О дарах и дарителях

Теперь уже она не могла сосредоточиться на работе. Праздничная атмосфера министерства вдруг начала мешать. Но не только рождественская суматоха отвлекала сейчас. Почему-то… и она не могла объяснить себе — почему, думать ни о чем, кроме Люциуса Малфоя, не удавалось. То, каким он предстал перед ней… открытым и смиренным, настолько отличалось от того, что она вообще могла себе представить, что это невероятное изменение бесконечно удивляло. И еще… конечно же, теперь она не могла не думать о физической привлекательности Люциуса. «Боже мой, я что, и впрямь заболела Люциусом Малфоем?» — Гермиона обняла себя за плечи, понимая, что не может избавиться от его образа. Теперь, после их разговора на балу, его физическое присутствие, сдержанное и в то же время полное искренности, почти завораживало. Через два дня после бала она сидела у себя в кабинете, обхватив голову руками, и продолжала думать о Малфое. И ничего не могла с собой поделать… До Рождества оставался один день. А затем, с внезапной решимостью, вдруг встала, схватила пальто и выбежала из кабинета, уже почти в следующий же миг обнаруживая себя в Косом переулке. Гермиона не знала, что заставило ее прийти сюда — словно какое-то наитие прошептало: ты должна оказаться там. И действительно! Прошло всего несколько минут, и она увидела Люциуса, равнодушно разглядывающего витрину магазинчика «Флориш и Блоттс». В животе что-то мучительно, но приятно дернулось. И на этот раз она отчетливо осознала, что именно. Люциус уже повернулся, чтобы уйти. «Нет! Я не могу отпустить его...» — она смотрела, как Малфой быстро поднимается по переулку. А потом шагнула и направилась следом. Решительно и смело, несмотря на то, что ноги подкашивались от страха. Наконец, когда Люциус свернул в пустынный переулок, она набралась храбрости и окликнула его. Удивленный Малфой обернулся и машинально поставил у стены свою метлу. Увидев в его глазах мгновенную вспышку восторженного восхищения, Гермиона обрадовалась и торопливо затараторила: — О, здравствуйте, мистер Малфой. Люциус слегка улыбнулся, совсем чуть-чуть, но этого ей было достаточно. — Добрый день, мисс Грейнджер. Она помолчала… а потом рискнула: — Думаю, теперь вы могли бы называть меня Гермионой, — тепло улыбнулась в ответ. — Что, готовитесь к Рождеству? — Эм-м… — невнятно подтвердил он, знакомо приподняв брови, и внутри у Гермионы вновь что-то ухнуло вниз. — Не то, чтобы прям готовился… — Вы планируете отмечать праздник в поместье? — Да, как обычно. Драко будет со своей матерью. — О, я уверена, у вас много друзей, которые будут рады прийти и составить вам компанию. Люциус молча смотрел на нее, но ничего не отвечал. — Вам понравился бал? — спросил все-таки чуть позже и голос у него заметно потеплел. «Странно… почему раньше его голос лишь пугал меня? А сейчас… сейчас я могу чувствовать в нем теплоту и мягкость». — Да, думаю, да… Правда, понравился — немного неподходящее слово, — она взглянула на него. — И мне пришлось заняться кое-чем другим. Но я рада, что мы с вами поговорили… Есть такие вещи, которые обязательно нужно проговорить… — От вас все еще пахнет этими духами, — вдруг выпалил он и, похоже, и сам удивился своей реплике. Гермиона тут же широко улыбнулась. — Да. Вы чувствуете их, да? Мне так нравится этот запах… — Я рад, что они вам нравятся. Знаете, а они удивительно гармонируют с вашим образом. Гермиона понюхала свое запястье. — Смотрите… А еще они ужасно стойкие. Понимаете, я подушилась сегодня утром, а они до сих пор пахнут, будто я сделала это только что. Вот, понюхайте… — она подняла запястье к кончику его носа. Немного поколебавшись, Люциус наклонился и вдохнул запах. А Гермиона вдруг смутилась и быстро отдернула руку. — Как поживает ваша совесть? — подшучивая, спросила она. Снова помолчав, Малфой иронично поднял брови. — Уже лучше… Мне кажется, нужно еще какое-то время, чтобы она перестала беспокоить меня окончательно... Сердце болезненно сжалось. Она посмотрела на Малфоя. Дежурная улыбка, которой светилось его лицо на балу, по сути, была такой же маской, как и та, которую он носил для Волдеморта. И поняла одну простую вещь: этот человек был по-настоящему разбит теми событиями, что произошли с ним за эти годы. А самое страшное, он заслужил всё это, и она всегда верила в это. Но теперь… его отчаянные попытки исправить прошлое и продолжить жизнь с новой страницы сотрясали ее прежние суждения напрочь. — Но я должен признать, — продолжил он, — разговор с вами совершил гораздо больше, чем отправка нескольких вещей через сову одной ничего не подозревающей, но бесконечно очаровательной ведьме. — Люциус… — она шагнула к нему, но Люциус снова отступил, правда, всего на один шаг, но Гермиона продолжила, прикрывая глаза. — Я хотела сказать: большое спасибо. — Не ожидал, что вы это сделаете. Не стоило меня благодарить… — Но почему... просто мне безумно нравятся ваши подарки. И я обожаю каждый из них! — она снова сделала шаг к нему. — Спасибо! А потом, поднявшись на цыпочки, неожиданно потянулась к нему и дотронулась губами до щеки. У Малфоя была замечательная гладкая кожа. И пахнул он просто чудесно. Так чудесно, что ей не хотелось отстраняться. Гермиона задержалась, пока, наконец, не почувствовала, что он напряжен. — Гермиона… — тихо, словно немного смущенно прошептал он, и Гермиона в который раз подивилась этому бархатному тембру. Но она не отступила. Лишь прижала губы, только теперь к его шее, и осталась рядом, а потом пристально посмотрела в глаза и увидела, что Люциус тоже внимательно смотрит на нее. — Сказать по правде, я даже не смел думать о таком… даже не мечтал… Хотя, и надеялся, старый дурак, — растерянно пробормотал он. — Догадываюсь… И опять поднялась на цыпочки и прижалась к его рту губами. Нет, она ни на чем не настаивала, просто ждала. А потом ощутила, как губы его смягчаются, а напряженность спадает. Малфой потихоньку расслабился, отвечая на ее поцелуй. Он прижался губами к ее рту и осторожно пошевелил ими. Внутри опять что-то ухнуло, как всегда, с тех пор, как она распечатала еще самое первое его письмо. Гермиона обвила руками его шею и прижалась к нему. На этот раз Люциус уже не отступил. Она почувствовала, как сильные руки берут ее за талию и крепко прижимают к себе. Наконец он отстранился и спустился поцелуями ниже, к шее. Гермиона откинула голову назад, давая ему доступ. — Гермиона… я… давно… — Да, — вздохнула она, прижимая его к себе. Внезапно Люциус остановился, пытаясь заговорить. — Я хотел тебе сказать, что ты не представляешь… — Люциус… Я хочу тебя. Я хочу этого сейчас. Ответь мне: ты желаешь того же? Его глаза метнулись к ее лицу, словно пытаясь отыскать в них правду. А потом он мягко, но совершенно однозначно кивнул. Отвечая на этот напряженный и пристальный взгляд, Гермиона улыбнулась. И когда она улыбнулась, он снова опустил голову и на этот раз поцеловал уже по-другому: без малейшего стеснения. Сильно и властно. — Теперь… я хочу тебя прямо сейчас… — простонала она, цепляясь за змеиные застежки его мантии. — Тш-ш-ш… Тихо, милая, не здесь. Позволь мне аппарировать тебя отсюда. — Да… Забери меня к себе домой. Его брови снова приподнялись. — Ты уверена? О Малфой-мэноре у тебя немало плохих воспоминаний. — Вот и пусть. Так будет лучше, Люциус. Ты же сам хотел искупления. Вот пусть оно там и случится. Лицо его исказила болезненная гримаса, но когда Гермиона снова поцеловала его, Малфой быстро обнял ее за талию и аппарировал обоих в поместье, позабыв о прислоненной к стене метле. Уже в следующее мгновение они оказались в огромном холле и Малфой, не переставая целовать, сразу же повел ее наверх. Она не замечала ничего: ни старинную статую, стоящую прямо здесь, об которую она так сильно ударилась в прошлый раз; ни огромную дубовую дверь, что вела в гостиную, где ее жестоко мучила Беллатрикс Лейстрендж, ничего… Она чувствовала лишь поцелуи Люциуса, вкус его рта, прикосновение рук, его запах. Запах мужчины, который медленно поднимал ее по лестнице. Малфой открыл дверь, и они оказались в богато убранной хозяйской спальне, с кроватью, покрытой тяжелым бархатным покрывалом. Ни о чем больше не думая, Гермиона потянулась к одежде мужчины, пристально глядящего на нее сверху вниз. — Подожди… — он нежно остановил ее. — Гермиона… ты действительно уверена, что хочешь этого? — и чуть нахмурился. Гермиона снова подтащила его к себе. — Замолчи и продолжай, понятно? — почти простонала она, расстегивая на нем рубашку. Люциус усмехнулся. — Хорошо… ты сама этого захотела, девочка, — и Гермиона впервые услышала тот самый голос, который она слышала много лет назад во «Флориш и Блоттс». И это ей нравилось. На самом деле это ей очень нравилось. Обнимая его спину, она поняла, что Люциус принялся судорожно раздевать ее, стараясь избавить от одежды как можно скорей. И как только оказалась обнажена полностью, увидела, как он снова пристально вглядывается в ее лицо. Гермиона легла на кровать, и вытянула руки по бокам, проведя ладонями по бархату покрывала. Если и было поначалу какое-то смущение, охватывающее ее, то оно потихоньку исчезало: она хотела Люциуса. И с каждой минутой всё сильней и сильней. Малфой прилег на кровать рядом с ней и провел ладонью по всему телу. В его глазах уже светилась нежность. А в следующее мгновение губа Гермионы оказалась закушена, потому что ладонь Малфоя скользнула между ее ног и длинные мужские пальцы дотронулись до клитора. Она инстинктивно попыталась схватить его ладонь, но потом снова вернулась к одежде, потянувшись к поясу брюк. — Нет, — пробормотал Люциус, отталкивая ее руку. — Хочу видеть тебя, хочу услышать тебя… слышать, как ты кричишь. Позволь мне, милая, пожалуйста. Гермиона могла лишь откинуться назад и позволить его пальцам вернуться к тому, что они делали. Люциус пристально посмотрел ей в глаза и поднял руку, чтобы погладить волосы, а затем снова продолжить ласкать клитор. И когда его длинный палец медленно скользнул в нее, с губ Гермионы сорвался резкий вдох. Она осознала: сейчас он дотронулся до нее в первый раз. И все происходящее казалось ей самым настоящим откровением: он (человек, которого она презирала много лет) нежно и ласково дотрагивался в том месте, что было для нее почти святым. И Гермионе нравилось это! «Боже мой! Что же он сотворил со мной?!» А Люциус все двигал и двигал им, позже присоединив еще один. И все происходящее, вместе с ожерельем, духами и книгой, тоже казалось самым что ни на есть правильным, что могло случиться в ее жизни. Скоро Гермиона почувствовала, как Люциус мягко выдохнул над ней: его возбуждение росло, но он по-прежнему не отрывался от Гермионы. Наоборот, нахмурив брови и прикусив нижнюю губу, он сосредоточился на ее оргазме, на ее наслаждении, вводя пальцы все глубже все. Продолжая ласкать пальцами влагалище, он присоединил еще один, и теперь большой палец кружил по клитору, заставляя Гермиону выгнуться на кровати, будучи подхваченной пронзительной волной удовольствия, не выдержав которого она зажмурилась. Люциус наклонил голову, вобрал один из сосков в рот и с силой всосал его, иногда щелкая по нему языком или даже немного прикусывая. Теперь ее ладонь прижала голову Малфоя к груди, и она откровенно наслаждалась чувством прикосновения его языка и губ, а иногда и резкими покусываниями. Она продолжала прижимать его голову, все сильней и сильней насаживаясь на его пальцы, ласкающие влагалище. Но, наконец, Люциус отстранился, вытащив их, и снова сосредоточился на клиторе, заставляя ее тело петь. — Люциус… — всхлипнула она, безотчетно двигаясь ему навстречу всем телом, что уже почти билось в жаре нарастающего экстаза. Не в силах оторваться от ее груди, он глухо простонал: — Хочу слышать, как ты кончаешь, сейчас, Гермиона, кончи для меня, пожалуйста… Он отчаянно начал двигать двумя пальцами во влагалище, продолжая подушечкой большого пальца массировать клитор, размеренно поглаживая его и подводя к оргазму всё ближе и ближе. Тело Гермионы напряглось, ощущая приближение пика, чувствуя, что совсем скоро его начнет трясти от блаженства падения в бездонность оргазма. Затаив дыхание, она бездумно уставилась в пустоту и вытянулась струной. А потом наконец рухнула в эту чертову пропасть. И закричала, отдаваясь во власть сумасшедшей разрядки от закипающей в жилах крови. В первые секунды ее восторга Люциус остановился, но потом, когда первая волна схлынула, он снова дотронулся до клитора и продолжил ласкать его, призывая эту волну заново. И Гермиона отреагировала еще ярче: с глухим криком она забилась на кровати и схватилась за ладонь Малфоя, дарящую ей наслаждение. Снова и снова. Тело ее продолжало дрожать еще несколько секунд, потихоньку успокаиваясь. Наконец она опустила веки, а конечности стали вялыми и ленивыми от пресытившего их насыщения. Все еще закрыв глаза, Гермиона и крепко-крепко сжала руку, ласкавшую ее только что. — Спасибо… я… — но губы Малфоя сразу же заставили ее замолчать. — Войди в меня, Люциус… пожалуйста, пожалуйста, — умоляюще попросила она все еще с закрытыми глазами. Малфой же по-прежнему пристально вглядывался в ее лицо. — Ты точно хочешь этого? — Больше всего на свете, — она открыла глаза и оглядела его. Люциус все еще был одет, и пальцы ее тут же принялись возиться с пуговицами. Наконец-то совместными усилиями Малфой оказался раздет. Увидев его обнаженным, Гермиона приглашающее раздвинула ноги. И Люциус быстро опустился между ними, чуть отталкивая левую ногу в сторону и гладя ее по бедру. Потянувшись, она провела ладонями по его плечам, находя их сильными и удивительно гладкими, а задыхающийся рот немножко приоткрылся, как только Люциус коснулся входа во влагалище головкой члена. А потом медленно-медленно толкнулся вперед, наслаждаясь невероятно приятными ощущениями. Гермиона с силой сжала мышцы влагалища, чтобы попытаться заставить его продвинуться еще глубже. Почувствовав, как те туго обволакивают его плоть, Малфой закрыл глаза и глухой стон удовольствия, больше похожий на рык, невольно сорвался с его губ. Немного выйдя из нее, он чуть помедлил, а затем погрузился в это сочащееся влагой тепло еще глубже. И снова застонал, теперь его лицо исказила почти гримаса. Гермиона поняла, что он потерялся в ней и почувствовала счастье. Наконец-то, потихоньку он становился похож сам на себя… — Гермиона, — шепотом выдохнул он, замерев внутри нее. Она застонала от разочарования. Хотелось движения. Быстрого. Бешеного. — Пожалуйста… Люциус смотрел на нее сверху вниз и ощущал, как стенки влагалища мягко пульсируют вокруг его плоти. Втянув в себя воздух, он уткнулся лицом в нежную женскую шею. — Боги… идеальное тело… почему я не знал раньше?.. — она едва услышала эти приглушенные слова и провела пальцами по его спине, чувствуя на ней следы от длинных глубоких шрамов, будто выгравированных на коже. — Двигайся во мне, Люциус. Ну же! Двигайся! И он начал медленно размеренно двигаться, неуклонно наращивая темп и пребывая в явном восторге от бархатной хватки мышц влагалища, сладко охватывавших его. Потом рука потянулась вниз и снова скользнула к клитору. И это снова заставило Гермиону выгнуться, отдаваясь той блаженной волне, что яростно пульсировала в ней вокруг твердой плоти, продолжающей и продолжающей пронзать ее. Она была уже готова кончить во второй раз: до такой высоты желания он поднял ее тело, и теперь уже знала, что следующий оргазм будет еще более ослепительным, чем раньше. Она схватила Малфоя за плечи, пытаясь заставить его взглянуть на себя, но глаза его были закрыты. Казалось, эти монотонные движения словно бы переселили его в какой-то другой мир. Мир уже его собственного удовольствия. — Люциус… — жалобно простонала она, давая понять, что почти готова. Гермиона тяжело потянула его к себе и обхватила лицо ладонями. Люциус открыл глаза, что были затуманены удовольствием. Приоткрыв рот, он почти задыхался, но она чувствовала, как он по-прежнему сдерживается, не желая кончать. Приподняв голову, Гермиона крепко поцеловала его и откинула назад, все еще не сводя с нее глаз. Теперь его черты исказила нежность и, опустившись к ее уху, он низко и уверенно прошептал: — Вот теперь ты простила меня… Я чувствую это. Она выгнулась еще сильней, чтобы втолкнуть его в себя глубже, и покорно согласилась: — Вот и славно, что ты наконец-то понял это… Их глаза снова зажмурились, и на этот раз Гермиона поняла, что сдерживаться он больше не сможет. И оказалась права: Люциус толкнулся еще несколько раз, а потом челюсть его сжалась, в глазах вспыхнуло что-то ярко-серое, и он отдался собственному блаженству, нахлынувшему с такой силой, что с губ сорвался громкий гортанный крик. Он вошел в нее так глубоко, как только мог, и излился мучительно прекрасными и даже чуточку болезненными толчками. Этих нескольких мгновений хватило и ей. Услышав, что он кончает, Гермиона тоже рухнула в блаженный оргазм, и его последние конвульсии взорвали ее саму. Потом они долго молчали. Задыхающийся Люциус все еще лежал на ней и долго восстанавливал дыхание. И воздух, которым он дышал, казался теперь каким-то свежим и новым, словно он вдохнул его впервые в жизни. Гермиона продолжала крепко обнимать его за спину, изредка ласково проводя ладошками по позвоночнику. Наконец он скатился, продолжая молчать, а Гермиона направилась в душ. И когда она вернулась, вытирая волосы заклинанием, он тоже молчал. Она подошла к своей сумке. — Не уходи… — с тревогой попросил Малфой, явно опасаясь, что она собирается одеться и оставить его. Повернувшись к нему с улыбкой, Гермиона прижала палец к губам, чтобы заставить замолчать. Потом потянулась к сумке и достала ожерелье, расположив его на шее. После этого вытащила флакон с духами и мазнула кожу в самых чувствительных местах. Аромат, казалось, наполнил все ее существо. Наконец, последним она вытащила свиток пергамента «Гларориума Лоре». Затем подошла и встала рядом с кроватью, глядя на Люциуса с нежной улыбкой. Обнаженная, одетая лишь в его подарки. Люциус поднялся и встал на кровати на коленях. Руки его легко пробежались по ее телу: от живота до полушарий груди, коснувшись павлиньего пера. А затем он склонил голову к ее шее и глубоко вдохнул пьянящий аромат. И замер, наслаждаясь мгновением. — Между прочим, вы нагло солгали мне, мистер Малфой, — почти пропела Гермиона. — Надеюсь, тебя это не удивляет… ведь я только и делал, что лгал в течение долгих лет… — задумчиво протянул он в промежутках между поцелуями. — Но, клянусь, я не обманывал тебя в тех посланиях, что присылал вместе с подарками. — Хорошо-хорошо, будем называть это либеральным толкованием правды. — И почему же? — он все еще целовал ее шею. — Ты сказал на балу, что не пытаешься меня соблазнять. — Так я и не пытался. На балу. — Да… Но теперь мы здесь. — Слава Мерлину… — Согласна. — И еще… Сегодня… если кто и занимался соблазнением, так это одна маленькая ведьма, которой прекрасно известно об этом. Прижав его голову к себе, Гермиона рассмеялась. А потом обхватила его лицо ладонями: — Люциус, почему ты решил вымаливать искупление именно в это Рождество? — Потому что именно в это Рождество рядом с тобой уже нет мистера Уизли. Гермиона рассмеялась, снова вглядываясь ему в глаза. — Спасибо. — Не нужно. — Надеюсь, теперь всё? Больше никаких мучительных угрызений совести? — Не совсем. Но гораздо меньше, поверь. Он увлек Гермиону на кровать и навис над ней. И та даже не подумала остановить его. — Ты собираешься вернуться на работу в ближайшие дни? — тихо спросил Люциус, перебивая ее стон, когда пальцы снова коснулись клитора. Гермиона мельком подумала о законе, который нуждался в исправлении, и еще о куче пергаментов, которые она решила закончить до каникул. — Да так-то можно было бы… — невнятно пробормотала она. Люциус снова склонился к соску, а его набухший член чувствительно толкнулся ей в живот. Гермиона крепко прижалась к нему, ликуя от стона, слетевшего с его губ. Она уже опустила руку, чтобы теперь начать ласкать и его, когда еле слышно выдохнула: — Но, пожалуй, нет... Не вернусь. Ведь завтра все-таки… Рождество.