На грани

Горячий горький дым проникал в лёгкие и обжигал слизистую. Элли зажала рот исцарапанными ладонями и сдавленно закашлялась, щурясь от ломящей боли в грудной клетке и дыма. Она не пыталась даже угадать, сколько по времени уже бегает на согнутых ногах между столов, сгибаясь в три погибели, чтобы шальное железо не достало её голову. Только по ноющей боли в ногах и спине Элли понимала, что жуткая погоня длится уже долго. Она аккуратно, стиснув зубы, присела на одно колено, чтобы хоть немного передохнуть и разобраться, где ходит её погибель в лице Девида. Внезапно раздался характерный хруст, и стальная игла страха пронзила её тело, заставила шарахнуться и быстро перебежать за другой стол: её нога ступила прямо в предательски разбросанные осколки тарелок. Такой хруст невозможно не услышать, и Элли стиснула пальцы на замотанной изолентой рукояти ножа - приготовилась отбиваться. - Вот ты и попалась, зайчик! - раздалось откуда-то справа. Девочка вся сжалась, словно сдавленная пружина, и рывком бросилась вперёд, слыша только просвистевшую пулю. Она зацепилась ногой за какой-то выступ, дёрнулась, рванулась, оцарапала руку об осколок, побежала вперёд и перемахнула через окно, упав на пол в помещении, бывшем когда-то кухней. Элли прижала кровоточащую ладонь к куртке, оставив на грязно-зелёной ткани тёмное пятно. Она уже давно знала, что бояться - значит заранее подписывать себе приговор. Марлин её учила: страх - первая ступень к смерти. Один неверный шаг, и летишь в обрыв, один неверный выстрел, и обойма пустая. Испугалась, промахнулась, оступилась... Последний щелкун - всё ещё враг, который может убить. И расслабляться нельзя, пусть даже он один, а сначала их была целая толпа. И на него нужен патрон, а то и два. Марлин твердила: всё надо делать с холодной головой, но особенно - стрелять. Сейчас у Элли не было пистолета, и её жизнь зависела от того, успеет ли она пробежать, сможет ли спрятаться, хватит ли сноровки, чтобы подкрасться и вонзить нож в шею. Элли стиснула зубы, выглянула из-за кухонного стола и стала слушать, где звучат шаги. Вопрос жизни и смерти - услышать. Услышать за воем метели, грохотом сердца и треском огня. Шаги звучали еле слышно, отзывались скрипом половиц и шорохом половиков. Она ещё сильнее пригнулась и стала пятиться в противоположную сторону от шагов, рывком поворачивая голову, чтобы не наткнуться на стол. - Ну где же ты, Элли? Сдавайся! Обещаю, больно не будет! - Девид нарочито громко звякнул затвором, хищно оглядываясь. - Пошёл ты в жопу, - процедила она и тихо вытащила нож с кроваво-грязным лезвием. Выдох. Бросок вперёд. Нож вошёл не в шею, а в плечо, зато до половины. Противный дикий крик, измазанная в крови кисть. Она бросилась назад, но споткнулась и оказалось прямо под прицелом. Щелчок - пустая обойма. Чуть не крича от радости, Элли рванулась с места и понеслась за очередной стол. Она решила - прорвётся. А раз решила, значит, так и будет. Достав нож ещё раз, Элли стала потихоньку подползать к Девиду, который зажимал рану на плече. Он хлопал по карманам в поисках патронов и шипел ругательства, яростно сверкая глазами. Она знала - у него в кармане лежат ключи. Она понимала - у неё есть не больше двадцати минут, чтобы выбраться, не задохнуться в дыму и рвануть к Джоэлу, который... ...осторожно положил тело на землю и спрятался за полуразваленной стеной. Снежинки резали лицо, и ему приходилось щуриться, чтобы разглядеть хоть что-то. Проколотый и зашитый бок ныл, а Джоэл упрямо шёл вперёд. Собрать патроны и идти дальше. Убить часового за углом, который что-то услышал и напрягся, достал и зарядил дробовик. Он подошёл к дальнему углу, развернулся к Джоэлу спиной и тут же захрипел, схватился за разрезанное горло. Снег окрасился в красный и тут же слипся в местах, куда попала кровь. Джоэл, оглядываясь, забрал патроны, вытянул из кармана затасканной куртки аптечку, положил себе за пазуху и двинулся дальше. У него скулы сводило от ненависти, когда он представлял, где сейчас Элли и что с ней может быть. Что с ней могут делать эти уроды, у которых человеческие тела висели на крюках, как свиные туши. Таких людей спроси - зачем? И они ответят: мы выживаем. Конечно, ведь чтобы выжить, необходима человечина. Чтобы выжить, просто обязательно надо расстреливать безоружных и насиловать девочек. Ему хотелось бы верить, что выживает сильнейший, но он не мог. Потому что знал - выживает ублюдок, способный стрелять в спину. Знал, потому что сам заходил врагам со спины... Всё тело тряслось в желании прилечь и расслабиться, но Джоэл всматривался вдаль. Сквозь снежную пелену виднелся тёмный силуэт какого-то здания; он аккуратно нажал на железную ручку, вошёл внутрь и закрыл за собой дверь. Это оказался склад: прямо при входе он наткнулся на старый железный стеллаж с выцветшими тряпками, старой обувью и грязно-синим рюкзаком. Холодное, противное до тошноты чувство заполнило тело - на рюкзаке были такие знакомые значки и девчачий розовый брелок. Секунд пять он сверлил его взглядом, будто там было написано, где держат Элли, потом закинул в свой рюкзак и вышел на улицу. Навстречу неукротимой буре, человеческой жестокости и единственному лучику света в беспросветной тьме. Цепляющейся за свою и его жизнь Элли. Она открыла глаза и застонала от ноющей боли. Окровавленные костяшки саднили, в голове гудело, дым сильнее застил глаза. Она знала: Джоэл сжал бы кулаки, стиснул зубы и начал бороться. Он бы шёл или полз, но не сдался. И Элли упёрлась локтями в колючий ковёр, поползла вперёд - потому что шестое чувство подсказывало, что надо найти любой острый предмет. Внезапно в живот будто врезалось пушечное ядро, она сдавленно вскрикнула и увидела сверкающие искры перед глазами. Будто не из этого мира лился голос: - Ладно, сдавайся. Элли представила: нож резко входит в ярёмную впадину, крики затихают, в руке прохладной сталью лежит ключ, сквозь снежный шторм она выбирается из селения и снова уходит от смерти. Было бы сейчас очень глупо умереть. Глупо и стыдно. Джоэл бы так не сделал, и ей нельзя. Джоэл, Джоэл... В её жизни было тысяча шансов погибнуть. От бегуна, который перегрызает сонную артерию, от бандитской пули, от банального до тошноты удара головой о камень. Но самая главное: она могла тихо лечь в сугроб, сложить рядом лук со стрелами и тихо закрыть глаза. Прошла бы щиплющая обветренную кожу и тупая от ран на лице боль. Никогда бы больше не ныли по ночам кое-как заросшие дыры на душе, да и ночь укрыла бы её своим тёмным покрывалом навечно. Когда Элли шла по колено в снегу, чувствуя только, как немеют от холода пальцы ног, ей представлялось, что снег становится тёплым, и больше ничего не тревожит душу рано повзрослевшей четырнадцатилетней девочки. Но потом перед глазами оказывался Джоэл, и она продолжала идти, упрямо расшвыривая снег ногами. Он спасал её не только напрямую, защищая от монстров-щелкунов и монстров-людей, но и просто приходя во снах, протягивая руку... И улыбаясь. Она бы отдала хоть все экземпляры своих любимых комиксов, которые в нынешних условиях было практически не достать, чтобы просто увидеть искреннюю улыбку на его суровом лице. Детскую душу не обмануть: она всегда отличает жестоких по своей природе от тех, кого жестокими сделала жизнь. - Сдавайся! - голос обрушился камнем. Её тряхнуло и выкинуло из полузабытья. Элли поползла вперёд, отталкиваясь локтями и чувствуя, как в кровь начинает проникать ненависть. Ползти. Чтобы этот гад взбесился. Чтобы захлебнулся своей ядовитой слюной, сволочь. Ползти. Потому что впереди лежит нож - её ключ к свободе. - То есть нет? Не в твоём стиле, да? Её швырнуло в бок. Она смогла только захватить воздух ртом, как рыба, и прижать руки к животу, куда очень расчётливо попадал Девид. Её схватили за волосы и с силой вдавили в пол лицом вниз, наседая сверху. Она упёрлась руками в слабой попытке сопротивляться. - Давай, умоляй! - прохрипел Девид. - Пошёл ты! - выплюнула она. Это станет её ночным кошмаром, после которого просыпаются как в агонии и собирают по кускам сам факт существования. Как сверкали во тьме дикие звериные глаза, в которых плясали отблески огня; как завывание ветра, яростный стук сердца и треск пламени слились в единый бешеный ритм; как в нос бил едкий запах пота. Напрягая мышцы до предела, она схватила кончиками пальцев рукоять ножа. Подтянула к себе, сжала в руке и рывком, вложив всю ярость, ненависть и обиду, вонзила ему в лицо. Не стала ждать, пока он встанет - била, вгоняла сталь в кожу и мясо так, что перед глазами поплыло красное марево. Не обращала внимания на предсмертные стоны, на горячую кровь, которая брызгами летела в глаза, на боль в мышцах от напряжения. Била, даже не смотря уже, куда, будто он мог ещё остаться в живых... - Элли! Сильные руки обхватили её сзади и оттащили от изуродованного тела. - Стой, стой! - Убери руки! Она ещё пыталась брыкаться, выплескивая остатки страха, но ноги резко ослабели, и голос задрожал. Джоэл крепко держал её, смотря на то, что осталось от лица Девида. Как нужно довести человека, чтобы он отбивался с такой жестокостью? Он развернул её к себе лицом и только сейчас почувствовал, как её трясёт, словно в лихорадке. Точно так же трясло Сару, когда он нёс её на руках через вывернутый наизнанку ночной город, полный заразившихся буквально несколько часов назад. - Тише, это я, это я... Элли очнулась окончательно, когда почувствовала шершавые тёплые ладони на своих щеках и через пелену подступавших слёз увидела Джоэла - ещё бледного после травмы и уставшего, но прямо тут, рядом, когда она не ждала помощи. - Смотри, это я. Она не могла смотреть ему в глаза, потому что до этого никогда не плакала и считала это уделом слабаков. Когда горячие слёзы потекли к подбородку, тревожа каждую ранку на лице, Элли сумела выдавить из себя только: - Он хотел... Оба понимали, что он хотел, и оба всю оставшуюся жизнь предпочтут молчать об этом до гробовой доски, закопать это поглубже и запереть на замок. Джоэл поспешно обнял девочку, подспудно понимая, что если бы ему удалось вычеркнуть из её памяти этот страшный кусок, он бы это сделал. Принял на себя, сам пережил всё, что выпало на долю ей. Человеку, который неоднократно чувствовал боль, уже не так плохо и страшно чувствовать её снова - грубая материя легче воспринимает удары, нежели мягкая и неокрепшая. Элли зажмурилась и судорожно прижалась к широкой груди человека, которого могла назвать отцом. Она понимала, что больше не будет страшно. - Солнышко... Ничего, ничего. Как будто это было лекарством от всех бед и пережитых ужасов. Он хотел по крайней мере верить, что это успокоит её. Не зная, что говорить, Джоэл просто обнимал её и ощущал, что Элли сильнее прижимается к нему. И он понимал - это значит "помоги мне". Тихое, бессловесное, но отчаянное. - Джоэл... - Элли чувствовала, как шум в голове стихает, сердце успокаивается. С такими же ощущениями отходят от самых безумных ночных кошмаров, и она бы с радостью убедилась в том, что всё произошедшее - сон. Но слишком явно болели раны и ныли мышцы. Джоэл не отдаст её "Цикадам", не позволит сделать из неё лекарство и скинуть её труп на помойку. Она не лабораторная крыса и не спасение всего человечества - она девочка, которая хочет считать его папой, играть на гитаре и любить. Когда они с Элли вышли из жаркого кафе в ледяную стужу, он точно знал две вещи. Первое: за боевой единицей с автоматом прячется веселый и отважный подросток-бунтарь, который только начал ощущать на себе заботу. Второе: она стала частью его души и смыслом жизни. Они теперь, как одно целое: умрёт она - умрёт он. Эти мысли приходили ему в голову быстро и точно, и Джоэл чувствовал - ничто в своей жизни он ещё не знал настолько точно. Ему предстояло учить её быть любимой. Ему самому предстояло учиться жить.