Платье

Ньют вздрагивает. Чужая ладонь ложиться на взлохмаченные волосы, мягко, даже ласково поглаживая по затылку. Ему уже не кажется это ненормальным, аморальным и неестественным. В какой-то момент стеснение, презрение к самому исчезло. Стоило лишь надеть атласное, белое платье... - Посмотри на меня, Ньютон,- мягко сказал Геллерт, поглаживая подбородок мужчины большим пальцем. Нескладный даже в свои года, он больше походил на юношу, только вступившего во взрослую жизнь, полную тягостных решений и ответственности. Однако именно это и нравилось Гриндевальду в младшем Скамандере. Его былая беспечность ушла, стоило подолу зашуршать по персидскому ковру. Он преображался, стоило окутать неспокойную, стеснительную душу в кружевное бельё. - Тебе так идёт белый цвет, Ньютон,- шепчет светловолосый мужчина, опуская вторую ладонь на чужое бедро. Ткань шуршит, приятно лаская слух. Тело под ним содрогается. Желание потеряться или забыться уже не так печет глаза, заставляя лишь прикрыть глаза и отдаться. И это тоже нравится Геллерту. - Я рад, что вам нравится, сэр,- слышится тихий ответ. Голос надломлен. Пальцы хватаются за последнее напоминание о реальности - хрупкие рукава платья, что свисают по плечам изящным водопадом белоснежной ткани. Он уже не помнил, когда пытки перешли в нечто своеобразное - изощренное. В один момент ему позволили покинуть зловонную камеру где-то под Нурменгардом, выделили комнату и заставили привести себя в порядок. После - одежду. То чёрное, коктейльное платье до сих пор снится Ньютону во снах, приобретая нечеткие очертания дементора, высасывающее из него остаток рассудка и сил. Тесеус мёртв. Тина содержится во французском посольстве уже с месяц. Чемодан безвозвратно сожжён: зелёное пламя унесло с собой не только всех волшебных существ, нашедших дом в этом, на первый взгляд, маленьком предмете гардероба, но и смысл жизни для Ньютона. Он не согласился. Геллерт решил не церемонится - сжёг его. Тело. Душу. То, чем кудрявый маг дорожил больше всего. - Повернись ко мне спиной, Ньютон. Вновь шёпот. Спокойствие, с которым говорил Гриндевальд, не внушало доверия. Ощущения притуплялись. Скамандер помнил ощущение Империо - тон мужчины в точности напоминали ему легкость в теле, жар, стоило исполнить желание темного мага, наложившего его. Дурман и не иначе. Синее пламя, в которое однажды вступила Куини, таило в себе те же чары. - Ты такой нетерпеливый... Насмешка. Ньютон сжался, сжимая светлую ткань в руках, царапая короткими ногтями плечи. Шрамы жгло под кожей. Ещё больше жгли горячие губы, спускающиеся поцелуями по позвоночнику ниже, останавливаясь на застежке платья. Геллерту нравился теплый персиковый цвет помады. Мягкий, ненавязчивый и не вульгарный, он прекрасно смотрелся на пухлых губах Скамандера. - Сильней... Отрывисто говорит Ньют. Чужие пальцы сильней стискивают белую ткань платья и узкие бедра юноши. Он отдается Гриндевальду с тем же энтузиазмом и пылом, с которым тот когда-то ухаживал за своими "домашними" питомцами. - На колени. Светловолосый мужчина откидывается на спинку кресла, обитого темно-синим бархатом. Губы дрогнули. Взгляд полный боли и отчаяния. На темно-голубой радужке до сих пор плескалась надежда, желание справедливости. - Живей. Подол платья легким шорохом шелестит по полу. Империус не нужен. Хватает единственного слова "Тина", чтобы Ньютон приник грудью к коленям Геллерт, положил дрожащие ладони на его колени и сделал то, что от него требуется, размазывая помаду по лицу.