Семейные ценности

Все началось с несмешной шутки Дазая, прямо там, на чисто гипотетическом поле боя, на разбитой автоматными очередями пешеходной дороге. С Дазая, который оказался рядом и очень вовремя поставил блок, избавив Чую от нескольких сломанных ребер в сладкой перспективе. С Дазая, который в следующую секунду развернулся корпусом на сто восемьдесят градусов и, глядя в злые и темные глаза Накахары, сказал: - Поиграем в мафию, Чуя? А потом, внезапно ударив в живот так, что Накахара болезненно согнулся и закашлялся, заломил ему руку и со смешком добавил: - Мирные жители вычислили Мафию. Ты проиграл. - А ты заебал, - выплюнул Чуя и от всей души каблуком левого ботинка ударил в колено. Боковым зрением распознались красно-черные иглы Расёмона, Чуя дернулся вперед – запястье зашлось, пронизанное острой и резкой болью, Дазай остался позади, раздосадованный возникшем на горизонте Акутагавой. Взвизгнули колеса, запахло паленой резиной, и серебристый Мерседес на скорости влетел в столб. Чуя зажмурился, ожидая увидеть месиво, но из передней двери через разбитое вдребезги стекло вывалился Миязава Кенджи, возраст – 14 лет, рост – 158 сантиметров, вес – 53 килограмма, способность – «Не уступая дождю», в протертых и кровавых джинсах, весь шальной и дикий, со здоровым металлическим штыком в руках. За ним, из задней двери, деловито вышла Йосано Акико, детективный врач, возраст – 25 лет, рост – 166 сантиметров, вес – 52 килограмма, способность – «Не отдавай, любимый, жизнь свою». Блондинистый шкет подал ей руку – она не приняла. Расправила складки на юбке и белым платком вытерла дорожки крови, бежавшие до подбородка. - Мори-сан, - сказал Чуя в динамик, - еще трое эсперов ВДА – мелкий с нешуточной силой и женщина-врач. И ублюдок в придачу. Мори Огай цыкнул и, похоже, закурил. - Свой отряд подкрепления – на передовую. Сам – Акутагаву за шкирку, и только вместе с ним на четвертую временную базу. - Они их перебьют всех. - Не тронут. Напугают если только. Они пришли оценить ситуацию. Пацан – на случай нашей чересчур серьезной реакции. Женщина – страховка для него самого. В наступление они идти пока не собираются. - Стали бы они тогда оправлять его? – Чуя стиснул челюсти, нашел всполохи Расёмона где-то справа, просчитал, за сколько он доберется до Акутагавы, пока в голове не щелкнет, не взорвется что-то страшное, дикое и первобытное. И пока это же первобытное не поднимет его кулак и не дернет в сторону ухмыляющегося лица Дазая. - Чуя, - неприятно прорезался голос Мори. – Забирай Рюноске. И уходи. - Но силы- - Дазай пришел поиграть в вас, как в солдатиков. Избавь его от такого удовольствия. И Накахара рванул, в два счета, по гравитационным путям, увернулся от острого штыка, брошенного мелким из ВДА, схватил Акутагаву за жабо, притянул к себе, заглянул в дрожащие безумные зрачки. Встряхнул. Потом еще раз. Потом схватил за горло, приподнял над землей и швырнул в расколотый бурелом асфальта, чтобы привести в чувство. Ебаные красно-черные иглы смягчили падение, Рюноске зыркнул исподлобья, злостно и по-детски обиженно. - Четвертая база. Пулей. Сейчас. - Но здесь Дазай-сан. Разве нам не нужно- - Приказ босса. Живо. И Акутагава поднялся, стряхнул с плаща дорожную пыль и откашлялся. - Отлично. Рассредоточиваемся, как только прибудет подкрепление. Теряемся в толпе. Злость контролировать. На провокацию не отвечать, - спокойно и ровно сказал Чуя скорее для себя, чем для Рюноске, и, увидев первую форменную куртку, скомандовал: – Пошел. Первую линию подкрепления снесло почти сразу же огромным бетонным столбом, потянувшим за собой линии электропередач. В нос ударил запах жженого мяса – Чуя не обратил внимания, мысленно попросил прощения, забежал за красный Майбах, пригнулся. У задних колес торчала окровавленная голова одного из его людей: рот заходился в болезненной дрожи, в предсмертной агонии тряслись зрачки. Агент протянул к нему руку, такую же кровавую, как и этот красный Майбах, попытался что-то сказать, и Чуя выстрелил. Спасительная пуля в лоб – дань уважения от начальства. Чуя закрыл ему глаза. И побежал дальше. Перед тем, как запрыгнуть в свою машину, остановился, обернулся, съедаемый взглядом заинтересованных глаз. - Тебе не понравилась шутка, Чуя? – картинно спросил Дазай, чуть склонив голову набок. О, да, ему совсем, совсем не понравилась эта идиотская шутка, потому именно с нее все началось. - Не мудрено, - продолжил Осаму, запихивая руки в карманы бежевого плаща, - у тебя всегда были проблемы по части восприятия юмора. Чуя выставил вперед средний палец. Скорее даже не ради благородного жеста, а ради себя, ради фокуса на своем пальце, силуэт которого приходился ровно на середину тупого-тупого лица Дазая. Пришел поиграться, значит. Для кого-то война, а для кого-то – войнушка, так что ли? Да черта с два. - Обижаешь, - Дазай улыбнулся (Дазай всегда улыбался). – Я думал, что буду удостоен хотя бы вскинутой пушки. А потом, когда Чуя цыкнул, повел плечом и наконец-то услышал в динамике голос Акутагавы, четко проговаривающего координаты своего местоположения, Осаму добавил ему вслед: - Да ладно тебе, Чуя. Даже если шутка была дурацкой, мы же все-таки… мы же с тобой, Чуя, семья. Накахара замер. Перевести бы дыхание, но только так, чтобы придурок не заметил. Придурком называть его было крайне не профессионально. Если все летит в пизду, думай о профессионализме. Его-то у Чуи – хоть отбавляй, через края уже переливается. Профессионализм. Работа. Перед ним один из эсперов Вооруженного детективного агентства, ориентировки на которых капитаны отрядов зазубрили уже очень давно. Дазай Осаму, 22 года, 181 сантиметр на 67 килограмм, «Исповедь неполноценного человека». Для разогрева неплохо, прокрутить бы это в своей голове, заставить язык шевелиться за стиснутыми зубами. Дазай стоял напротив и как обычно пронзительно пялился. Никакая они не семья. Чуе бы вспомнить все ориентировки, охладить пыл и сбавить обороты, но все, что подкидывает его воспаленное подсознание, едва ли можно считать ценной информацией. Последняя сволочь, возраст – пропащий, рост – ебучий, вес – хуевый, способность – догадайтесь сами. - Пошел ты, - Накахара хлопнул дверью машины, посмотрел еще раз – последний – через опущенное окно. Возможно, его стоило бы закрыть, но было так душно, что начинала кружиться голова. И Чуя знал, что Дазай не выстрелит. Но Дазай, на которого он смотрел через лобовое стекло, вскинул руку и выстрелил. * Все всегда начиналось с Дазая – таким он был человеком. Открывающим звеном бесконечной цепочки на добровольно принятых кандалах. Чуя неделями пропадал на вылазках. От растворимого кофе на заправках по стандарту тошнить начинало на третий день. От маршрутов, ведущих от заброшенных покатившихся домов до полностью заброшенных кварталов, – еще раньше. Чуя сжал черную материю у себя в кулаке до состояния искрящейся и клокочущей сферы и метнул ее почти не глядя. Выбило окна соседних зданий и запахло кровью. Чуя цокнул – кажется, переборщил. Мелкие группировки, которые время от времени убирала Портовая мафия, большого интереса ни у кого не вызывали. Они были наглыми, слабыми и лезущими отовсюду, как тараканы. С ними не нужно было договариваться – их нужно было истреблять пачками, чтобы и без того неспокойный город по ночам мог сомкнуть свои усталые глаза. Проблема была не в силе – в количестве. Они набрасывались стайками, трусливо и непрофессионально, смешно. Мори сначала улыбался и указательным пальцем нарочито спокойно постукивал по дубовому столу в своем кабинете. Когда разбили Черных ящериц, отправив добрую половину в стерильные палаты госпиталя, он снял перчатки, скрестил руки в замок и не спал ночь – думал. Придумал не много – на следующий день подорвали мафиозный товарный лайнер в порту. Мори усмехнулся. Одернул кружево на платье у невеселой Элис и вежливо приказал: - Чуя, мальчик мой, хватит отсиживаться в канцелярии. Его мальчик умел уничтожать, дважды просить было ненужно. Занося руку над последним оставшимся в живых эспером, он подумал о свидетелях. Скажет ли эта собака своим дружкам убираться, если Чуя сейчас развернется на пятках и пойдет подальше от соленой воды и ледяного у пирса ветра? За спиной что-то качнулось, и Накахара напрягся, прикидывая, сколько пуль у него еще есть в обойме. - Расслабь плечи, - раздался женский голос позади него. – Сомнения? Чуя взвел курок и оскалился: - Не смеши. Мафия никогда не оставляла свидетелей. - Я вызвала отряд зачистки, - сказала Коё, подходя ближе. Глаза, подведенные чем-то розовым, были прищурены. Чуя выдохнул, размял шею и подумал, что ему просто необходима горячая ванна. Как же он ненавидел море и соленый воздух. - Спасибо. Вечерняя прогулка? – спросил он, сбрасывая с плеч рваный и пыльный пиджак. - Мы ведем переговоры с Агентством. Мори снова хочет заставить тебя использовать это. - М-м. И они замолчали вдвоем. Коё подкурила одну свою тонкую, вишневую. А Чуя тонкие и сладкие не любил. Солнце над водой отражалось в спокойных волнах, совсем-совсем красное гасло в них, обжигаясь. Бетон под ногами был теплый и отчего-то казался мягким и воздушным. Ноги предательски хотели подкоситься и уронить тело своего хозяина. Чуя, если честно, был бы не прочь развалиться прямо здесь, на земле, рядом с ненавистным ему морем, и лежать вот так, ничего не ожидая, без единой мысли в голове. Но рядом, по правую руку, стояла Коё, а Коё могла, умела и, что самое главное, любила отвешивать ему подзатыльники. Поэтому он стоял, с ровной спиной и на уставших одеревенелых ногах, для которых даже брюки сейчас были тяжелыми, вдыхая чуть сладкий запах вишневого сигаретного дыма. - Ты ради этого сюда пришла? Чтобы рассказать про Агенство? – спросил Чуя, немного погодя, восстановив дыхание. В вопросе его проскользнуло еле уловимое и обидное: ты из-за Дазая сюда пришла, ты считаешь меня совсем ребенком? Коё бросила окурок в золотистую воду. - Нет. У меня вечерняя прогулка. Сегодня красивый закат. Чуя выдохнул рефлекторно, как после крепкой затяжки. Да, памятный был в тот вечер закат. * Если начинаешь войну, то позаботься о возможном подкреплении. Заручись поддержкой и жди нужного момента, чтобы устроить засаду. И, когда останешься один на один с жертвой, преградив ей путь назад, позволь своему союзнику выскочить из густой зелени и наброситься на нее. - Я должен сотрудничать с кем? В реальности все обстояло не так просто. Дазай выделывался уже около получаса, картинно спорил и закатывал глаза. Иди-ка ты нахуй, подумал Чуя и залез обратно в машину, хлопнув дверью так, что Осаму с вызовом уставился в лобовое стекло, ухмыльнулся. Театры он никогда не любил – Дазай каждую секунду своей жизни вел себя так, как будто находился на сцене, как будто за ним всегда следили тысячи пар глаз. Коё не наврала тогда – их снова натравили друг на друга, как собак с пеной на клыкастой пасти. Во имя сохранения спокойствия в Йокогаме, разумеется. Во имя мира, добра и всего святого. Звучало это, конечно же, по-смешному нелепо, вызывая то ли рвотные позывы, то ли истерические настроения. С ними точно кто-то играл – бог ли, дьявол ли, все одно и то же, если дело касается их совместной работы. С ними шутили – играли – высшие силы, тайные заговоры, Вселенные. Мори и Фукудзава – если обходиться без словесной патетики. С ними шутили, а они подчинялись – сквозь сцепленные зубы в случае с Накахарой. Сквозь театральные перфомансы в случае с Осаму. Врагов держи еще ближе, постоянно твердила Коё – жестами, холодными, невесомыми прикосновениями на плечах, грузными взглядами, чуть нахмуренными бровями. Полезно будет. Следуя этой логике, им нужно было врасти друг в друга, пренебрегая известными основами такта, жить вместе, спать под одним одеялом, пить из одной кружки. Чуя уважал свое личное пространство, а еще больше – личное пространство, не отягощенное Дазаем Осаму. Чуя вообще уважал почти все, что не касалось Дазая и его суицидальной философии, шелестящих плащей и вьющихся волос. И всех его издевательских гримас, которые сейчас можно было лицезреть через лобовое стекло: закатанные глаза, небрежные взмахи кистями, покачивания вперед-назад. - Сдохни, а, - скорее устало, чем злостно, выдохнул Чуя и сполз по сидению вниз. Сзади копошилась Элис, которую Мори оставил в машине. Она перелистывала страницы какой-то книги и что-то бормотала себе под нос. Это заполняло тишину, было даже отчасти приятно делить свое временное убежище с кем-то. Кое, стоящая позади Огая, обернулась на какие-то пару секунд через плечо, столкнулась с глазами Накахары, еле-еле проглядывающимися за изогнутой линией руля, и, наверное, цокнула. Губы у нее слегка искривились, а потом она мгновенно отвернулась. - Душу не трави только, - сорвалось недовольное и разочарованное. - Братишка? – аккуратно позвала Элис, просунувшись между передними сидениями с цветными карандашами в руке. - Мм? - Зачем сам с собой разговариваешь? - Соскучился по высокоинтеллектуальным беседам. Чего тебе? - Это из-за Дазай-сана? Все, блять, в этом ебучем мире из-за Дазай-сана, девочка, давай договоримся, давай, если литосферные плиты разойдутся, мы даже не вздрогнем, потому что будем знать наверняка, кто стал этому виной. Пожмем друг другу руки, чтобы заключить негласный договор? - Лицо у тебя страшное, - сказала Элис и ткнула розовым карандашом в нагрудный карман пиджака Чуи. - Что? - Лицо твое. Страшное какое-то. Боишься Дазая? Чуя расслабил плечи и выхватил из тонких девчачьих пальцев карандаш. Сжал в ладони, на всякий случай. - Не смеши, а. Кто этого клоуна вообще боится? Элис приложила указательный палец к розовым губам, изображая очень сложный мыслительный процесс, потом посмотрела своими глазищами строго и совсем не по-детски, мол, кто из нас двоих тут уже напивался в говно, и сказала: - Мори боится. И ты боишься. Знаешь, почему? – девчонка выхватила карандаш из расслабленных пальцев и продолжила: - Потому что в любой момент он может сделать вот так. И она приставила этот сраный карандаш, даже не остро заточенный, господи, карандаш, к его лбу, как дуло пистолета. Чуя замер – дыхание перехватило. Сглотнул. А потом она, эта девочка, с удовольствием извращенного садиста, улыбнувшись, прошептала: - Бах! Машинная дверь прямо за тонкими плечами Элис щелкнула и открылась. Накахару слегка передернуло от неожиданности. Когда на пассажирское место спереди влез Дазай, тряхнуло его уже от злости, неосознанно и совершенно неоправданно. - Привет и пока, братишка, - бросила Элис где-то на периферии и хлопнула задней дверью. Чуя смотрел в лобовое стекло в надежде, что автомобили Детективного агентства, в которых постепенно исчезали эсперы, разгонятся и влетят в них, даже не пытаясь увернуться, протаранят их, прижмут к стене, оставив на память окровавленные подушки безопасности и стекольное мелкое крошево. Лучше один раз испытать это всем своим телесным естеством, чем на протяжении энного количества времени ощущать это метафорически. Раз за разом. Автомобильные катастрофы, пожарища, ураганы – это Дазай Осаму открывает рот, чтобы начать диалог. Но ничего не случилось. Стройный ряд машин, сверкнув фарами, объехал их слева. Дазай потянулся к радио своими перебинтованными пальцами и спросил: - Разрядим обстановочку? - Руки убери. От моей машины. - Ты что, все еще не простил мне ту самодельную бомбу в бардачке? - Ебать. - Чуя. - Выйди и сдохни за дверью. - Тебе нужно немного хорошей музыки, чтобы расслабиться. - Руки, сука. - Ладненько. Я уважаю твои просьбы, напарник. Чуя взвыл, опустив голову на руль. - Охуеть. Серьезно? - Ну, мы же все-таки семья. Как же у него дернулись пальцы. * Разумеется, они потрахались. Потянулись друг к другу одновременно, едва перешагнув порог квартиры Накахары, резко, как будто кто-то дернул за рычаг. Снесли несколько вешалок в прихожей и, не дойдя до спальни, рухнули на жесткий клетчатый диван. Это сродни круговороту жидкостей в природе. Как одна вода - грунтовая ли, морская ли - всегда течет к другой, так и они - без сожалений и размышлений, друг к другу. В горящие здания и в номера дешевых мотелей. С пятнадцати лет, если не раньше. Кто вообще обращает внимание на время, тем более на прошедшее? Дазай навис сверху, жесткие пружины под ним скрипнули, провалились. Чуя пальцами зацепился за раскутившуюся на запястье полоску бинта, потянул его, Дазая, на себя. Его, тяжелого и теплого, посланного на все возможные направления буквально полчаса назад. Будь они предложением в рабочем документе, компьютер несомненно подчеркнул бы их красной волнистой линией. Будь они безделушками массового производства, их бы несомненно списали как дефектных. Будь бы они стихами, это была бы самая бездарная, но самая продаваемая в мире поэзия. Как это было до отвратительного хорошо, как это было до восхительного ужасно. И как Чуя от всего этого шарахался, как избегал, как ненавидел и презирал, но раз за разом сдавался, даже не пытаясь оказать сопротивление. - Я люблю тебя, - сказал Дазай после, первым потянувшись за сигаретами. Он всегда рано или поздно говорил это. - Любовь - ошибка, - ответил Чуя, чиркая зажигалкой у лица Осаму. Тот затянулся, и сигаретный дым повалил через его ухмылку. - Сколько пафоса на такого маленького человечка. Накахара никак не отреагировал, поерзал на лопатках, укладываясь поудобнее. Было душно, очень хотелось открыть окно или выйти на балкон босиком, но Дазай прижимал его всем телом к спинке дивана, и было так спокойно, так тихо, что двигаться совсем не хотелось. - Почему? - спросил Осаму, вложив наполовину выкуренную сигарету в чужие пальцы. - Что? - Почему ошибка? - Потому что ты ошибочное говно. - Ассоциируешь со мной любовь? - Ассоциирую с тобой все свои хуевые решения. - Как это романтично. Романтичности в этом было, как в идущем на дно Титанике или падающем боинге, но спорить Чуя не стал. Разглядывая исполосованную красными отметинами грудь Дазая, он сравнил ее с листом, разлинованным для морского боя. В юности они часто коротали за этим свободные часы совместных заданий. И каким только образом в его воспаленном мозгу зародилась такая метафора, ясно не было. Он мысленно прочертил тонкую линию от бордового выпуклого шрама на животе к рельефному ожогу под левой ключицей и рвано выдохнул. Осознание догнало немного позже, когда Дазай переплел его пальцы со своими и коротко поцеловал косточку на запястье. Это с отвратительной точностью было похоже на морской бой. Не было разницы - без Дазая или вместе с ним. Чуя всегда оказывался раненным. * Они редко засыпали вместе, еще реже - лицом к лицу, в объятиях друг друга. Дазай всегда уходил первым, еле-еле щелкая дверными замками. Чуя никогда не надеялся увидеть его утром. Но на этот раз они выступали ровно в два часа ночи, бессмысленно было брать такси. Будильник прозвенел за полчаса. Чуя потянулся к валяющемуся на полу телефону почти сразу - ему так и не удалось заснуть. - Вставай, - сказал он в пустоту комнаты и ткнул Дазая в ребра. - Встаю, - мгновенно раздалось слева. - Не спал? - Засыпать с тобой под боком опасно. - А как же все разговоры о том, что мы семья? - Близких людей бояться нужно в первую очередь. - Это мы-то близкие люди? Дазай ничего не ответил, только развернулся к Чуе лицом, носом ткнулся в щеку. Чуя скривился, изобразил рвотный позыв, но в темноте ничего не было видно. Уже на выходе, стоя напротив узкого зеркала, Дазай заметил: - Миленькая квартира. - Знаю. - Не жалеешь, что скоро здесь все перероют в поисках ниточек, ведущих к Портовой мафии? - Издержки профессии. Что у тебя с лицом? - Мм? - Выглядишь так, как будто знаешь что-то наперед. Дазай улыбнулся. - Я всегда знаю что-то наперед. * Неделю спустя Чуя открыл глаза в госпитале. В голове стучало, как под колесами поезда, и ужасно саднило правое плечо. Он попытался подняться, но его тут же осадила Кое, появившаяся из ниоткуда. Надавила на и без того болезненные места с холодным безразличием. Чуя невольно вскрикнул, вновь опустившись на белые простыни. - Говори, - еле слышно сказал он, переведя на нее злые глаза. - Нас подставили. - Кто? - Агентство. - А на самом деле? - Чуя. - Мори же не идиот. Он бы не согласился, не проверив все. - Чуя. - Неужели нельзя строить планы попроще? Планы, исключающие меня в палате. Как вариант. Кое устало потерла переносицу. Только сейчас он заметил ее осунувшееся лицо. Она повторила, на выдохе, мол, какой же ты ребенок, стрелять научили, а рассудок к этому всему добавить забыли: - Чуя. - Ну что еще? - Ты никогда не думал, что одна из противоборствующих сторон однажды должна одержать победу? Ровно как одна несомненно должна проиграть. Чуя уставился на нее, как на врага всего рационального. Выводы были интересные, конечно, жаль только, что лишенные всякого смысла. По-детски звенело в висках: Мори же не идиот. Портовая мафия не идиоты. И сама Кое не идиотка ни разу. Почему тогда сейчас она смотрит так затравленно, так, как будто их на самом деле прижали к стене и с минуты на минуту должны были разорвать, как старую больную шавку. Не надо толкать ему речи о победителях и проигравших. Не в этом случае. В любой войне есть победители и проигравшие, но кто объявлял военное положение? Кто делил их на добро и зло? Кто его, Дазая, определил в лигу мира во всем мире? - Кое, - начал он, отвернувшись к стене, не собираясь продолжать разговор. - Ты никогда не думал, что Дазай на самом деле может тебя убить? В памяти совершенно некстати всплыла малявка Элис с розовым карандашом, приставленным к его лбу. Бах. Близких людей нужно бояться в первую очередь, да? * Именно поэтому все началось там, на чисто гипотетическом поле боя, после того, как Акутагава сообщил свои координаты в динамик, после того, как Чуя выставил вперед свой средний палец Дазаю, после того, как тот опять назвал его своей семьей, а Чуя, отмахнувшись, залез в машину и не закрыл окно, потому что чутьем знал, что Дазай не выстрелит. Но Дазай, на которого он смотрел через лобовое стекло, вскинул руку и выстрелил. Кое бы от души посмеялась. Смотри, мой хороший, это то, о чем я говорила в то время, когда ты отворачивался к стеночке. Смотри, как хорошо получилось: я права, ты наказан. Когда пристрелят меня, посмеемся над этим вместе. Чуя открыл глаза через пару секунд. Пуля пробила стекло ровно по центру - от дыры тянулась тонкая паутина трещин. С задних сидений знакомо потянуло кровью. Чуя машинально поднял глаза на зеркало заднего вида - свежий труп с пулей, вошедшей между седых бровей. С пистолетом в руке и с указательным пальцем на курке. Какая благодать. Какое восхитительное блядство. Его бы наверняка тряхнуло от страха или от злости, если бы это не было так смешно, так глупо и так абсурдно. Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера. И он засмеялся, откинувшись на сидение, наблюдая как сзади из морщинистого лба вытекает густая алая дорожка. Дазай плюхнулся справа, вытер кровавые пальцы о светлый плащ, потянулся за поцелуем, но Накахара дал ему в челюсть. - Я вообще-то жизнь тебе спас. - Это за прошлый раз. - Я приносил тебе в больницу цветы. - Какая мерзкая и лживая история. - Я бы назвал ее романтичной. - Сейчас мы наберем скорость, и я выброшу тебя из машины. - Это вряд ли. Мы же все-таки семья. - Да нихуя. И Чуя вжал педаль газа в пол. Хотелось спросить то, о чем не так давно спрашивала Кое. О победителях и побежденных. О возможности в теории быть убитым рукой, которая время от времени тянулась к ширинке брюк. Язык почему-то только слабо толкнулся о зубы - и ничего больше. Дазай высунулся из окна, выстрелил назад, в стройный ряд серых машин, движущихся прямо за ними. - Тебе так голову снесет раньше. - Идеи? - Граната в бардачке. - О, детка. - Иди на хуй. Дазай оторвал чеку. Сзади громыхнуло, а потом их накрыло волной темно-серого дыма. - Я бы тебе отсосал - так воинствующе ты сейчас выглядишь со своими растрепанными рыжими патлами. - Не уверен, что это будет по-семейному. Из уст Чуи звучало это еще хуже, чем из уст Дазая. По-семейному у них могло быть только негативное - разводы, побои, черное пьянство, убийство на почве ревности. Кем они были друг для друга в семейной иерархии - мамой, папой, которые гладили по голове и давали деньги на обеды в школе? Братьями или сестрами, которые закрывали друг друга в туалете? Мужьями или женами, которые ужинали вместе каждый вечер? Любовниками образцовых мужей и жен? Дядями и тетями, появляющимися только на праздники? Крестными? Чуя ни разу не был крещеным. Дазай оказался как-то совсем рядом - припал к шее, носом потерся о подбородок. Какая семья, подумал Накахара. Не оскверняй собой, мной, нами хотя бы это, догнало следом. На судный день оставь хоть один козырь в рукаве, прибило сверху, как по крышке гроба. - Чуя, - позвал Дазай. - Мм? - У каждого свои семейные ценности. И взял в рот.