Счастливый конец

— Зачем мы здесь? Глупый вопрос, но задать его — важно. Веном в ответ низко мычит, утробно, без интонации будто вовсе. И Гвен всё вроде бы становится ясно. Яснее некуда. Он её оберегал всё время с момента эпического поражения. Приходил каждую ночь, как в ту, сразу после схватки в центре города — позорной схватки для героини с такими способностями — и пытался коснуться, погладить. Запоминал каждый миллиметр кожи, незначительный шрам, выступающие синие вены под тонким слоем белой кожи. Изучал её, как написанное искусным мастером полотно, предоставленное на обзор лишь одному ему. Слушал пульс. Отслеживал дыхание. Заботился, как не смог бы никто другой. Но понятие заботы у существа иного вида, рождённого на другой планете, отличается от земного. Совсем немного. Чуточку. Люди в знак доброжелательности друг другу сырое мясо, ещё теплое, не носят. И спички, чтобы приготовить его, тоже. Люди ведь только убитое, ещё содрогающееся в предсмертных конвульсиях, не едят. И друг друга — тоже. Поэтому Веном носил Гвен исключительно животных, по его мнению, самых сытных. Её потряхивает от холода. Зловещего такого, который до самых костей. И он чувствует её боль от мороза на себе. Втрое сильнее. Заботливо накидывает на плечи ворсистый плед. Колючий, тёмный на вид, но тёплый. Как он сам. Стейси снова принимает попечение о себе. Это ненормально — совершенно точно ненормально. Он принёс её в эту лачугу, — довольно симпатичную, деревянную, с камином в центре комнаты, — и лёг рядом. — Веном, чего ты хочешь? Ещё один глупый вопрос, который Гвен задаёт в отчаянной надежде заглушить тишину. Веном смотрит на неё безжизненными блюдцами переливающихся глаз. Когтями в томительном ожидании елозит по полу. Задевает плечо, карабкается к изгибу шеи. Дышит глубоко, ровно. Но рвано. Гвен вдруг становится страшно от его повадок дикого кота. Не просто зверя, а урчащего, просящего ласки кота, который вот будто только что пришёл с кровавой охоты, и вдруг вообразил себе, что может просто так зайти в человеческий дом и выбрать себе угодного ему хозяина. Даже если тот не просил. Даже если сопротивляется. Даже если. Венома жжёт внутри от близости к объекту обожания. Он боится огня, это его слабость. А рядом с Гвен — его насквозь прожигает. Веному очень больно. Хочется скинуть шкуру и остаться бесплотным духом. Душой. Так это зовут люди? Но… вряд ли она у него есть. Нет, рядом с Гвен он точно понимает, что есть. Чувствует её где-то на грани между биением вымышленного сердца и жаждой отрезать девчонку от всего остального мира. Оставить здесь, вот так, рядом с собой. Комфортно. Тепло. Свою маленькую, хрупкую слабость. Да он сам боится — до смерти боится, если признаться честно, — сжать её где-то неправильно. Надавить. Прижать. Веном бы и сказал, чего хочет, но не уверен точно, что правильно озвучит мысль. «Поглотить тебя». «Закрыть тебя». «Слиться с тобой». Как же ему больно. Ломает. Веном согласился бы на сотни сражений, прыгнул бы в раскаленную лаву, лишь бы не переживать это съедающее чувство раз за разом. Непреодолимое желание. Поглощающее. Жгучее. Забрать, спрятать, касаться. Любить. Правильное слово нашёл. — Любить. Острый кончик гладит ключицы, обтянутые молочно-белой кожей, но не царапает. Гвен хватает воздух. Резко, быстро, незаметно. Вместе с ним бы глоток храбрости. Веном стучит по изящно изогнутой кости. Странный интерес. Для человека. Но не для того, кому человеческие кости — сухие ветки. — Мне неприятно, перестань, — слабо отмахивается Гвен. Симбиот тотчас убирает пальцы. Кладёт всю ладонь на правую грудь, сжимает, переминает. Она сама виновата, что упустила тот важный момент: он не бесчувственный. Веном жаждет её внимания, тела и того, что внутри. В какой-то момент Гвен сильно пожалела, что не просто внутренностей. — А как приятно? Он не говорит. Веном урчит. Рычащий монстр, разрывающий неугодных ему лёгким взмахом когтей, стремится во что бы то ни стало добиться от неё того, что чувствует сам. Нежный, ласковый. Но это не отменяет того факта, что он — инопланетное существо, видом своим вселяющее страх. И Гвен действительно страшно. Страшно от возможных последствий свирепствующего от неразделенной любви чудовища. — Так нельзя, это неправильно. Веном разевает пасть. Глубокая глотка представляется бездной, и на секунду Гвен чудится, что она слышит крики бестелых голов, навечно замурованных в симбиотскую текстуру. Становится ещё страшнее. Не от вида. Не от возможности быть убитой. Стейси разучилась бояться Венома в привычном смысле. Она боится того, что он любит её. Хочет чего-то больше. А что она ему может дать? Ничего, абсолютно. Человек не может так просто взять и полюбить нечто подобное в ответ. Невозможно. Он захлопывает пасть, скрипит зубами. Издаёт тихий, сдавленный скулёж. У Гвен немеют конечности. От мороза, въевшегося глубже, чем просто в органы, ей не согреться. Веном скулит ей в шею, вдавливая выпирающую челюсть и острый подбородок в плечо. Когти скребут половицы, оставляя горстки опилок. Он не может заставить её подчиниться. Подчиняется сам. Веном готов дать ей всё, что она захочет, лишь бы Гвен сказала ему в ответ что-то одобрительное, пропитанное нежностью, взаимное. Что именно? Он ещё не понял, не знает, что хочет слышать. Но наверняка не отказ, не отрицание. Это будет ещё мучительнее, чем сейчас. Как заставить девчонку любить его? Выцарапать сердце на её груди? Приковать к себе и не отпускать, пока не осознает, что он так сильно хочет её рядом? — Веном, я не… Стейси сглатывает шипастый ком в горле. Задыхается. Чёрт бы всё это побрал. «Не». Что «не»? Симбиот замолкает, устремляя ничего не выражающий взгляд на неё. Мышцы на плечах перекатываются под темной эластичной шкурой. Лопатки, и могучая шея, образуют гору, тенью нависающую над пленницей чувств клинтарца. Он не возьмёт её силой. Гвен уверена в этом. Хотел бы только это — уже бы взял. Ему нужна её душа, сердце, безоговорочное «да». И желательно ещё верёвка, чтобы привязать к себе. Нет, цепь. Точно — цепь. Самое страшное, что может произойти — ему спустит тормоза, и даже Эдди не поможет. Он точно такой же пленник, разве что от него «костюм» не требует и не просит того, что от Девушки-Паука. Стоит скорее принять решение. Стейси снова делает глубокий вдох. Слюна с приоткрытой пасти капает ей на шею и грудь, на которой Веном всё ещё держит лапу. Со стороны они наверняка выглядят как благородный хищник и испуганная жертва. Гвен становится смешно. Но смех то нервный. Вырывается из лёгких, как ком крови, который немедленно хочется стереть. — Мне страшно. Честно выпаливает Гвен. — Почему? Веном непонимающе суживает глазные линзы и снова расширяет, очевидно моргая. — Я привыкла к мужчинам своего… вида. Он улыбается тем оскалом, в котором непонятно, собирается голову откусить, либо ему действительно смешно. Кладёт вторую лапу на живот Гвен, полностью его закрывая, и наклоняется к щеке. — Исправимо. Веном жаждет снова почувствовать шелковистость кожи объекта своего обожания и без усилий задирает футболку вверх, оголяя упругую грудь, выделяющиеся рёбрышки и милое углубление, именуемое пупком. Строение хлипкого человеческого тела всегда забавляло симбиота: столько лишнего, нефункционального. Но вот в ней… В девчонке. Белокурой. Белотелой. В ней всё — идеально. И будь он трижды безумец, она — идеальна. Холодная влага слюны симбиота дарит свежесть. Отрезвление. Но оно не спасает ситуацию. Гвен покорно лежит под Веномом, смотрит на то, как он водит языком по уже изученным им местам на её туловище. Она покорна до тех пор, пока он расчётливо не цепляет когтём резинку трусов вместе с лосинами, оттягивая вниз. Её вскидывает, словно ужаленную. Но Веном уже избавился от ненужной — по его личному убеждению — одежды, и бесстыже въелся неподвижным взглядом в открывшийся ему вид на женские половые органы. В памяти Эдди он уже встречал подобную картину и информацию о ней, но если тогда это не вызвало никакого интереса, то в данную минуту он стал судорожно вспоминать всё, что мог; инстинкт не заставил себя долго ждать, подгоняемый особенным, едва уловимым запахом естества девушки. Гвен бы и поспорила. И попросила. И умоляла бы. Но Веном сообразил быстрее неё, за раз отметя всё, что могла бы возразить Стейси. Он чувствовал её и раньше. Слегка мускусную, влажную, пробуждающую то самое наболевшее желание, которого у Венома отродясь не было, всё сильнее и сильнее. Ему пришлось стянуть губы и размягчить зубы, чтобы не поранить особенно чувствительную кожу. Он всей своей сущностью и материей ощутил, с какой лёгкостью и податливостью реагирует тело Гвен на него. Как содрогается. Как сокращаются мышцы органов, предназначенных для вынашивания плода. Веном позволяет себе всем основанием языка толкаться всё глубже, вылизывая ребристые стенки влагалища. Стейси старается не смотреть на то, что происходит между её ног. Не обращать внимания на разлетающиеся в стороны мутные капли слюны и сверкающую лысину, поравнявшуюся с лобком. Она втягивает нагретый воздух и боится выпустить обратно, зная, что не сдержит сиплый стон. Но Веном слышит его. Тихий, заглушенный. Он хочет, чтобы она кричала от наслаждения и просила его не останавливаться. Умоляла быть рядом. Ох… он хочет этого. Он вырвет это у неё из груди и нежно огладит пальцами. Нет, он правда её любит. По-своему. Сильнее, чем способен любой другой вид, включая человека. Вылизывая полость пасти от выделений, смешавшихся со слюной, Веном виснет сверху над Гвен. Он трогает её уже смелее, старательно пытаясь выразить свои чувства через прикосновения. Но всего ему кажется мало. Недостаточно. Стейси наконец-то отчётливо ощущает, как он толкается в неё. Она шипит, ворочается, но терпит вторжение, запрокидывая голову как можно выше, чтобы смотреть в один лишь потолок. Ловить запах древесины, слышать как воет метель за окном. Абстрагироваться от хлопков влажной кожи, скрипа гладкой поверхности шкуры Венома и его полного хрипов дыхания над ухом. И тем более от распирающих ощущений внутри себя. Гвен тихо стонет, и симбиот снижает напор до минимума. Проникает плавно, лишь самой головкой, позволяя девушке ощутить себя во всем размере, но постепенно. — Тебе хорошо? Неуклюже, нелепо спрашивает он. А Гвен терпит жжение, растягивание. Кладёт ноги выше на его торс, чтобы уменьшить дискомфорт, и Веном охотно перенимает инициативу, подхватывая её отростками. Он кажется ей таким наивным и настолько жестоким. И всё же он хотя бы старается и если сильно захотеть, то… Гвен ругается благим матом на саму себя. И просто отключается от остальных мыслей. — Подвинься немного, — командует она тихо и симбиот подчиняется. — Не делай так резко. Веном внимает и подстраивается под её пожелания. Пожелания… которых она и не желала вовсе. Гвен краснеет. Клинтар прижимается к её щеке своей, охлаждая. Больше незачем надеяться на счастливый конец… это он и есть.