Антагонисты притягиваются

Маяковский/Есенин Маяковский: «Смешно писать письмо тому, Кто оценить его не сможет по достоинству, Но удержаться я не смог, теперь скажу, Что стиль твой плох и не согласен возрасту. Вступив в кружок таких же дураков, Зовёшь себя, гордясь - имажинист. Клепаешь стопки отвратительных стихов, Поганишь глупостью несчастный книжный лист. Коль хочешь знать, так слушай. Нет? Но я скажу: Петух несчастный, перестань гордиться. Любя так слепо родину свою, Рискуешь в жизни этой низко опуститься. Ты просто трус, уж раз в стихотвореньях Коверкаешь слова и превращаешь в ложь. Метафорами сыпешь до самозабвенья, Реальность искажённо создаёшь. Есенин, знай, что ты - бездарнейший крестьянин, Что возомнил себя поэтом сих времен. Самовлюбленный и наивнейший селянин, Что сеет ложь, и сам же ложью окружён.» Шагами мерял Маяковский закоулок. Два дня прошло, как он отправил то письмо. На землю бросив ещё тлеющий окурок, Он, развернувшись, зашагал к себе домой. Небрежно скинув с плеч пальто на пол гостиной, Назвал Есенина, чуть слышно, дураком. Вражда казалась тем двоим непримиримой, Но друг без друга жить поэтам не легко. Володя - футурист, в стихах жестокая реальность, Сергей - имажинист, в стихах любовь и чёткий ритм. Но в этом заключается вся сладось: Антагонисты тянутся друг к другу, как магнит. А время шло, и на письмо всё нет ответа. От беспокойства Маяковский плохо спит, Не пишет парень с волосами цвета лета, С глазами синими, как чистый лазурит. На гордость плюнув, футурист решил мгновенно, Бессонной ночью, по всем улицам пройдясь, Найти Есенина, пропавшего бесследно, Не присылавшего стихов и колких фраз. Он долго шёл, не ощущая кожей холод. Страшнее было то, что расцвело в его груди: Лицо парнишки, что ещё невинно-молод, Вдруг исчезающее в собственной крови. Смахнув со злостью бестолковое виденье, Нашёл квартиру. Сердце замерло на миг. Стучал он в дверь, хотел услышать там движенье, Но не открыл ему Есенин. Вновь тупик. И разозлившись, он выламывает двери, Вбежал в квартиру. Замерла его душа. Там, на полу, в крови лежал его Есенин, Слегка дрожа всем телом, изредко дыша. Споткнувшись, подбежал к Есенину. Бледнея, Рукой дрожащей он хотел нащупать пульс, Но как пугало холодеющее тело, Сдавивши сердце, словно самый тяжкий груз. Впервые в жизни Маяковский испугался, Ведь перед ним сгорал любимый человек, А без Есенина один бы он остался, И бесполезно прожил бренный век. Он подхватил на руки лёгкого поэта, В кровати уложил. Вот чёрт, он весь дрожит... Как потускнели кудри цвета лета, Как взгляд потух, утратив яркий лазурит... Володя рядом был. И всю неделю Он, не смыкая глаз, берег кого любил. Склоняясь в полусне над мягкою постелью, Он не посмел прилечь. Он тихо сторожил. И вот, сорвался с губ Сергея с рваным вздохом, Недоуменный шёпот "Это ты? Что ты забыл здесь, мне и так чертовски плохо, Я не готов ко встрече. Просто уходи." Не в силах верить на свалившееся счастье, Володя поднял взгляд, что был в плену теней, Да, на него смотрел Есенин, вновь с участьем. Как будто не было минувших в муках дней. Обняв порывисто, прильнул к нему губами, Сминая нежно, оставляя поцелуй. Найдя лицо Сергея томными глазами, Пленил Есенина кольцом горячих рук. Смутившись враз, Володя вскоре отстранился. Пылали губы, вспоминая вкус огня. И быстрым шагом Маяковский удалился, А после в комнату вбежали доктора. Есенин: «Не знаю я с чего начать посланье это. Ну, для начала, благодарность Вам за всё. Ведь без вмешательства сурового поэта Меня бы в мире уже не было давно. Я был расстроен, жизнь утратила свой смысл, Я от депрессии избавиться не мог, Была навязчивой пришедшая вдруг мысль: Пора отдать сей бренной жизни давний долг. Но не сумел себе я перерезать шею... Мне повезло, что рядом оказались Вы. О той попытке, несомненно, я жалею. Я осознал, как были Вы тогда важны. Я помню сладость, что дарили Ваши губы, И помню мир, в котором были мы вдвоём. Я сердце отдал в Ваши бережные руки, И Вы остались навсегда теперь в моём.»