Мой пленник и гость

Ее уважают и боятся. Шармейн Дийоза, а вернее, полковник Дийоза относится к той категории людей, кто, даже не будучи вооружен, способен призвать к повиновению одной только нужной интонацией. Она умеет в нужный момент взять власть в свои руки, а ее приказы даже не подвергаются обсуждению. Маркус прекрасно отдает себе отчет в том, насколько сильна эта женщина, и как он рискнул, отважившись на переговоры с командиром «Элигии», пока не оказался в плену у самой Дийозы. Но во-первых, после разрыва с Вонкру и Бладрейной ему больше нечего было терять, а во-вторых... разве свобода Джона Мерфи и Рейвен Рейес не стоит временных неудобств? Временных в любом случае. Дийоза либо отпустит его на свободу, либо убьет, если поймет, что поставила не на ту карту... Третьего не дано, вот только погибать, не дождавшись освобождения друзей, куда как глупо и бессмысленно... — Расскажите мне о Бладрейне. Они сидят за небольшим складным столиком возле водопада. Дийоза наполняет два бокала золотистой жидкостью и, протянув один Маркусу, рассказывает о том, какой была эта земля, когда еще называлась Североамериканским континентом. И было это больше ста лет назад — Дийоза это помнит. — Вы неплохо сохранились, — шутка избитая и дурацкая, но командиру «Элигии» даже нравится. Редкий случай, когда на лице суровой дамы-полковника можно видеть улыбку. — Криозаморозка, — объясняет Шармейн и машинально касается длинного шрама на шее, и Кейн ловит себя на мысли, что ему тоже хочется дотронуться до этой красной загрубевшей выпуклости. В их первую встречу она рассказала Маркусу историю этого шрама, жуткую и в то же время завораживающую. Такова и сама эта женщина — опасная, жестокая и вместе с тем необычайно притягательная. О Бладрейне — теперь даже в мыслях Маркус не может назвать Кровавую Королеву ни Октавией, ни тем паче О — говорить не хочется, и не потому что Кейн не хочет портить отношения — они уже безнадежно испорчены. Слишком много личного... Когда Октавия перешла черту, окончательно и бесповоротно превратившись в Бладрейну? Когда он отказал Октавии в поддержке, зная о методах, которыми она добивалась объединения враждующих кланов? Или... когда он понял, что больше не любит ее? Только ее ли? Он любил Октавию Блейк, О, «девушку из-под пола», ту, которой не стало — а любить Кровавую Королеву он не в состоянии. — Я слишком плохо знаю Бладрейну, чтобы рассказать о ней что-то ценное, — уклончиво отвечает Маркус. — А мне казалось, что вы с ней были очень близки, — в голосе Шармейн слышится вызов. — Это правда, полковник, но это вовсе не означает, что я знал ее, — он хмурится и отводит взгляд. Он не хочет посвящать в свои отношения с бывшей любовницей кого-то постороннего. Даже женщину, от которой зависит судьба Рейес и Мерфи. — Она способна удивить даже родного брата, что уж говорить обо мне... — Простите, если задала вам неуместный вопрос... Видеть Дийозу смущенной странно и непривычно. — Я ваш пленник. Вы вправе задавать мне любые вопросы, полковник. — Шармейн, — поправляет она. — Зовите меня по имени, Маркус. И вы не пленник на Элигии, вы же пришли сами. Пришли ради них... Она опускает высокий воротник куртки, открывая еще сильнее шрам, словно раскрывается перед ним, являя Маркусу другое свое лицо — не командира, но человека. Женщины. Красивой и желанной. Будущей матери, так и не назвавшей имя отца своего ребенка. — Джон и Рейвен когда-то были моим народом, моим кланом, Шармейн. Когда-то я жертвовал отдельными людьми ради спасения человечества... А сейчас настало время жертвовать собой. Ради них. * * * Она приходит в его отсек без предупреждения, рано утром и, глядя на Шармейн, собранную и вооруженную, но взволнованную, понимает — что-то стряслось. Ужасное, непоправимое. — Они ушли, Маркус. Ваши друзья ушли. Сами, без вашей помощи. — Рейвен и Джон свободны? — Он вроде бы должен испытать чувство облегчения, но ничего подобного не происходит. Шармейн молча кивает и закусывает нижнюю губу. — Они бежали. Рейес справилась с ошейниками. Пилот с «Элигии» ушел с ними, а другого пилота, кроме Шоу, у меня нет. Какая откровенность. Раскрыть потенциальному противнику — или она больше не считает Маркуса Кейна противником? — свои слабые стороны... Полковник Дийоза, вы ли это? — Вы тоже свободны, Маркус — не буду больше вас задерживать. Можете вернуться к своим. — Боюсь, что моих больше нет. Есть Вонкру и враги Вонкру. И Бладрейна, которая убьет его при первой возможности, и сейчас Маркус с болью осознает, что не готов встретить смерть. — Сожалею, — она не лжет. Сделав несколько шагов в его направлении, она оказывается совсем близко. Опасно близко. Маркус вдыхает запах ее волос и, проведя ладонью по ее лицу, касается шрама. Не руками — губами. Она не отстраняется, и повисшую между ними напряженную тишину нарушает только ее прерывистое дыхание. — Вы свободны, Маркус, но вы всегда можете вернуться. Или даже остаться... если вам захочется.