Падал прошлогодний снег

      Ничто не бывает вечным. Белоснежная бескрайняя пустыня Уэко Мундо больше не пробуждала в Неллиэл мечту ни о генсейском зимнем фестивале, ни о пушистой сахарной вате, ни о длинном шлейфе подвенечного платья. Начитавшись человеческих книг, Нелл любила представлять свой дом какой-то сказочной страной, где всегда тихо, мягкая зима, под ногами скрипел снег, не прах, а внезапно срывавшийся ветер сулил метель вместо песчаной бури. Здесь, у черта на рогах, взрослая Нелл рисовала себя принцессой, томившейся в ожидании своего принца, маленькая Нелл лепила лже-снежки и псевдо-снеговиков, но в ее сердце непременно оставалась атмосфера придуманного вечного Рождества. Вечность закончилась позавчера.       Словно гадкий Гринч, квинси ворвались и украли у Нелл ощущение праздника, а заодно изуродовали ее мир шрамами-рытвинами, оспинами-ямами, куклами-трупами. Десятки бывших сородичей теперь лежали просто под глухим к мольбам небом, безвольно раскинув руки и ноги — если те жалкие обрубки можно было так назвать, — а одинокий месяц подсвечивал их медленно рассеивавшиеся пылинки. На глазах у Нелл выступили слезы: уничтоженных пустых обволакивал мерцающий иней, но от такого зимнего пейзажа пробирало до костей.       За спиной тихо протяжно застонали, и арранкарша, опомнившись, двинулась без промедления вперед. Задерживаться на пустыре было небезопасно, но она знала, где укрыться от чужих глаз. Ни друзья, ни враги, даже Ннойтора не могли разыскать ее там, в тайной пещерке; залежами секки могло похвастаться не только Общество душ. Конечно, раненому ограничение силы не сулило скорого выздоровления, зато и вспышек злости вперемешку с серо — тоже. Нелл видела ту звериную ярость в бою, Нелл считала гнев очевидным саморазрушением, Нелл вообще-то не стоило связываться с этим арранкаром, но своих она не бросала.       — Фух, какой же ты тяжелый, Гриммджоу…       Даже при всей мощи бывшая Трес Эспада насилу доволокла его. Несмотря на то, что после битв с Ннойторой и Ичиго немало воды утекло, Пантера не потерял в весе, наоборот — находясь в беспамятстве, сделался неподъемным как камень. Если бы не слабое дыхание и редкие стоны, Неллиэл подумала бы, что наткнулась на труп Гриммджоу, по какой-то причине не разлетевшийся на частицы. Лоб его горел, ресницы дергались как у припадочного, раны слишком медленно затягивались, поблескивая коркой на местах новых шрамов. Этот арранкар был и оставался воином от кончика носа до кисточки кошачьего хвоста ресуррексьона, давая Нелл еще одну причину спасти какую-то из его девяти жизней.       Она расстелила футон, который когда-то прихватила из дворца Лас-Ночес, и укрыла Гриммджоу шкурами когда-то убитых ею с напарником адьюкасов. Сделала компресс, проверила пульс, остатками воды промыла раны. Слюна у взрослой Трес не текла водопадами, но по-прежнему исцеляла, поэтому склонившись над Секстой Нелл привычно зализала его раны.       Это стало уже что-то вроде их ежедневного ритуала, но всякий раз щеки Нелл пропекало огнем, когда она завершала вполне себе лечебную процедуру. Фантазии же подкидывали в ее голову что-то иное, более смелое и совершенно интимное, отчего у Нелл всегда шла носом кровь, и тогда она старалась не пялиться на рослого и красивого арранкара всю дорогу.       Сейчас деваться было некуда, и она просто уставилась сквозь вход в пещеру на раскинувшийся пейзаж. Здесь еще стояла нетронутая «зима». Отсутствие облаков не сулило никаких снегопадов, а незапятнанная следами песчаная гладь — незваных гостей. Здесь даже дышалось свободнее, свежо. Уэкомундовский день приближался к концу — Нелл чувствовала это, как и все пустые, по стремительно падавшей температуре, — и картинки о генсейских морозных вечерах вновь встали перед глазами иллюстрациями из книжек.       Нелл обернулась через плечо — книги тоже находились в ее укрытии. Любимые и не только. Зачитанные до дыр и отложенные «на потом». Большинством из них Эспаду снабдил владыка Айзен в целях повышения среднего показателя интеллекта армии, но в разноцветных стопках почти до потолка попадались и те, которые Нелл сама прикупила в спусках на Грунт. Яркие, красочные, конечно же сказки. Один из корешков вызвал у нее улыбку подходящим названием «Волшебная зима». Нелл могла ее организовать. Дрожь земли предзнаменовала скорую бурю, песчинки взметнулись вверх, собираясь в метели, а Нелл завалила вход в пещеру огромным валуном, прибавила огня в фонаре и, усевшись рядом с Гриммджоу, переложила его голову себе на колени. Вот так ее маленький мир вновь мог стать немного сказочным, комфортным, по-детски добрым.       — Небо было почти черным, а снег при свете луны — ярко-голубым, — открыла она первую страницу. — Под ледяным покровом неподвижно спало море, а глубоко в земле, среди древесных корней, всем мелким зверюшкам и насекомым снилась весна. Но до весны было еще очень далеко — новый год только-только вступил в свои права. На том самом месте, где долина мягко начинала подниматься в гору, стоял утонувший в снегу дом. Он напоминал причудливый снежный сугроб и выглядел очень одиноким. Совсем рядом, среди обледенелых берегов, извивалась черная как уголь река: быстрое течение не позволяло ей замерзнуть зимой. На мосту же не видно было никаких следов, да и вокруг дома лежали никем не тронутые снежные сугробы. В доме было тепло. В подвальной печи медленно горел торф. Пробивавшийся в окошко лунный свет освещал белые чехлы, которыми на зиму закрыли мебель, и окутанную тюлем хрустальную люстру. А в гостиной, возле самой большой, какая только была в доме, изразцовой печи, все семейство муми-троллей спало долгим зимним сном…       Ветер снаружи загудел, засек колючим песком импровизированную дверь как хлыстами, совсем разбушевался, точно злясь, что от него скрылись, подставив под удар только каменную гряду. Наутро она тоже превратится в белые сугробы, и тогда бывших эспадовцев точно никто не найдет. Внутри было так же тепло, как в домике муми-троллей, поэтому арранкарша продолжала спокойно читать дальше, поглаживая спасенного ею Сексту по волосам. От них веяло ароматом имбирных пряников — Нелл думала, что знает, как они пахнут, — и от этого рождественская атмосфера здесь и сейчас только упрочнялась.       Время поплыло неспеша, минуты падали плавно и легко как огромные хлопья снега, напоминая, что для пустых минуты вовсе не имели веса. Сколько провалялся без чувств раненный Гриммджоу там, на поле брани? Полгода, может, год; его чудом не съели свои и не обнаружили чужие. Если бы Нелл, внезапно превратившись опять во взрослую особь, не блуждала в тех местах, предаваясь ностальгии, кто знает сколько бы Пантера гнил там еще, в полнейшем одиночестве, занесенный песком точно снегом?       — …Внезапно Муми-троллю стало так радостно, что ему захотелось остаться одному, и он медленно поплелся к дровяному сараю. И когда никто уже не мог его видеть, Муми-тролль пустился бежать. Он бежал по тающему снегу, а солнце жгло ему спину. Он бежал потому, что был счастлив и вообще ни о чем не думал. Он добежал до самого берега, забрался на причал и промчался через пустую купальню, где гулял ветер. Потом он уселся на крутую лесенку купальни, к которой подкатывали волны весеннего моря. Сюда уже едва доносились звуки шарманки, игравшей далеко-далеко в долине. Муми-тролль закрыл глаза и попытался вспомнить, как это было, когда море, покрытое льдом, сливалось с темным небом.       «Да, оставаться одному лучше только в радости», — закрыла Нелл дочитанную до конца книгу.       — Сук, лучше б меня Ннойтора на куски порубал, чем слушать это…        — Гриммджоу? Ты очнулся? Как ты себя чувствуешь?       Так и не открыв глаза, тот поморщился, будто съел три килограмма лимонов, а потом попытался умостить поудобнее голову на чужих бедрах.       — Хреново я себя чувствую. Меня же через полпустыни проволокли, пересчитав ребрами все барханы.       Лицо Нелл закипело — на этот раз не от смущения.       — Так ты не был без сознания?!       — Конечно. Я вообще просто отдыхал. Там. А ты пришла и куда-то меня утащила, пф!       — Ну ты и скотина, знаешь ли!       Она резко выбралась из-под него — голова арранкара с хрустом шмякнулась о камень, заставляя Пантеру рыкнуть и схватиться за загудевший затылок.       — Овца!       — Ублюдок!       — Это рыжий твой недошинигами — ублюдок, а я король, прояви уважение, женщина!       — Перед кем? Перед тем, кто за год сам очухаться не сумел, пока я ему не помогла?       Гриммджоу ухмыльнулся. Сгруппировавшись в клубок, он через силу привалился спиной о каменную стену и проверил разрубленное плечо под остатками формы.       — Пока ты мне не полизала, хотела сказать? Давай называть вещи своими именами.       Разбитой голове досталось подушкой, затем второй и третьей — Неллиэл натаскала их из дворца немало. Если бы бывшая Трес могла, то запустила бы в Сексту и копьем Гамузы, но тот сполз по стене и отключился. Его бравады хватило не надолго.       — Ну что за идиот?       Она вздохнула и, как положено принцессам, не осталась безучастной. Снова уложила раненого на спину, укутала в шкуры, поменяла компресс и, смочив слюной себе пальцы, провела ими, а не языком, по ранам Гриммджоу.       — Блять, жарко… — пришел он вновь в себя всего на миг. Пот выступил градинами на его лбу и шее, но самого арранкара начало трясти как при сорокаградусном морозе.       «Дурак», — нахмурилась Нелл, снова вздохнула и вызвала Гамузу. Длинная густая шерсть ее ресуррексьона согревала сильнее, а объятия попытались унять лихорадочную дрожь. Прижав Пантеру к своей груди, Нелл сердцем слушала его пульс, губами меряла жар, глазами долго и тщательно изучала его мужественное лицо в непосредственной близости. Та дикая ярость не отпускала Сексту даже во сне, а нахальная улыбка будто пряталась под осколком его клыкастой маски. Длинные ресницы, гордый профиль, непокорные вихры... Пантера выглядел и вел себя вполне как принц, высокомерный, самоуверенный, привыкший к тому, что всё ему дозволено.       Нелл вновь склонилась над ним, чтобы поцелуем коснуться лба, но ее губы опалило чужое горячие дыхание, и в оторопевшие глаза Неллиэл взглянули прямо, самодовольно и требовательно.       — Снова притворялся! — отпрянула она от него, но ее удержали за руку.       — Убери копыта с моих ног. Мне будет не очень удобно.       — Что не очень удобно?       Вторая рука Гриммджоу вместо ответа спустилась с ее талии вниз, и Нелл лягнула копытом его между ног не менее красноречиво.       — Больная совсем? — жалобно проскулил он, сгибаясь пополам.       — Это ты у нас больной, — вернула Нелл себе прежнюю форму и уселась напротив футона, по другую сторону от фонаря.       — Если я больной, — растянулся Пантера на постели, сладко потягиваясь, словно проспал лет триста, — то мне полагается постельный режим, так?       — Вот и спи, — буркнула арранкарша, пряча лицо за очередной книжкой.       — Опять собираешься читать эту хрень про трали-валей?       — Во-первых, про муми-троллей, а во-вторых, это не хрень.       — Продолжение, ясно. Тогда мне точно лучше уснуть, чтобы не помереть от скуки.       — Знаешь, когда ты спишь, ты гораздо более приятный собеседник.       — Знаешь, а когда ты спишь, то говоришь вслух, причем много чего интересного. «Ооо, Гримджоооу. Да! Давай ещё-о», — передразнил он ее голос и оскалился аж до ушей.       Лицо Нелл снова опалило пожаром. Глядя в голубые бесстыжие глаза, захотелось заплакать, но взрослая Трес никогда не теряла самообладания.       — Какая же ты скотина, Гриммджоу! Когда бы я спала? Я трое суток тащила тебя на своем горбу, без использования сонидо, чтобы нас не засекли враги! А ты вместо благодарности еще и насмехаешься надо мной?! Зализывай дальше свои раны сам и проваливай! Дверь — справа. Задерживать не собираюсь!       В пещере сделалось тихо, отчего шум бушевавшей бури зазвучал безостановочным фоном как генсейская радиостанция. Нелл перечитывала в двадцатый раз одно и то же предложение, а потом незаметно выглянула поверх книги — Гриммджоу, закинув руки за голову, лежал на спине и внимательно изучал потолок, точно кто-то тоже там написал какие-то строки.       — Ладно, спасибо, что спасла.       Нелл тряхнула головой: послышалось?       — Так значит на нас снова напали? Шинигами?       — Нет, не они. Квинси. Два хорошо военизированных отряда.       Глаза Гриммджоу по-прежнему глядели вверх, но теперь Нелл отчетливо читала в них то самое «Ничто не бывает вечным». Оружие квинси означало конец для пустого, самый страшный из кошмаров и ни единой надежды на перерождение. Сколько же нового пороха они придали этой земле? Сколько еще мертвого снега подсыпят в пески Уэко Мундо? Поразительно как оба арранкара, не сговариваясь, пошли по пути темных диккенсовских историй. Три духа Рождества могли никогда больше к ним не прийти — квинси не давали ни шансов, ни счета новому году.       — Если эти ублюдки хотят нас истребить, то нужно драться!       — Нет, их слишком много, нам нужна помощь.       — Я даже знаю к кому ты за ней побежишь, хех.       — Это зависть или ревность? Или же признаки скудоумия?       Гриммджоу не ответил, но скулы его заострились, под ними перекатились желваки. Его беспокойный нрав пугал и восхищал одновременно. Неллиэл, привыкшая гулять по своему миру, мечтая о несбыточном или вспоминая беспечное прошлое, ощутила диссонанс их реальностей. Она думала прожить тихо мирно на самом краю света, точно Снежная королева, складывая из льдин прелестной красоты слова «Вечность», «Любовь» или «Счастье», услаждая взгляд видом незапятнанных кровью белоснежных пейзажей, а мысли — морозной статикой, миром и покоем, но разрушительный Секста разбил ее мир безжалостнее квинси. Словно дрогнувшая от первого весеннего луча зима, застывшая в себе Нелл отмерла, и ее хрустальная жизнь пошла мелкими трещинками. Этот луч жег Нелл прямо в грудь. У ее солнца были глаза голубого света.       — Что смотришь? — отозвалась она снова из-за книги, пряча за ней румянец.       Пантера положил руку на простыню и медленно поманил пальцами. Он впервые не скалился — выглядел так, словно собрался уже на войну, словно хотел попрощаться...       Нелл отложила книгу и решительно стянула остатки детского платья через голову. Есть сказки про принцев и принцесс, а есть — о последних арранкарах, и Нелл с упоением окунулась носом в голубые вихры, пахнувшие имбирными пряниками, чтобы окончательно определить, где выдуманное Рождество, а где — обжигавшая правда. Гриммджоу неистовый, как тот песчаный буран за стеной, но он живой, со шрамами и новым вызовом во взгляде, непобедимый, неодинокий больше, окончательно стряхнувший с себя прошлогодний прах… Нелл чудилось уже сквозь сон, как после победы они вместе лопают ванильное мороженое где-то в одном из парков заснеженного Саппоро и она пишет слово «Счастье» голубым граффити. Нелл действительно была счастлива. Здесь и сейчас. Сопя крохотным носиком под боком у Гриммджоу. Если бы раздосадованный Пантера мог, то съел бы ее одним махом, но он фыркнул и прижал малявку к груди, попутно прислушиваясь, когда же наконец закончится треклятый ветер. Теперь спасать Нелл из их простуженного мира настал его черед.