Часть 1
20 апреля 2013 г. в 21:06
Одним ярким весенним утром, сидя на лавочке, еще покрытой инеем, я смотрела на летающих воробьев, которые, заметив знакомую старушку с пакетом пшена, что уже четыре года подряд изо дня в день приходит сюда, слетаются к ней.
Сгорбившаяся на кресле-каталке старушка, дрожащими пальцами, длинными, абсолютно сухими и белыми, как листок пергаментной бумаги, развязывает пакет. У нее не выходит. Она заползает своими паучьими пальцами за шиворот бордового пальто и извлекает очки. "Посадив" их на переносицу, она вновь принимается за пакет.
Эта бабушка четыре года назад была молодой женщиной. Ее состарила жизнь. Попав в аварию, она повредила позвоночник и стала прикована сначала к постели, а затем к креслу. "Отчего же она выглядит как старуха?" - задавалась я вопросом. Вскоре после выписки она снова оказалась в больничной палате.
Молодому фельдшеру нужно было срочно решать куда везти пациентку, когда его вызвали. По видимым признакам у 45 летней женщины был инфаркт печени. Тому соответствовали тошнота, рвота и желтушность. Но ему не давали покоя рубцы на брюшной полости, которые остались после аварии. Оказавшись в Центральной Больнице, мужчина объяснил свои мысли опытному пожилому врачу и тот поспешил осмотреть женщину.
Вместе с ней в больницу приехал ее 16 летний сын, единственный родственник в этом крупном городе...
Опасения оказались реальными - у женщины саркома брюшной полости. Злокачественная опухоль, появившаяся на месте ожогов. Рак, уже давший метастазы в печень.
Невероятно было, как стоически эта женщина выдержала все испытания, которые она пережила с аварией. Невероятно какой внутренней силой она обладала, чтоб сохранить спокойствие в присутствии несовершеннолетнего сына, когда ей говорили сколько осталось.
О чем думала она? Что чувствовала? Мне кажется, что в сердце ее ничего кроме любви к ребенку и к жизни не было.
Страх? Злоба?
Как, ответьте мне, человек боящийся смерти остался жить после этого?
Нет. Живут только те, кто не боится смерти.
Однажды, проходя мимо ее палаты, я решила заглянуть к ней. Она лежала на чистых белых простынях, положив руки поверх одеяла и смотрела в окно. В венах держались иглы, через которые она получала лекарства, а тумбочка была заставлена таблетками. Рядом с левой рукой лежала красная кнопка для экстренного вызова медсестры.
Я поздоровалась. Она повернула ко мне лицо и кивнула. Эта женщина жила в доме напротив и, может, вспомнила знакомое лицо, потому спросила как ее сын.
Я ответила, что не видела его. Она устало отвела взгляд.
- Вам что-нибудь принести?
- Нет, просто сядь на стул. Посиди со мной.
Я села. Она долго молчала. Была зима, а потому закаты, если и случаются в этой пасмурной области, ранние. Комната заполнилась красной массой солнечных лучей.
- О чем Вы думаете? - невпопад поинтересовалась я и тут же мысленно себя прокляла за бестактность. О чем может думать человек на смертном одре?
- О, - решила ответить она мне, все так же смотря в окно, - Я думаю не только о смерти. Хотя о ней чаще всего.
Женщина чуть застонала, когда перекладывала левой рукой правую к себе на грудь.
- Я не представляла, что буду так умирать. Вчера мне обозначили сроки. Неделя в стационаре и три месяца дома. Или полгода в хосписе, там, где такие же обреченные как я остаются "доживать", - на последнем слове она хмыкнула, - Но... - женщина зашлась кашлем, а я подскочила и поднесла к ее губам стакан с водой. Затем села снова на стул, что стоял в ногах кровати, - Зачем, скажи мне, доживать там, где всем каждый данный день безразличен? Зачем находиться в том месте, где лица людей похожи на маски уже умерших, хотя они еще двигаются, понимают других и себя?
Я всегда мечтала, что смерть придет незаметно. Настигнет на улице: я бы шла в ясный солнечный день, улыбалась будущему... И умерла. Мечтала я, конечно, об этом по-молодости, пока не знала еще радости настоящей любви. Любви к ребенку.
Потом, я представляла себе другую картину: мне около 80 лет. Осеннее утро заползает в мою комнату через приоткрытую форточку. На первом этаже уже шумят мои внуки и дети - сын с невестой. Они собираются завтракать.
Потом... Я слышу, как меня идут будить сын и наш питомец - серый старенький пес с добрыми глазами Леонард. Пес тяжело, с помощью моего сына забирается на кровать и ложится под бок. Сын садится на кровать, я беру его за руку, треплю небритую мужскую щеку... И он закрывает мне глаза...
- Приемные часы окончены, девушка, - в палату зашла суровая медсестра. Она подошла к кровати, проверила капельницы, достала шприц из серого чемоданчика и снова строго посмотрела на оторопевшую меня. Я вздрогнула. "Наверное, сильно действующее лекарство" - пронеслось в голове, когда я выходила...
За те 4 часа, что я провела с этой женщиной, я узнала много грустных историй из ее жизни. Но она никогда не сдавалась и поражала глубиной своей любви к тому, что имеет. Чему, казалось бы, можно радоваться, когда осталось три месяца?
Тому, что у тебя еще есть время.
Я сидела на лавочке, в тени голых деревьев, морозным весенним утром и наблюдала за этой женщиной, сухими дрожащими пальцами, раскидывающую вокруг пшено. Я смотрела на ее сухое бледное лицо с выступающими скулами. Я смотрела и видела, как она улыбается, когда перед ней садится на колени ее двадцатилетний сын, заботливо поправляющий выскочившую с подножки ногу матери.
Ей дали три месяца.
А она уже четыре года приходит в этот парк каждое утро.