Тишина на первом этаже

Пищу про сорок, а молчу на триста, Пергамент кожи выдает скелет, Не трогает улыбка гитариста И тяжесть теплая необретенных лет. А верность вся сошла на лед и пепел Путей непройденных, сожженных городов, И ни в словах, ни в похоронном крепе Не расчертить пути невольных вдов. Как шутка —что же, право, за нелепость? Где долго-счастливо, где вместе в один день? Я допустимо смертна: скрепы, дети, Но гаснет свет, и побледнела тень. И в сотый раз во сне ору «Готова!» Все поздно, познано, лишь руку протяни! Но пуповиной душит жизнь. Опять по новой Мру, просыпаюсь и считаю дни. Прости, неназванный, тупою заморозкой Затерло боль — осталась пустота И тишина, седая как известка К вискам прилипла намертво. Моста Не перейти. А силуэт знакомый Ноябрьской метелью раскрылен На белое, и путь далекий к дому Укрыл в ладонях алых местный клен.