Бессмертные

Очередь из здоровенных мужиков, охочих до легких денег, собралась приличная. Кощей ухмылялся. — Я же говорил, — посмеивался он, а Илья закатил глаза. Когда Марья увидела всех этих парней, в ее глазах вспыхнули алые огоньки, ноздри алчно раздулись, а рот заполнился слюной. Ничтоже сумняшеся она выбрала двоих самых огромных и вопросительно посмотрела на Илью. Муромец-старший кивнул, давая добро. Молодцев усадили на скамью, и Марья склонилась над первым. Когда горячая кровь хлынула ей в горло, ей показалось, что сама жизнь наполняет ее! Мир опять расцветился яркими красками, звуки стали такими отчетливыми, что даже сам воздух звенел, а уж запахи… Она с трудом оторвалась от парня, залечив его ранки своей кровью, и перешла к следующему. Когда Марья попыталась отстраниться от него, тот лихорадочно прошептал: — Выпей еще, девица! Марью это не удивило — иногда жертвы испытывали эйфорию, когда она пила их кровь. — Хватит с тебя, — усмехнулась она. — Или на тот свет захотел? Молодец проводил ее тоскливым взглядом, и Кощей, увидев это, слегка скрипнул зубами. — Не ревнуй зря, — Марья погладила его по груди. — Мне никого, кроме тебя, не надо. Сердце у него от ее слов забилось, как у сопливого мальчишки, душа ликовала. — Люблю я тебя, славница, — тихо сказал он. — Потому и бешусь, когда на тебя такие взгляды кидают. — А уж как я бешусь, когда на тебя девицы местные пялятся… — хихикнула Марья. — Мне казалось, они меня боятся, — Кощей недоуменно вздернул брови. — Не боятся. Смущаются. Уж поверь мне, — Марья поднялась на цыпочки и нежно поцеловала его в губы. Кощей прижмурился от удовольствия. Кощей и Марья стояли во дворе, готовясь к отъезду, когда к ним в полном боевом облачении подошел Иван. — А ты куда, Вань? — спросил Кощей. — Так с вами же… — Иван, казалось, даже не понял вопроса. — Нет, Вань, мы и вдвоем справимся, — Кощей покачал головой. — А тебя я хочу кое о чем попросить. Он отвел богатыря в сторону и некоторое время что-то ему втолковывал. Поначалу на лице богатыря так и отражалось непонимание, но вскоре он просветлел и кивнул головой. — Сделаешь? — спросил Кощей. — Сделаю! Отчего ж не сделать! — Иван широко улыбался. Кощей с удовлетворением кивнул и вернулся к Марье. Та обернулась в летучую мышь и устроилась у него на плече. Кощей легко вскочил в седло и двинулся из крома. — Нам к свейской границе надо, Марьюшка, — втолковывал он вампирше. — Там этот разбойник безобразничает. Подручных у него нет, он думает, что так ему больше награбленного добра достанется. Да больно посвист у него невыносимый, дух из людей вышибает. «Значит, нам надо сделать так, чтобы он и не вздумал свистеть. Прикинуться легкой добычей», — прилетела ему мысль. Это Марья коснулась его разума. — Да, твоя правда, — он осторожно погладил ее по спинке. Привал они сделали только вечером. Кощей развел костер, пока Марья добывала себе в лесу свежую кровь для сытости. Когда она вернулась, Кощей уже помешивал ложкой в котелке, готовя себе ужин. Ночной дозор они поделили так: сначала Кощей полночи сторожит, потом остаток ночи до самого утра — Марья. А отсыпаться она будет днем в специальном, сшитом нарочно для нее, подсумке, который крепился на седло. И вот теперь Марья пыталась подремать перед тем, как подойдет ее очередь. Но не могла. Все никак взгляд не могла отвести от Кощея — любовалась им. Он сидел на пеньке, и от всей его фигуры исходило величие даже сейчас, когда они были совершенно одни, его лицо было спокойным и бесстрастным, пронзительные темные глаза поблескивали в свете костра. Марью к нему тянуло до безумия. — Не спится? — голос Кощея прозвучал неожиданно, до сих пор он казался задумчивым и отрешенным. Марья вздрогнула и покачала головой. — Тогда иди сюда, — Кощей слегка хлопнул по своему колену рукой. Он смотрел, как она подходит к нему — мягкий шаг крадущейся кошки, горящий взгляд, пухлые губы чуть приоткрыты, так бы и зацеловал ее… Кощей прижал ее к себе, когда она скользнула на его колено, его руки нежно поглаживали ее талию, и он чувствовал, как возбуждение разгорается в нем все сильнее. — Марьюшка… — его хриплый шепот вызвал в ее теле сладостные мурашки, и Марья впилась своими губами в его. Ее язык скользнул между его зубов, и, трепеща, коснулся его языка, и у Кощея вырвался низкий, исполненный желания, стон. Он ответил ей неистово, его пальцы стискивали ее бедра, прижимая Марью к себе еще крепче. Задыхаясь под его поцелуями, Марья дернула шнуровку на платье, обнажая грудь, предлагая ее ему. Губы Кощея сомкнулись вокруг ее соска, и Кощей заходился от восторга. Он целовал ее, эту грудь, чувствуя, как соски напрягаются под его языком, собираются в плотные комочки, он вылизывал и посасывал их, ощущая Марьин дивный аромат и чуть солоноватый привкус, и тело Марьи дрожало в его руках в ответном восторге. Кощей слегка отстранился. — Встань на колени! — выдохнул он, и Марья послушно соскользнула с него на землю. Кощей ласкающими движениями приподнял ее юбки, обнажая крепкую попку, и судорожно расстегнул собственные штаны. Он уже давно был готов, его плоть была каменной, ныла от напряжения, и по всему его телу прошла чувственная волна, когда он, наконец, ворвался в нее. О, да! Его любимая! Его жена! Из Марьи словно дух вышибло. Кощей был напорист, он яростно двигал бедрами, выбивая из нее все мысли, оставляя только зарождающуюся внизу вспышку, пульсирующую, жаркую. И на этот раз он коснулся Марьиного сознания совершенно осознанно. Ее хриплые крики разнеслись по лесу, и тут же его широкая ладонь зажала ей рот, заглушая их. Кощей с глухими стонами конвульсивно дернулся в ней еще пару раз и навалился на Марью всем своим телом. — Не ори, моя ненаглядная, — прорычал он. — А то эдак Соловья напугаешь. — До Соловья еще далеко… — Марья мурлыкала, во всем ее теле так и вспыхивали отголоски наслаждения. — А я-то думала, что мы будем воздерживаться, пока этого свистуна не поймаем… — Ну вот еще! — хмыкнул Кощей. — Я несколько столетий воздерживался, хватит с меня! Он поцеловал ее в макушку и приподнялся, чтобы дать ей место. — Ты спать давай ложись. Поздно уже, а тебе в дозор перед рассветом, — сказал он. До свейской границы они добирались полторы недели. Могли бы и все две добираться, но Кощей делал привалы только по вечерам, завтрак был очень быстрым, а обеда вообще не было. Кощей ехал по кратчайшей дороге, которую ему показал Муромец. Дорога эта была такова, что миновала все близлежащие деревеньки стороной, и если у Соловья в какой-то из них был свой соглядатай, то Кощей совершенно точно проехал мимо него незамеченным. Наконец, они достигли поля с валунами. — Муромец говорил, что здесь где-то этот крапивник, — прошептал Кощей. Марья слетела с его плеча и обернулась в человека. — Сейчас узнаем, — ее глаза блеснули азартом. Соловей сидел за валуном, которых в этом поле было видимо-невидимо. В последнее время путников тут ходило мало, и он начал уже подумывать о том, чтобы сменить место. Можно было весь день здесь просидеть, но так никого и не ограбить. Соловей уже решил плюнуть и вернуться в убежище, как увидел девку. Она в задумчивости брела по полю, мало обращая внимание на то, что происходило вокруг. Да и не происходило ведь ничего. Соловей окинул девку взглядом. Красивая. На рабском торгу ее за хорошую цену сбыть с рук можно. И напрягаться не надо — так, без свиста, ее себе возьмет. Соловей подобрался к девке поближе, выскочил из-за валуна и обхватил девку руками покрепче, чтобы она не вырвалась. Она трепетала и дергалась, но Соловей держал надежно. — Дорого продам тебя, красавица! У салтана тюркского в гареме любимой женой будешь! — хохотал он. — А она уже — любимая жена, — со стороны раздался спокойный низкий голос. — Ты бы отпустил ее, пока лиха себе не нажил. Соловей зыркнул в ту сторону, откуда до него донеслись эти слова. На поле стоял высокий человек, весь в черном, на лысой голове корона, темные глаза горят из-под седых бровей, суровый рот искривился в усмешке. От всей его фигуры исходила какая-то древняя мощь… Или Соловью так показалось, потому что выглядел этот человек зловеще? — А ты кто таков? — рявкнул Соловей. — Да так… странник я, — усмехнулся черный. — К свеям иду, наняться в воины хочу. Так жену-то отпустишь мою? Его рука спокойно лежала на мече, но он даже не пытался вынуть оружие из ножен — верно, связываться боится. Мозгляк. На такого и свистеть не стоит, надо только именем своим пугнуть. — Вали-ка ты отсюда, добрый молодец! — издеваясь, сказал Соловей. — Я — Соловей, и такие, как ты — мне не чета. Вот свистну сейчас, так и помрешь на месте! — Ну-ну… — протянул черный, — значит, не отпустишь? Потом не говори, что я тебя не предупреждал. Он спокойно уселся на ближайший валун, отряхнул штаны и ласково спросил: — Марьюшка, красавица моя, ты как, проголодалась? Девка в руках у Соловья вдруг кивнула. — Ну, хлеб да соль… Девка вдруг стремительно вывернулась из рук Соловья — он даже пикнуть не успел. Она развернулась к нему лицом, и Соловей увидел, как ее глаза горят красным, как алый рот открылся, обнажая волчьи клыки, с которых обильно текла слюна, как ее лицо светится торжеством и предвкушением… Когда она впилась клыками в его шею, он завизжал. Кощей с ухмылкой наблюдал, за тем, как бледнеет рожа этого крапивника. Когда Соловей стал зеленоватого оттенка, Кощей позвал: — Марья! А Марья? Ты не забыла, что нам его живым доставить Муромцу надо? Марья оторвалась от разбойника, и на ее лице Кощей увидел легкую досаду. Крапивник еле стоял на подгибающихся ногах. Но обезопасить себя все-таки надо было, мало ли что… Кощей поднялся с валуна и подошел к Соловью, похрустывая суставами на пальцах. — Говорил же тебе — лихо наживешь, — с укоризной сказал он. В то же мгновение его кулак врезался в зубы Соловья. Взрыв боли был невыносимо ярким. Рот тут же заполнился кровью, и какая-то часть сознания Соловья успела испугаться, что он только что потерял слишком много крови, и еще одно кровопускание его убьет. Разбойник выплюнул осколки зубов и взвыл: — Ты же мне вше жубы вышиб, пашкуда! — Ну, не вше, — Кощей пожал плечами. — Только передние. Штобы ты не швиштел жажря. Марья запищала от смеха. Она даже не подозревала, что Кощей способен на такие выходки, обычно он был очень серьезен. — Ладно, вяжем его и едем обратно! — велел Кощей. Вечером на привале для Соловья пришлось сделать очень жидкую кашу. А то еще не хватало, чтобы тот с голоду помер раньше времени. После ужина Кощей подобрался к Марье. Он уселся к ней вплотную, сдвинул волосы с ее шейки и прильнул к ней губами. Марья охнула и прошептала: — Нет… Мы теперь не одни… Кощей с легким раздражением посмотрел в сторону скукожившегося Соловья. — Может, придушить его? — предложил он. — Но мы же обещали… — Ну, да… Видно, на этот раз придется потерпеть… — Кощей тихонько вздохнул. Соловей моргнул. — Кто вы вообще такие?! Куда тащите меня?! — проскулил он. — Кощей я. Бессмертный, — тихо хихикнул Кощей. — А это Марья — жена моя. Она вампир — кровью людской питается. Соловей похолодел. О Кощее он был наслышан. Ведь почувствовал же, какая мощь от него исходит, а не сообразил, дурак, с кем столкнулся! И жена его ему подстать — тварь кровососущая! Соловей уже раскрыл рот, чтобы залебезить, как Кощей его оборвал: — Помолчи-ка. Я не хочу сейчас слышать твои жалкие оправдания. И чтоб молчал до самого Белогорья. А не то… Соловей молча затряс головой — так, что Марье показалось, что она сейчас оторвется. И не произнес ни слова, покуда они до крома богатырского в Белогорье не доехали. Илья Муромец внимательно посмотрел на несчастного обескровленного и избитого Соловья. — Жестоко ты его, — заметил он. — А нечего было на мою жену покушаться. Да и представь, что тут было бы, если бы я ему зубы не вышиб. Он своим свистом весь ваш город по бревнышку бы раскатал, — Кощей был совершенно невозмутим. — И ведь не скажешь ничего супротив, прав ты, Кощей, — кивнул Илья и обратился к стражникам, — В темницу его! Стражники двинулись в сторону Кощея. От того моментально повеяло холодом. Кощей с угрозой положил руку на меч, а Марья зло оскалилась. — Да не Кощея, балбесы! Соловья в темницу! — усмехнулся Муромец и повернулся к Кощею. — Ты уж прости этих недалеких — видно, Добрыня их совсем думать не заставлял, уже год с ними бьюсь. Ты вот что, Кощей… Может, к нам, богатырям белогорским, пойдешь? Уж больно у тебя хорошо получается супостатов всяких ловить. Кощей опешил. — Да ведь я сам — нечисть! — закашлялся он. — Али забыл?! — Не забыл. А только с Добрыней расправился и сына моего спас ты. С вампиром договорился ты. Соловья приволок тоже ты. Да и слово свое держишь всегда. Остальная нечисть вон уважает тебя. А среди людей уважение и не насылая страх можно снискать — я ведь знаю, что ты все это время его всем пытался внушить к себе. Меня вон никто не боится, но все равно все уважают, даже Водяной, а он — тот еще охальник и насмешник. — Это правда, — признал Кощей. — Он, когда Ивана в первый раз увидел, уж очень хорошо о тебе отзывался. Я подумаю. Ну, а пока… — он пристально посмотрел в сторону Ивана, скромно стоящего в уголку. Иван тут же встрепенулся. — Иван, — позвал Кощей, — ты сделал то, о чем я тебя просил? — А то! — Иван улыбался во весь рот. — Доставил в целости и сохранности. Иван приблизился к Кощею. В руках у него была какая-то холстина, свернутая в трубку. Он передал холстину Кощею и выглядел при этом очень торжественно. — Подарок у меня есть для тебя, Муромец, — сказал Кощей и развернул холст. На нем была нарисована удивительной красоты молодая женщина с черным цветком в руках. — Прабабка это твоя двоюродная. Любава. Жена моя покойная. У Ильи захватило дух. Женщина на холсте выглядела цветущей и очень счастливой. И это совершенно не увязывалось с тем, что рассказывал прадед Ильи. Верно, Кощей действительно любил ее. Сильно любил. Как и она — его. — Все-таки я был прав, когда предложил тебе в богатыри податься, — задумчиво сказал Илья. — Добра в тебе, Кощей, больше. Думается мне, что лютовал ты от тоски по ней. — Света белого не видел, когда она умерла… — хрипло ответил ему Кощей, а в его взгляде была щемящая душу боль. Марья заметно сникла. Она весь оставшийся день ходила с убитым видом, притихшая. Кощей, хмурясь, наблюдал за ней. Наконец, они оказались в отведенных им палатах совершенно одни. Марья, сгорбившись, сидела на постели и уныло смотрела куда-то вперед, но по ее взгляду было видно, что ничего вокруг себя она не видела. Глаза у нее были влажные, словно она собиралась заплакать. Кощей опустился рядом с ней. — Я ведь никогда не смогу тебе заменить ее, — вдруг сказала она. — Девка глупая! — вздохнул Кощей, крепко прижимая ее к себе. — Нешто ты думаешь, что я тебя с ней сравнивать буду. Вы же разные совсем. Одно тебя только с ней роднит — люблю я тебя так же сильно. Если ты умрешь, я, пожалуй, развеяться опять по ветру готов. — Тогда тебе это не грозит, — Марья повеселела настолько, что хихикнула. — Я ведь бессмертная. Нет, если мне загнать в сердце осиновый кол, а голову отрубить и тело сжечь, я умру, но ведь это постараться надо. А так… Я даже не постарею. Такова вампирская природа. — Тогда я не позволю к тебе даже пальцем никому притронуться, — Кощей тихонько укачивал ее в своих объятиях. — Уж ты мне поверь, Марьюшка. В покоях воцарилось уютное умиротворение и тишина, прерываемая согласным дыханием двоих бессмертных.