Одна бутылка вина пуста полностью, вторая лишь наполовину. По крайней мере, так думает Эрмаль — Фабрицио бы сказал, что она наполовину наполнена, но кто его спрашивает?
Эрмаль морщится, листая ленту, в которую вечно каким-то неведомым образом попадают то коллажи, то рисунки, а то и вовсе какая-то порнография. Глупо было бы возмущаться каждый раз, но, мать вашу, как же это бесит… В последнее время его вообще слишком много всего бесит, но Эрмаль предпочитает не страдать психоанализом и не пытается найти причину.
— Что там? — вяло интересуется Фабри, полулежащий на ручке дивана с книгой. Татуировки, улыбка мафиозного босса и очки в толстой черной оправе сочетаются странно, но в очках он выглядит так умилительно, что Эрмалю духу не хватает их высмеять. Теряет квалификацию, не иначе.
— Ничего нового, все то же, — раздраженно бормочет Эрмаль, но телефон передает. На экране красуется он сам с задумчивым взглядом в никуда, Фабри рядом, оживленно что-то рассказывающий, и насмешливая подпись «ах, он опять не может глаз оторвать от губ своего бойфренда, когда тот говорит <3 <3 <3». Количество сердечек попросту оскорбительно, и Эрмаль совершенно точно уверен, что в этот самый момент смотрел куда угодно, но не на губы. Может, на стену позади, или на микрофон, или просто потерялся в своих мыслях, заскучав. Делать ему нечего, пялиться на губы своего друга, да еще во время интервью.
Фабрицио лишь смеется, откидывая голову назад и прикрывая лицо рукой, согнутой в локте. Насмешливо качает головой, стреляя в него искорками черных глаз.
— Серьезно? И из-за этого ты так заводишься?
Эрмаль сумрачно отбирает телефон, пожимая плечами. Он не заводится, он просто хотел бы спокойно листать свою ленту, не рискуя напороться на красочные описания того, что, как и куда Фабрицио ему вставил, картинки с сердечками и прочие милые вещи, без созерцания которых прекрасно можно обойтись. Пауза затягивается, он возвращается к хмурому тыканью в твиттер, решив, что в 140 символах шансов увидеть что-то травмирующее меньше всего, Фабри возвращается к книге, в очередной раз покачав головой с улыбкой человека, терпение которого уже на исходе.
Пять минут тишины, а потом отчетливый скрип зубами.
Уже без вопросов Фабрицио протягивает руку и телефон практически прилетает ему в лоб, запущенный злой рукой.
На экране уже другая картинка, вполне себе приличный (в смысле неплохой, а не в смысле пристойный) рисунок. Линии четкие, уверенные, черно-белая гамма и желтеющая луна за окном, отбрасывающая отблески на обнаженную выгнутую спину и ямочки на ягодицах… Фабрицио на секунду задумывается, есть ли у него эти ямочки, и понимает, что понятия не имеет. Откинутое назад лицо Эрмаля получилось не очень похожим, но зато очень выразительным — округленные в почти мученическом стоне губы особенно, впору засмотреться.
— И? — лаконично интересуется Эрмаль, рывком придвигаясь ближе, чтобы заглянуть ему через плечо. — Неужели тебя это вообще не раздражает?
— Красиво, — пожимает плечами Фабри, поворачивается и натыкается на мрачный взгляд. Кому-то явно не очень смешно. — Почему это
тебя так раздражает? Ты даже на себя тут не похож.
Эрмаль бросает еще один взгляд сверху вниз на картинку и выдает:
— Слишком красивый?
Фабрицио давится смешком, притягивая его к себе за плечи, чтобы уткнуться поцелуем в кудрявую макушку. Как ребенок, в самом деле.
— Наоборот.
Эрмаль слегка расслабляется в его руках, потом выпутывается, чтобы потянуться к стоящей на столике бутылке и отпить из горла. Фабри слегка расфокусированным взглядом наблюдает, как он губами обхватывает горлышко, как запрокидывает голову назад, сглатывая, и невольно сглатывает сам.
— Так почему? — терпеливо переспрашивает он, когда Эрмаль наконец отрывается от вина. Несколько секунд непонимающе смотрит, словно уже забыв, о чем речь, потом снова морщится, как от лимона, скользит взглядом куда-то за спину, словно погружаясь в какой-то другой мир.
— Просто… раздражает, — туманно выплевывает он, пальцами терзая этикетку несчастной бутылки. Рвет край, сминает, откидывает в сторону. — И почему я всегда снизу? — почти обиженно, но больше мрачно. Риторически, наверное.
Фабрицио почти давится от рвущегося наружу смеха, но честно маскирует его под кашель. Приступ кашля. Летом. При том, что он никогда, никогда не доводит простуду до такого. Подозрительный взгляд Эрмаля намекает на то, что он пришел к таким же выводам даже несмотря на объемы выпитого вина. Фабри успокаивающе похлопывает его по запястью.
— Можешь допивать, — «тебе нужнее» остается непроизнесенным, но Эрмаль закатывает глаза и из чистого упрямства допивает. Почти полбутылки. Залпом. Ох, кого-то ждет веселое утро.
— Потому что я старше и опытнее? — пробует он, выбирая самый нейтральный вариант из всех, что крутятся в голове. Вероятно, не стоит произносить вслух остальные, потому что они потенциально могут задеть чье-то весьма хрупкое мужское достоинство.
Эрмаль смотрит на него туманно-печальными глазами. Пустая бутылка катится под диван и Фабрицио мысленно вздрагивает, уже представляя как от неловкого удара об пол она могла разбиться, острыми осколками усыпав ковер.
— Старее, ты хочешь сказать? — ядовито пытается Эрмаль, но как-то не очень получается. — И опытнее? Смеешься, что ли?
Вот этого Фабрицио уже ему спускать не собирается. Он щурится, отстраняясь слегка, снимая очки, чтобы не мешали, откладывает книжку.
— Будем мериться опытом?
Эрмаль смеется, закрывая лицо ладонью, наклоняется вперед, чтобы уткнуться ему в плечо.
— Ну. Я про другой опыт, с мужчинами.
Невозмутимое «и?» Фабрицио заставляет его приподняться, удивленно поднимая брови. Море вопросительных знаков вокруг его головы почти осязаемо.
— Ты правда думаешь, что у меня не было опыта с мужчинами? — почти мурлычет Фабрицио, наслаждаясь ошарашенным взглядом и судорожно сжавшейся на его локте ладонью. — Мне казалось, все очевидно.
— Мне нужна еще бутылка, — бормочет Эрмаль. Он не краснеет под внимательным и слегка насмешливым взглядом только потому, что ему почти сорок, и замечание его просто-друга о его (оказывается) не совсем очевидной ориентации не должно вызывать в нем никаких эмоций. Совершенно никаких. Даже чертова любопытства.
— Тебе завтра на интервью, — укоризненно напоминает Фабри. Осторожно обнимает Эрмаля поперек туловища, утыкаясь носом в шею, мм, вкусно пахнет. Нить разговора ушла куда-то совершенно не туда, но это мало его волнует — по крайней мере, на сегодня твиттер, инстаграмм и прочие оскорбляющие взгляд Эрмаля приложения забыты, а телефон затерялся под подушками.
— Угу, — соглашается Эрмаль, не соглашаясь, но выпутаться, чтобы действительно взять себе новую бутылку, не пытается. Пара минут проходит в задумчивом молчании. — И… как это?
Фабрицио несколько раз моргает, пытаясь вспомнить, о чем речь, потом улыбается куда-то Эрмалю в шею. Какой интересный вопрос. Какие интересные мысли в этой кудрявой голове, должно быть.
— Тебе как, описать в ста сорока символах или сразу на практике показать?
— Ста сорока… Сволочь, — влюбленно бормочет Эрмаль и пихает его в бок, но безрезультатно. И словно ставит мысленную точку в этом разговоре.
— Обычно это начинается так, — Фабри игнорирует его точку и чуть приподнимается, чтобы достать губами до его шеи и оставляет там влажный поцелуй, потом еще один, чуть прихватывает кожу губами — ничего такого, что бы они еще не делали. Еще всего один точно не повредит, не-а.
— Эй, я вообще-то натурал, если ты еще не понял, — Эрмаль слегка отталкивает его открытой ладонью, смеясь немного натянуто. Просто для того, чтобы показать ему, что не он один умеет быть упрямым и надоедливым, когда захочет, Фабрицио не останавливается, от вполне целомудренных поцелуев постепенно переходя к менее приличным для друзей. Хотя, о чем речь? Друзья не лежат друг на друге после двух бутылок вина, обсуждая порнографические рисунки с собственным участием. Он мстительно улыбается и почти кусает Эрмаля за горло, очень сильно надеясь, что завтра на интервью след его работы случайно попадет в камеру, и его
другу придется долго и мучительно краснеть, объясняясь.
Пауза слегка затягивается, пока Фабри самозабвенно изучает шею Эрмаля языком и губами, постепенно налегая на него все сильнее и приближаясь к горлу; Эрмаль забывает как дышать (от такой наглости и от неожиданности), и забывает, что после такого количества вина надо сознательно контролировать свои рефлексы. Его руки ложатся Фабрицио на плечи, но почему-то никак не отталкивают, губы приоткрываются, и сорвавшийся с них звук можно вполне считать стоном (Фабри считает и довольно улыбается, Эрмаль не считает и хмурится). Под растущим давлением он медленно, но верно соскальзывает вниз, пока не оказывается распластанным на диване, с нависающим над ним донельзя самодовольным Фабрицио, который скалится почти хищно. Гребанный вампир. Бедная его шея.
Эрмаль награждает его взглядом а-ля «ну и что здесь смешного», от чего улыбка Фабри становится еще шире.
— Что, весь процесс будешь демонстрировать? — ядовито интересуется Эрмаль, вздергивая брови (ну, вы поняли, место, где должны быть брови) и ожидая, что сейчас Фабрицио досмеется и встанет с него, покачает головой и снова возьмется за свою долбанную книжку, как будто в мире нет ничего интереснее. Как будто он не сидит рядом, обращая на себя внимание всеми возможными и невозможными способами.
— А ты хочешь? — с придыханием интересуется вместо этого Фабрицио, глядя на него из-под ресниц, и Эрмалю хочется выколоть эти черные глаза, чтобы он прекратил уже смотреть на него
так. Что сейчас, что все время. И губы у него тоже какие-то… отвлекающие. На них действительно сложно не смотреть, это явно не его вина.
— Ага,
очень, — его голос просто сочится сарказмом, как пропитанный карамельным сиропом торт, но Фабрицио очень умело делает вид, что не понял. У него по жизни это получается прекрасно — один из способов переносить Эрмаля.
— Нет, ну раз ты так просишь… Чего не сделаешь ради
друга… — Фабри вздыхает, сокрушенно покачивая головой, и Эрмаль закатывает глаза, пытаясь спихнуть его с себя, но,
естественно, ему не хватает сил. Может быть, поэтому он снизу на всей этой порнографии. Злость и раздражение возвращаются, и он продолжает сопротивляться, хоть и без особого энтузиазма.
— Отпусти меня, старый извращенец, — бормочет он, старательно-показательно уворачиваясь от новых поцелуев, которые теперь нацелены четко на горло и постепенно поднимаются выше. И выше. И выше. Эрмаль дышит прерывисто, когда дело доходит до подбородка, и нервно сглатывает. Фабрицио медленно отстраняется и смотрит на него сверху вниз с ухмылкой.
— Надо говорить не старый, а
опытный, — нравоучительно поправляет он, склоняясь теперь уже к уху, целует там же, где обычно, но теперь это приобретает совсем новый контекст, и Эрмаль старается не задохнуться совсем, потому что у него сейчас с вдохами-выдохами все совсем плохо. Наверное, от отвращения. Он же натурал, помните?
— Что-то верится с трудом в этот мифический опыт, — бормочет Эрмаль, потому что любит играть с огнем, а огонь в глазах Фабри и согревает, и будоражит. Фабри не разочаровывает, отрываясь от уха, чтобы посмотреть ему в глаза. На слишком близком расстоянии для того, чтобы Эрмаль мог хоть что-то соображать.
— Ничего, когда трахну — поверишь, — почти нежно сообщает он и невозмутимо возвращается к уху, языком задевая мочку.
— Блять, — с чувством стонет Эрмаль, до которого медленно доходит, и голова кружится не то от наконец подействовавшего алкоголя, не то от происходящего. Происходящее напоминает какой-то бред, кошмарную фантасмагорию. Что Фабрицио творит? И главное, почему он ему позволяет? — Блять, Бицио, прекрати, пожалуйста, пока не позд —
Его выгибает на диване, когда рука, оторвавшись откуда-то из-под его спины, скользит вдоль по животу и ниже, накрывая красноречиво говорящий за него член.
Фабрицио ухмыляется совсем по-кошачьи, лениво глядя на него сверху вниз и слегка поглаживая. Невесомо, кончиками пальцев. Эрмаль сжимает зубы, чтобы не дернуться вверх.
— Что ты там говорил, прости, я не расслышал? Натурал?
— Это… естественная реакция на механическое воздействие, — выдает Эрмаль, зажмуриваясь, чтобы не видеть это невероятно самодовольное лицо. Отвратительно красивое.
— Ааа, так вот оно что, — Фабрицио явно раздражает его ответ, но он терпелив. Он гладит чуть настойчивее, дожидаясь, пока Эрмалю придется прикусить губу, чтобы не стонать, а потом убирает руку, получая в награду выдох облегчения. — Рано расслабляешься, солнышко, — шепчет он, легким движением колена раздвигая ему ноги. Эрмаль выдыхает, стараясь не паниковать. Этот простой жест почему-то вызывает в нем целую бурю эмоций, голова кружится так, что кажется, что это комната летит куда-то вниз, вниз, под асфальт и к центру земли, и он не знает уже, ни как реагировать, ни что делать.
Если бы это был кто угодно, кроме Бицио, он бы уже оказался на полу с подбитым глазом. Бицио… можно многое. Он же друг, правда?
— Блять, блять, блять, Бицио, — выдыхает Эрмаль, уже не зная, ни что он делает, ни о чем просит и не контролируя ни язык, ни конечности. Руки, непослушные руки тянутся расстегивать чужую рубашку, потому что с таким телом как у Фабри? Преступление скрывать его рубашками. Пуговицы поддаются с трудом, он дергает нетерпеливо, возможно, обрывая парочку — какая разница, все равно рубашка была страшная, как и весь твой гардероб, да-да, Фабри, ты же знаешь как я к нему отношусь. Нетерпеливые губы накрывают татуировку на груди, язык легко повторяет чернильные контуры. И руки. Боже, эти мускулистые руки, которые теперь прижимают его к дивану, расписанные кошмарными узорами, мертвыми животными, надписями и бог еще знает каким уродством — эти руки можно трогать, водить длинными пальцами вдоль проступающих связок, касаться невесомыми поцелуями выступающих ключиц. Трогать. Чувствовать.
Ему нравится. Он задыхается от прикосновений мужчины, раздвигает ноги чуть шире, чтобы обнять ими его бедра, стонет его имя, зажмуриваясь. Блять. Блять. Что было в этом гребанном вине?
Фабрицио дергает его за волосы, отрывая от своих татуировок, нежно обнимает ладонью щеку в успокаивающем жесте. Эрмаль кусает губы, потому что отчетливые движения бедрами нравятся ему немного слишком сильно. Время замедляется, когда их взгляды встречаются — оба мутные и совсем не трезвые (Фабри только сейчас вспоминает, что первая бутылка почти полностью на его совести), оба расфокусированные.
Опять не может оторвать глаз от губ своего бойфренда некстати всплывает в голове Эрмаля, и он почти против воли действительно опускает взгляд. Почему бы и нет, на губы Фабрицио очень даже приятно смотреть — правильной формы, слегка пухлые, слегка влажные от поцелуев, которые он только что оставлял на его коже —
— Поцелуй меня, Бицио, ну, — вырывается из глубины души, и Эрмаль поспешно прикусывает язык, но уже немного поздно оправдываться и говорить, что «я имел в виду по-братски, в щеку!», потому что Фабрицио не ждет, пока он это сделает. Он наклоняется и целует. Целует, как будто всю душу из него хочет вытянуть, как будто имеет на это право. Спокойный, сволочь такая, словно и не замечает, что Эрмаля почти трясет непонятно от чего.
От ужаса, наверное, потому что он, мать вашу, натурал.
Поцелуй превращается в несколько поцелуев, Фабрицио забывает про свои не совсем честные намерения, Эрмаль не забывает, но оба не торопятся отрываться.
— Мог бы давно попросить, — с ноткой слегка укоризненного самодовольства выдыхает Фабри, когда воздуха становится совсем мало. Это, впрочем, не мешает ему сразу прижаться снова, кусая вдруг поджавшиеся от раздражения губы.
— Мог бы давно поцеловать, — шипит в ответ Эрмаль, за что получает ощутимый укус в и так уже раскрашенное пурпуром горло.
Фабрицио только улыбается и перемещает руки на ширинку, поцелуями сползая ниже ключиц. В какой момент Эрмаль остался без футболки, он и сам не понял. Руки, вместо того, чтобы отталкивать человека, который собрался его насиловать, путаются у него в волосах. С-сука. Его снова выгибает на гребанном диване, когда Бицио спускает с него штаны вместе с бельем, прикасается к горячей коже обжигающей ладонью, выгибает так, что хрустят позвонки. Стон удается удержать, зубами впившись в губы, его матерное сопровождение — нет.
Полный решимости отомстить, Эрмаль дергает за джинсы Фабрицио, который хрипло смеется от такого энтузиазма и послушно дает себя раздеть. И тянется куда-то в бок, куда-то внутрь столика, на котором так мирно стоит пустая бутылка вина, чтобы достать оттуда презервативы и небольшой тюбик.
— Серьезно?! — хрипло выдыхает Эрмаль, непослушные руки которого уже опустились сильно ниже спины его
друга. — Ты хранишь все это… здесь?
— Знал бы ты, сколько на этом диване людей до тебя побывало, — откровенно смеется Фабрицио, и от оскорбленной оплеухи его спасает только то, что он вовремя прижимается к Эрмалю, пряча лицо у него в плече. От этого его смех почему-то только усиливается.
Ах да.
Опыт.
Между тем, Эрмаль прослеживает взглядом то, как Фабри натягивает презерватив и его начинает слегка мутить от вида чужого члена. Мутить — именно так ведь называется, когда рот вдруг наполняется слюной, а зубы прикусывают язык в легком предвкушении? Паника накатывает удушливой волной, но Бицио вовремя наклоняется к нему с успокаивающим поцелуем. Гладит по коже, чувствуя, как судорожно сжимаются на его спине руки. Гладит каждую выступающую косточку на его не слишком мягком теле, целует под подбородком, там, где давно хотел, шепчет на ухо что-то труднопонимаемое даже в обычном состоянии. Эрмаль вспоминает, как дышать.
— Если ты не хочешь, — начинает Фабрицио, которого уже не так кроет от алкоголя, и который слегка поражен собственными действиями, хотя от одного вида распластанного под ним Эрмаля со спутанными кудрями и искусанными губами крышу сносит конкретно, — давай не —
Эрмаль затыкает его укусом в плечо. Почему-то давно хотелось.
— Естественно, не хочу, — уперто сообщает он, напряженно запрокидывая голову, когда Фабри мстительно накрывает рукой его член.
— Кажется, заставить тебя умолять будет очень интересно, — хищно скалится он и опускается ниже, ниже, не дожидаясь ответа. Он уже привык, что «нет» означает «да, пожалуйста», когда на него смотрят такими молящими глазами. Эрмаль хочет сказать что-то саркастичное в ответ, но не успевает, потому что горячие губы заменяют собой горячие пальцы, и у него в голове вдруг становится абсолютно пусто. Совсем.
— Бляяять, — теперь уже с надрывом стонет он, толкаясь бедрами и чувствуя чужую гребанную улыбку всеми частями тела. Вот так, с закрытыми глазами, совсем просто забыть, что он в постели… ну, на диване с мужчиной. Лишь колючая щетина, раздражающая кожу, слишком сильные и слишком грубые руки, удерживающие его от лишних дерганий, слишком самоуверенные движения выдают в нем мужчину. Только и всего. Ага. Он ведь натурал, он вполне может представить себе, что это просто женщина-бодибилдер с бородой.
А потом, в тот момент, когда он наконец полностью расслаблен и почти готов признаться себе, что да, ему очень даже приятно, Фабрицио рукой скользит туда, куда не следует. А его палец скользит еще дальше. Это… некомфортно, как фальшивая нота в их песне.
— Бииицио, — недовольно тянет он, дергаясь. Фабри успокаивающе гладит его по животу и бедрам, целует выпирающие косточки, поднимая теплый черный взгляд. Внимательный, слишком внимательный.
— Просто потерпи чуть-чуть, ты же вроде большой мальчик?
— Ты говорил, что будет хорошо, — кривясь, возражает Эрмаль, недовольно пальцами сжимая его волосы. Фабрицио жмурится и продолжает.
— Я? Наверное, это в твоих снах, — он тихо смеется, на пару секунд размыкая губы вокруг его члена, и на какое-то мгновение все снова обжигающе-хорошо, ровно до тех пор, пока к первому пальцу не присоединяется второй.
— Блять, Бицио, — шипит Эрмаль, как рассерженная кошка. — Чтоб я еще хоть раз тебя послушал! Сука, нежнее, ну, чтоб я еще хоть раз —
— Нежнее, а то я у тебя первый, так? — насмехается Фабрицио, но послушно смягчает темп. И сразу добавляет третий палец, потому что он сволочь.
Эрмаль открывает рот, чтобы высказать все, что его путающийся и затуманенный мозг способен сообщить о всяких друзьях, которые сначала обещают оттрахать тебя до криков, а потом уточняют, что это были крики разочарования, но вместо возмущенной тирады оттуда вылетает только ошарашенное:
—
Ох.
Потом что шаловливые пальцы Фабри нащупали наконец нужный угол, и теперь каждое его движение невыносимо приятно. С-сука. Кажется, теперь он понимает, как становятся геями. Он, конечно, не станет от одного раза… но все же.
— Что, продолжать? — интересуется Фабрицио, слегка приостанавливая движения рукой и нежно целуя головку члена.
— Да, — выдавливает Эрмаль, гордо закусывая губу.
— Прости, не расслышал? — издевается черноглазая сволочь, языком рисуя влажные узоры.
— Я сказал «да», — скрипит зубами Эрмаль, и его вознаграждают небольшим, но ощутимым толчком пальцев, который заставляет судорожно дернуться и впиться пальцами в чужие плечи.
— Что «да»? — передразнивает Фабрицио, откровенно забавляясь.
Трехэтажный мат, летящий ему в ответ, его вполне удовлетворяет, потому что через мгновение Эрмаль уже кусает губы в сладком экстазе, забыв напрочь про свое недовольство. Ему хорошо. Ему очень хорошо. Еще бы Фабри наконец вернулся выше, чтобы можно было целовать его припухшие губы, прижаться сильнее, ближе, всем обнаженным телом, всей рвущейся наружу душой —
Фабрицио убирает пальцы, осторожно заменяя их чем-то ощутимо б
ольшим. Чем-то… о боже. Боже, боже, какой кошмар. У Эрмаля уже не осталось сил на новый приступ паники, но его все равно ощутимо потряхивает, и пальцы впиваются в смуглую кожу в отчаянном жесте.
Мгновение, еще одно, но осознание того, что он совершил что-то ужасное, так и не приходит. К тому же, Бицио исполнил его непроизнесенное желание, выпрямился так, что их лица снова рядом, глаза в глаза, и двигается осторожно, не забывая раскрывать влажный рот навстречу поцелуям.
К тому же, это
Бицио и этим все сказано.
Эрмаль отпускает себя.
— Но блять, что ж так неприятно, — вслух раздражается он, прикусывая губу Фабри вместо своей, чтобы тот почувствовал хоть часть его недовольства.
— Шшш, потерпи, сейчас будет хорошо, — тихо обещает Фабрицио, который сам едва дышит и жмурится от напряжения, чтобы быть осторожным и терпеливым, когда больше всего на свете хочется загнать до упора, так, чтобы Эрмаль закричал. Чтобы проснулся, наконец, от своего бесконечно зацикленного отрицания.
А потом действительно становится
хорошо.
Эрмаль хрипло выдыхает и изо всех сил цепляется за разукрашенные татуировками плечи, успевая кончиками пальцев приласкать узоры. Снова поджимает губы, но Фабри не дает ему кусать их, раз за разом открывая мелкими поцелуями. Его собственные высокие стоны мешаются с хриплыми — Фабрицио, который, наконец-то, тоже не может сдержаться, тоже не знает как, и не хочет, стоны перемежает с низким шепотом на каком-то совсем глубоком римском, который Эрмаль даже не в состоянии понять.
И в конце Эрмаль все же срывается на крик, как ему и обещали.
***
Утро встречает их немилосердно. Эрмаль умирает от головной боли, а еще у него почему-то ужасно болит задница, и он почему-то без одежды, а еще на нем лежит теплое сопящее тело. Черные волосы, щекочущие нос, рука, собственнически лежащая поперек живота, коленка, вклинившаяся между бедер. Фабрицио сонно шевелится и поднимает на него голову, улыбается, словно солнце.
— Доброе утро? — морщится от движения и сразу заключает, — не очень доброе.
— Ага, — выдавливает Эрмаль, у которого теперь, после восстанавливающего сна, сколько угодно сил на панику. Хоть отбавляй.
Фабрицио хмурится, тянется наверх, осторожно целует едва отвечающие ему губы.
— Все еще считаешь себя натуралом?
Паника отступает перед смехом.
— Вообще-то да.
— И сколько раз мне надо тебя оттрахать, чтобы ты пересмотрел это мнение?
— Думаю, это стоит устанавливать экспериментальным путем.
***
Надо сказать, что раз потребовалось много. Очень.
