Они сказали, что когда ты встречаешь любовь всей своей жизни, время как будто останавливается. И это правда. Но они не сказали, что потом время летит слишком быстро, что не удержать. — Тим Бёртон
После того, как ночная смена подходит концу, Чон Хосок направляется в сторону знакомых многоэтажек. Отсутствие сна даёт о себе знать, отчего тот неуклюже спотыкается на ровном месте, попутно протирая глаза. Он проклинает всё вокруг, слабо встряхивает головой, и недовольно морщится от прохладного декабрьского воздуха. Как ни старайся, а Чону старшему всегда было трудно определить приход зимы. Единственное, что напоминает о ней — это чертовский холод, проникающий в каждый уголок открытого тела и ненавистный всеми гололёд. Парень ускоряет шаг, потому что костяшки на его руках заметно покрылись алой корочкой. Ещё немного — и руки начнут зудеть от боли, напоминая бедолаге о том, что пора наконец купить себе перчатки. И шапку, желательно вязаную, чтобы защитить уши от переохлаждения или от чего пострашней. Тем временем над горизонтом медленно, но уверенно восходит солнце, тускло освещая спящий город. Хосок незначительно замедляется, лениво приподнимая глаза к небу, чтобы поприветствовать старого друга. Лучи горящего шарика давно перестали греть серую землю и оттого на душе Чона становится по-особенному тоскливо. Он не любит холодную пору, ненавидит мёрзнуть и терпеть не может простуду. Минуя пару кварталов, Хосок замечает, как из-за угла жилого коттеджа, скромно выглядывает неприметное здание серого цвета. Он останавливается на полпути, выискивая глазами знакомое окно. После чего тяжело выдыхает, пряча руки в карман бежевого и местами потрёпанного пальто. Свет за окном вновь не горит. Впрочем, это уже стало для него нормальным явлением. Владелец квартиры уже больше месяца не покидал свою комнату. Предпочитал сидеть в кромешной темноте, изредка посещая кухню для того, чтобы наполнить свой пустой желудок остатками давно испорченных блюд. Чон перешёл на бег, предчувствуя очередную беду. Либо это усталость так плачевно сказалось на его слабой психике, либо в нём неожиданно проснулось шестое чувство, предупреждая того об опасности. В любом случае, за пару секунд Хосоку удалось преодолеть небольшой дворик, пулей ворваться в подъезд, и через две минуты уже стоять возле двери квартиры с нереальной одышкой. Утренние пташки, спускающиеся по лестнице, в ужасе шарахались от незнакомца в сторону, большинство из них, не брезгуя, плотно прижимались спиной к холодной стене, не отрывая от Хосока подозрительный взгляд. Пусть Сеул и казался безопасным городом, но и в нём хватало дураков. Чон это понимал, как никто другой, потому что работал с такими интересными личностями не первый год, и поэтому постарался из-за всех сил выдавить дружелюбную улыбку, проговаривая вполголоса. — «Всё хорошо! Я к другу», — получая в ответ косые взгляды жильцов и пару ласковых. — Чон Чонгук, тебе лучше по-хорошему открыть мне дверь! Бабуль, да не взломщик я! Я к другу пришёл, к другу! — С раздражением прикрикнул тот, зажимая пальцем дверной замок, не думая даже о том, чтобы прекратить уворачиваться от женской сумочки. Старушка ещё пару минут воевала с наглым, по её мнению, преступником, но возраст взял своё и женщина неохотно отступила, бросив напоследок гневное. — «Я тебя, кучерявый, запомнила». Хосок, конечно, мысленно перекрестился, попутно вспомнив все молитвы, о которых он знал и даже те, которые никогда не слышал прежде. Но был искренне благодарен ворчливой старушке за её боевой характер. С такой соседкой младший мог спать спокойно, ведь ни воры, ни взломщики, ни даже пожар не посмели бы близко подойти к злосчастной квартире. — Йа-а! Приятель, я выломаю её к чертям собачьим, если ты продолжишь меня игнорировать. И он не шутил, Чон всерьёз был готов её выбить с ноги, если бы вдруг не услышал знакомое шуршание, раздающиеся за дверью. Шумный гость заставил себя расслабиться, торопливо поправляя мятую одежду на себе, пока хозяин квартиры копошился внутри. Ему хватило пару минут перед тем, как дверной замок звонко щёлкнул. Дверь послушно приоткрылась, а после перед ним предстал мальчишка в чёрной толстовке с длинными рукавами, тянувшийся до самых колен. Старший недовольно оглядел его со всех сторон, громко цокнув языком. Внешне Чонгук напоминал ему живого мертвеца. Человек, который больше не желал жить, но и умереть просто так не мог. Его неестественная худоба, болезненный оттенок кожи и огромные тёмные круги под глазами заставляли Хосока чувствовать себя крайне виноватым. Он, как никто другой, был обязан присматривать за Чонгуком, приложить больше усилий для того, чтобы оберегать и защищать негодника. Но в итоге получилось так, что паренёк, в конце концов, оказался брошенным, подобно маленькому котёнку. — Это опять Вы. — Прохрипел малец вполголоса, впустив товарища внутрь. Старший не стал ничего говорить, он привык слышать от мелкого подобные заявления. Раньше это не на шутку настораживало, но позже Хосок смирился, позволяя тому обращаться к нему так, будто он был не единственный гость в его доме. — Ты ел? — Угрюмо поинтересовался Чон старший, закрывая за собой дверь и разыскивая глазами включатель. Мальчишка отрицательно мотнул головой, лениво удаляясь в спальню. И не придумав ничего лучшего, Хосок принял решение, послушно следовать за ним, нежели стоять в коридоре, в поисках света. — Не думаешь, что это уже слишком? — О чём ты? — Чонгук сел на кровать, отчего та заметно прогнулась под весом. Благодаря уличному свету, проникающий через единственное окно в комнате. Старшему представился шанс взглянуть на всё ещё сонного Гукка. Мальчик широко зевнул, после чего слабо улыбнулся, поймав на себе два осуждающих глаза. — Ты про свет? Так у меня его давно нет. Я перестал платить за электричество с тех пор, как переехал. — Дело вовсе не в свете. — Отчеканил Хосок, скрестив руки на груди. Он чувствовал вину и бесконечную жалость перед Чоном, но если он однажды вздумает раскрыть свои истинные чувства, то мальчишка вряд ли станет их принимать. Он скорее всего, взбесится ещё сильнее, навсегда закрывшись в себе. — А-а-а, ты об этом? — Младший указал пальцем на пустые банки и упаковки из-под чипс, находившихся под его кроватью. Виновато пожав плечами, тот торопливо накинул плед, дабы скрыть свой беспорядок от недовольного гостя. — Признаю, согрешил. Больше не буду есть эту дрянь, хён. — А позже добавил с хитрой улыбкой на лице, потирая ладони. — А если и буду, то приложу все усилия, чтобы ты об этом не узнал. Выглядел Чонгук вполне здоровым, но это была всего лишь иллюзия. Он, как и всегда, отыгрывал роль типичного домоседа, который всем нутром ненавидел выходить за пределы дома, и, видимо, ему это было по душе. Малец мог обвести вокруг пальца кого угодно, даже родную мать, но только не Хосока. Парня, который был знаком с ним ещё с пелёнок. — Я понимаю, что ты чувствуешь, но люди продолжают жить дальше, Чонгук. — Начал тот, осторожно присев на кресло. Его глаза ещё не до конца привыкли к темноте, поэтому ориентироваться в пространстве было довольно-таки затруднительно. — Ты тоже должен жить. Найти работу, обзавестись, в конце концов, любящей девушкой… — Хосок замолк на долю секунды, потому что успел поймать на себе недовольный взгляд собеседника. — Да, прости. Я хотел сказать любящих друзей. Ведь я не смогу постоянно проверять тебя, понимаешь? Не смогу контролировать твои действия. — Я не помню, чтобы просил тебя наниматься ко мне нянечкой, хён. — Холодно заметил тёмноволосый, а после устремил свой взгляд на полупрозрачную фигуру, молча стоящую позади старшего, злобно буркнув. — Тебя я тоже не звал. Хосок почувствовал, как по всему телу мимолетно пробежался вихрь мурашек, а в горле застрял тяжёлый ком. То ли от страха, то ли от жажды. Впрочем, какая теперь была разница? Видеть такого серьёзного Гука было чем-то невероятным, чем-то особенным и неземным. Как человек способен измениться внешне и эмоционально всего за пару мгновений? Как из мальчишки, горько рыдающего по ночам в подушку, он без проблем мог стать причиной девичьих слёз? Хосок потерял рассудок, пока мысленно проводил невидимые линии, рассуждая о своём. И только благодаря чонгуковскому голосу он, наконец, вышел из своего транса. — Для чего ты это делаешь? Зачем приходишь сюда? Старший опешил, но быстро нашёл, что ответить. Ему ни раз приходилось практиковаться с зеркалом, предчувствуя однажды подобный разговор. Правда, разговаривать с самим собой было куда проще. — Ты бы поступил точно так же. — Да, но… — Лучшие друзья в беде друг друга не бросают, забыл? — Подхватил Хосок, хлопнув в ладони. — А если такое случится, наши матери не простят и устроят между собой Третью Мировую. Чонгук усмехнулся, неохотно согласившись с его словами. Пообещав позже, что обязательно покончит со всем, как только наберется сил. Чон старший с недоверием прищурился, но смирился с его решением, намереваясь отчитать мелкого за другие проступки. Например, за невообразимую свалку в комнате, которую он умудрился развести за каких-то пару дней; за просроченную еду в холодильнике, которая уже покрывалась аккуратным мхом с обеих сторон; или хотя бы за то, что микроволновая печь, подаренная совсем недавно, лежала сейчас на балконе с выбитым стеклом. — Я говорил, что не люблю технику. — Скороговоркой произнёс брюнет, отбежав в сторону. — Да и мне нравится есть холодную пищу. Знаешь, хён, вкус неповторимый. Старший в ответ лишь странно покосился, но говорить ничего не стал. По крайней мере, сегодня.***
Хосок уже стоял в коридоре, обуваясь, как неожиданно услышал от хозяина дома. — «Ты останься». — Рыжий вопросительно взглянул на друга, изогнув бровь, но тот лишь в спешке отмахнулся, мягко улыбнувшись. — Не ты, хён. — Чонгук… — Новостей нет? — Быстро перебил его приятель, неуверенно почёсывая затылок. Его кроличьи глазки нервно бегали из стороны в сторону, а устоять ровно на месте ему было крайне затруднительно, поэтому он всячески переставлял ноги или же покачивался с места на место. — Ничего нового не узнал? Хосок отрицательно мотнул головой, отчего пару светлых прядей заслонили тому глаза. Стараясь зачесать их обратно, старший заметил то, как от его ответа, помрачнел в лице мальчишка. Чонгук, пусть и старался показаться сильным, но даже у него был свой предел. Ким Тэхён — был и будет его единственным школьным другом. Тем самым особенным человеком, с которым он проводил больше всего времени наедине. Ким был его опорой, лучиком надежды и просто приятным парнем, умеющим украсить серые будни одним лишь только своим присутствием. Но теперь ни Тэхёна, ни его странных выходок, даже глупых, казалось бы, детских шуток и громкого смеха, разбудившего однажды целый район — ничего из этого не существовало. Его нет, как не погляди. Его не отыскать, как бы сильно ты не старался. Он исчез, будто его никогда и не было. И Чонгуку от этой мысли невыносимо больно, он мечтает вырвать себе сердце, избавиться раз и навсегда от чувств и навеки позабыться где-нибудь в сырой земле. Мысли о парне, заполнившим собой когда-то огромную дыру в чонгуковской груди, заставляли того буквально сжиматься в крохотный комок, проклиная всё вокруг. А слова, сказанные в тот роковой вечер, всё чаще побуждали Чонгука грызть локти от нечеловеческой тоски. Он потерял друга, нет, он, бесспорно, потерял того, кого любил. Хосок, конечно, не признавал подобные чувства, искренне не понимал их, но ради своего приятеля он мог бы смириться с чем угодно, лишь бы ещё раз увидеть ослепительную улыбку на лице мальчика. — Мы найдём его. — Уверил его старший, слабо хлопнув того по плечу, чтобы пусть и на секунду, но подбодрить мальца. Чонгук машинально кивнул, намертво уставившись в пол. Он бы всё отдал, чтобы отыскать Тэ, который пропал без вести, когда машина его родителей угодила под грузовик. — Живым или мёртвым. — С трудом выдал Хосок, и Чонгука от этих слов передёрнуло. Он не знал, не хотел знать, что с ним станет, узнай он когда-нибудь о гибели Тэ.***
— Ну-у? — Рассержено протянул Чон, когда дверь за Хосоком окончательно закрылась и за ней послышались удаляющиеся шаги. — Чего тебе нужно от него? Какого чёрта ты таскаешься за ним по пятам, словно утёнок за мамой? — Мальчишка замолк на пару секунд для того, чтобы перевести сбившееся дыхание, а после продолжил не изменяя рассерженный тон. — Неужели тебе, придурку, неизвестно то, что из-за твоего присутствия рядом ему станет только хуже? Чонгук пусть и старался говорить спокойно, сдерживая в уздах звериную ярость, но срывающиеся нотки в голосе напрочь выдавали с потрохами его истинный настрой. Он так сильно напрягся, отчего вена на лбу заметно взбухла, а уши заполнил неразборчивый шум. Мысленно досчитав до десяти, Чон осторожно обернулся лицом к объекту своей ненависти. В паре метров от него стоял полупрозрачный фантом молодого пацанёнка с ярко-рыжей шевелюрой на голове. Точно такой же, как и у Хосока. Но, в отличие от Чона старшего, волосы мальчика были гораздо ярче. Он стоял неподвижно, словно статуя или застывшая картинка высокого качества. Даже его кукольное лицо не выражало ни единой эмоции, будь это жалкая досада или разочарование. Он по-прежнему стоял, словно застывший, изредка переводя потухший взгляд то на лицо разъярённого Чонгука, то на его кулаки, которые он крепко-накрепко сжимал в кармане чёрной толстовки. — Ладно. — Наконец выдохнул тёмноволосый, разжимая руки и слегка потирая глаза, которые к тому времени успели засохнуть от недостатка влаги. Какой смысл спорить с тем, кому до лампочки были твои извечные угрозы. — Живее говори, чего ты хочешь. Мальчик-призрак будто специально молчал для того, чтобы ещё сильнее вывести из себя Чонгука. И, чёрт его побрал, этот гадёныш добился своего! Последние отстатки терпения висели на тонком волоске нервов Чона. Ещё немного — и он был готов убить того, кто и так являлся мертвецом. Что за ирония. — Ты издеваешься? — А надо? — Мягким голосом поинтересовался рыжий, наконец подавая признаки жизни. Он даже ухмыльнулся, заметив как чонгуковский глаз неосознанно начал дёргаться от раздражения. Глумиться над ним было, бесспорно, забавной затеей, но сейчас он находился здесь совсем по другой причине. — Прости, я не хочу покидать Хосока. Чонгук опешил, растерянно почесывая затылок. Обычно призраки ему прохода не дают, слёзно умоляют им помочь. Но этот… Он невероятен во всех проявлениях. Ведь ему представился такой замечательный шанс стать наконец-то свободным, обрести другую форму жизни. Но он просто взял и отказался от возможности, предпочитая остаться рядом с хёном. И что теперь Чону остаётся делать? Призрак всёрьез не собирался покидать Хосока, из-за чего старший мог попасть из-за него в беду. Ведь мёртвые, как никто другой, притягивали своей энергетикой несчастье, а что ещё хуже — саму смерть. Живые страдают из-за неупокоенных, а те даже носом не ведут. — Слушай, я не понимаю, что тебя здесь держит, но такими темпами ты погубишь его. От услышанного мальчик широко вытаращил глаза. Он словно не понимал, к чему ведёт Чонгук, или, сказать точнее, он не хотел этого понимать. В любом случае, на его лице вырисовалось искреннее недоумение происходящим. Он потупил так пару секунд, прежде чем приоткрыть рот. — Ты — мёртв. — На выдохе пояснил Чонгук, прикладывая два пальца ко лбу. Он поверить не мог в то, что однажды станет кому-то объяснять столь очевидные вещи. Но, видимо, всё в жизни бывает в первый раз. Даже это. — Мёртв, понимаешь? Твоя жизнь подошла к логическому завершению. Пора уходить. Goodbye, ghostly maniac! — Но я не мёртв! — Выдал рыжеволосый, мгновенно приблизившись к Чону. Расстояние между ними сократилось вдвое и Гук почувствовал то, как кровь болезненно ударила в голову. Странное и необъяснимое чувство, которое он испытывал при виде двух огромных глаз, вплотную смотрящих на него. — Ч-то, что ты… Голос заметно дрожал, а в голове творился настоящий беспорядок. Оказавшись в такой неловкой обстановке, Чонгук неосознанно вспомнил последний разговор с Тэхёном. Тот тоже однажды находился неприлично близко к нему, но с ним всё было иначе, нежели сейчас. В тот прохладный вечер Чон не ощущал себя пойманным зверьком, наоборот, рядом с Кимом он чувствовал себя как никогда в безопасности. А что теперь? Теперь он всем своим жалким видом напоминает настоящую школьницу, которую насильно прижали в школьном туалете. И не вырваться теперь, и бежать-то ему, в принципе, некуда, остаётся послушно стоять, принимая судьбу. — Я живой, посмотри на меня. — Внезапно произнёс мальчишка, прикладывая дрожащую руку к груди. Но не дождавшись отклика от Чонгука, он вновь повторил озвученные слова и на этот раз его голос звучал неуверенно, будто тот сдерживался, чтобы не закричать. — Я правда живой. Почему ты этого не видишь? — Нет-нет. — Взяв себя в руки, Чонгук быстро отстранился в сторону, отрицательно мотнув головой. — Вот я, — он указал на себя, — живой. А ты, — теперь он указывал на своего странного собеседника, — мертвец. — Я живой! — Не выдержал тот, повысив голос, отчего Чон потерял дар речи. Таких избалованных призраков он давненько не видал на своём веку. Да и рыжий был весьма убедителен в своих словах. — Поэтому я не могу просто так взять и уйти. — Тогда… — Гук задумчиво прикусил губу, обдумывая слова. Он понятия не имел как нужно было поставить вопрос, чтобы тот звучал более менее адекватно. — Зачем тебе понадобился Хосок? Ты что, влюбился в моего друга, полупрозрачный засранец? В голове это звучало совсем иначе, поэтому, когда он наконец произнёс вопрос вслух, неохотно смутился. Чёрт возьми, дожили. Теперь призраки начнут навещать его и с такими проблемами? А что тогда будет дальше? Чон пошатнулся от одной лишь мысли, что в будущем его станут поджидать призрачные церемонии. — Нет-нет! Я не… Ничего подобного… — Ахнул рыжий, обильно залившись краской. И Гук неосознанно улыбнулся, прежде он никогда не видел, чтобы мертвецы так бурно реагировали на вопрос. Это выглядело мило? Нет, скорее, это всё выглядело по-детски и невинно. Мальчик, залилившмсь румянцем от смущения, стал действительно выглядеть в глазах брюнета живым человеком. — Тогда что? — Продолжал тот допытывать помидорку рядом с собой, на что юноша с раздражением отвёл взгляд в сторону, стараясь скорее отдышаться. Забавная картина, за которой Чонгуку хотелось ещё долго наблюдать. — Думаю, он является тем, кто поможет мне проснуться. — Наконец признался ему тот, зачёсывая назад непослушные волосы. — Я не помню своего имени, не помню даже, кто я такой. Ничего… Я ничего не помню из этого, но Хосок-хён, возможно, знает меня… — И почему же ты так уверен в этом? Мальчик-призрак заметно поник, опустив глаза. А действительно, почему он был так в этом уверен? Неужели это была просто-напросто интуиция, за которой он так слепо следовал? Или, может быть, это было его отчаянное желание, думать о том, что кто-то, возможно, всё ещё помнит о нём. В коридоре не горел свет, как и, впрочем, во всей квартире, но даже в темноте Чонгуку удалось заметить растерянность в глазах пацана. Он, честно признаться, никогда не замечал, насколько тот был худоват и мелковат внешне. А его одежда… Гук мог бы поклясться, что в том момент поседел раньше срока. Одежда рыжеволосого напоминала больничную пижаму с табличкой на груди: «Пак Чимин». Так его зовут Чимин? — Он был первый, кого я увидел в тот вечер. Ну… Когда я стал таким. — Неторопливо продолжал его знакомый, указывая на себя. — Хён был уже рядом. Он не слышал, не ощущал и не видел меня, но я чувствовал, что должен был следовать за ним. — Он никогда не упоминал о тебе. Чон задумался. А ведь правда, Хосок никогда не рассказывал ему о своих друзьях, не делился историями из жизни. Он чаще всего отчитывал его или выполнял роль слушателя, нежели собеседника. Впрочем, это никогда не мешало им быть хорошими друзьями. Но теперь, задумавшись об этом, Чонгук почувствовал себя крайне опустошённым. Друзья не должны ничего скрывать друг от друга. А была ли их дружба настоящая? — Наверное, он просто не из таких людей, чтобы делиться чем-то. — Будто прочитав мысли Гука резко произнёс Чимин. Он также заметил разочарование в тёмных глазах брюнета, потому, мягко улыбнувшись, вновь приблизился к нему. — Он хороший человек, который искренне тебя любит. Я это знаю, я ведь всегда нахожусь рядом с ним. И, поверь, дороже тебя у него никого нет. — Да, верно. — Выдохнул Чон, уныло соглашаясь с каждым словом Пака. Хосок его друг, который никогда не оставит его одного. Сомневаться в их дружбе было с его стороны очень глупо. — А у меня нет никого дороже хёна, поэтому я не хочу оставлять его одного. — Искренние слова из уст Чимина прозвучали весьма странно, отчего тот вновь залился яркой краской, глупо улыбнувшись в пустоту. — Я имел в виду, что я хочу проснуться. Вот и всё. Всё верно, так и проявляется любовь кому-то. И Чонгук неожиданно почувствовал себя хуже, чем когда-либо. Он медленно развернулся к тому спиной, поджав губы, чтобы сдержать нарастающие эмоции. Дороже Тэхёна у него никогда никого не было, а теперь он вынужден существовать в мире без него. Просыпаться с мыслью о том, что каждый день он может услышать плохие новости и засыпать с мыслью о том, что он может проснуться от них же. Сколько ещё ему предстоит просидеть в ожидании, чтобы наконец почувствовать себя самым одиноким человеком на Земле? Сколько ещё возникнет испытаний на его пути, чтобы, наконец, взять и сдаться? — Мёртвые приходят только после того, как их оплачут родные, Чонгук. — Разорвав тишину, осторожно произнёс рыжий. — Живые появляются сразу, запомни. Брюнета будто током ударило, он резко разворачивается на единственный источник звука, но последнее, что тот успевает увидеть — это то, как Пак, подобно облаку, растворяется в пространстве, на прощание махнув тому ручонкой. Его время подошло к концу, он должен был вернуться. Но Чимин обязательно придёт снова, ведь теперь, начиная с того момента, как их глаза, переполненные понимаем и сочувствуем к друг другу встретились, между ними возникла никому не видимая, но абсолютно точно крепкая связь. «Живые приходят сразу.» — И от этих слов на душе Чонгука вновь стало тепло и уютно, а глубокие раны, возникшие в прошлом, стали постепенно заживать. Тэхён пришёл к нему сразу, он жив, просто потерялся, как и этот мальчик.