Мусор

1 Я был одним из многих. Никем из миллионов таких же никаких. Простым человеком, судьба которого не была отмечена ни божественным провидением, ни озарением каких-либо сил, ни людской благодарностью. Парнем, который каждый день стремился к тому, чтобы любым возможным способом отыскать собственное предназначение. В своих бесконечных поисках я сменил множество работ и, в конечном итоге, утратил зачатки той квалификации, которую когда-то получил по окончанию университета. Инженер. Представляете, инженер! Любой другой на моем месте с радостью бы ухватился за возможность работать в престижной компании, выслуживаться перед начальством и с деланной гордостью восходить по карьерной лестнице на зависть менее удачливым коллегам. Однако за год работы я быстро понял, что состарюсь и умру от переработок, одиночества и депрессии раньше, чем того заслуживаю. Отец, благодаря чьему содействию меня и устроили в уважаемую организацию прямо со студенческой скамьи, разумеется, рвал и метал, когда ему кто-то донес о том, что я подал заявление на увольнение. А после того, как я действительно отработал последний рабочий день, вообще заявил, что больше ничего не желает обо мне слышать и знать. Окей, папа. Против такого поворота я не возражал. И не особенно огорчился. Кроме использования обширных связей в интересах обеспеченного на все девять жизней будущего, отец больше не мог похвастаться каким-либо иным участием в моей жизни. Дни рождения, выпускной в школе, знакомство с первой девушкой, первая свара с пацанами из соседнего района, первый привод, первый срок (условный, правда) - много всего "первого" и прочие сыновьи неуклюжие попытки знакомства со взрослой жизнью прошли без поддержки единственного родителя. Но, несмотря на это, я не жаловался. Я понимал: папаша круглосуточно и безвылазно руководил всеми своими бизнесами потому, что нужно было содержать дом, прислугу, оплачивать мое обучение сначала в частной школе, затем - в университете за границей, приобретать мне квартиру в центре города, гаджеты, дизайнерские шмотки, обувь, тачки, оплачивать штрафы за парковки и за нарушения правил дорожного движения. Господи, да. Я - неблагодарная скотина. И прекрасно осознаю это. Но с другой стороны, мне приходилось расплачиваться за возможность кидать понты и купаться роскоши своей собственной свободой. Передвижения. Выбора. Права жить так, как хочу я сам. Едва ли кого-либо из нас стоило упрекать за то, что каждый поступал ровно так, как считал правильным со своей колокольни. И вот однажды я решил, что с меня, определенно, хватит. Пусть я останусь без бабла и шлюх, но зато отец перестанет диктовать свои условия, считая, что их выполнение гарантировано предоплачено на годы вперед. Таким образом, я опустился на самое дно. Заначки быстро закончились. Обе тачки я продал. Стал сдавать пару комнат в своей большой одинокой квартире. И снова пополнил ряды наемных работников. Должно быть, папаша презирал меня - я не знал, мы ведь больше не общались. Поскольку по специальности вкалывать уже не мог, то брался за любой труд. От уличного промоутера до посудомойщика. Делал все, что просили. Часто подрабатывал на фрилансе. Нет, это не то, что вы подумали - никакой не веб-дизайн. Просто я называю ЭТО таким словом. Порой подобная разовая подработка приносила хорошие деньги. Однако "хорошие" и "чистые" - не одно и то же. 2 - Тащите туда. Все мешки - в одну кучу. Проверьте, чтобы каждый был тщательно перевязан, - Нгуен руководит нашими действиями как всегда без всякого намека на эмоции. Он уже привык. Он занимается этим лет десять - с тех пор, как эмигрировал из Вьетнама. Думаю, ни на что другое этот человек и не был способен. - Все готово, - откликается такой же невозмутимый его соотечественник, имя которого я до сих пор не могу не то, что выговорить, а даже запомнить. Что-то-там-Хоанг. Нгуен перевез его следом за собой спустя год после того, как сам обустроился. Он всем представлял Хоанга как младшего брата. Но по мне так они вообще ничем не похожи. Впрочем, мне наплевать на легенды экспатов. - Готово, - говорю я, после того, как в сотый раз перепроверил свою партию мешков. Все как один. Огромные светонепроницаемые пакеты из черного полиэтилена. В таких обычно вывозят промышленный мусор. Содержание пакетов всегда соответствует их назначению. Мусор, готовый к транспортировке в мусоросжигательную печь. Нгуен одобрительно кивает. Он - за неформального лидера в нашей команде клинеров. Его авторитет непререкаем на рабочей площадке: всегда знает, что и как сделать наилучшим образом. Однако настоящий бригадир - это Гэнкоку-сан. Именно он обладает всеми реальными полномочиями: замолвить словечко у вышестоящих начальников, выдать премию, оштрафовать на две месячные зарплаты, обеспечить необходимыми для работы инструментами и материалами и, собственно, распределить очередные наряды по объектам. Увольняться не принято. Конечно, никто не запретит уйти по собственному желанию, но на следующий день вас могут обнаружить в канаве за городом. Все происходит неожиданно и по велению чистой случайности. Так нас убеждал Гэнкоку-сан. Но каждый из сотрудников знал, что случайности, которые происходят с закономерной регулярностью, больше смахивают на срежессированную традицию, нежели на волю судьбы. Почему так? Потому, что каждый являлся переносчиком опасной инфекции - чужих тайн. У нашей клининговой конторки был всего один единственный клиент - общество Тансёку. С другими мы никогда не работали. Хотя бы потому, что у каждой более-менее крупной банды якудза имелись свои уборщики. - Отлично, ребята, - в дверях появляется Гэнкоку-сан. Окидывает нашу интернациональную компанию по-отечески теплым взглядом. Да, мы - его дети, за провинности которых он отвечает собственной головой. - Грузите все это дерьмо в машину - и поехали. Мусор, который мы убираем - это отходы общества. Люди, которые перестали приносить пользу Тансёку. Избавляемся от тел. Зачищаем место. Мы никого не убиваем. Для этого есть другие специалисты с соответствующей квалификацией. 3 - Тьфу, блядь... Она же еще школьница, - Нгуен сплевывает прямо на залитый кровью пол. Он не парится тем, что частицы его слюны будут обнаружены в ходе следственной экспертизы, когда сюда нагрянет полиция. Не парится, потому что к тому времени эта маленькая комнатка станет выглядеть лучше новой. Кровь будет удалена со стен. С пола - вместе с половицами. С мебели - вместе с мебелью. Незапятнанные места будут обработаны дезинфицирующими средствами, которые растворят следы любых иных жидкостей или органических частей, не принадлежащих жертве. Мы не занимаемся уничтожением улик. Мы возвращаем в мир чистоту. - Наверное, малолетняя любовница одного из боссов, - предположил я. Ну, а что такого могла натворить девочка, которой едва исполнилось четырнадцать? Наверняка, перепихнуться с каким-нибудь левым мужиком при живом-то папике. Вот и напросилась на... На тупой нож, судя по тому, как зверски было разворочено ее горло. Словно его вскрыл слабый трехлетний ребенок. - Нечего глазеть, - в комнату вошел Гэнкоку-сан, и все притихли. Он смерил беглым взглядом распростертое на полу обнаженное тело и отвернулся. - Эта девочка - дочь Иваямы. Отнеситесь к ней с уважением. - О, того самого Иваямы?! - вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать о том, стоит ли раскрывать рот. Вместо ответа Гэнкоку-сан отвешивает мне жесткую оплеуху. Удар сильный. От души. Едва сохраняю равновесие - у него очень тяжелая рука. Хотелось заскулить от боли, но я не проронил ни звука. - У кого-нибудь еще есть вопросы? - вся наша бригада из трех человек замотала головами. - Тогда живо за работу! 4 - Накано-кун, вот твои деньги за сегодня, - Гэнконку передает мне увесистый бумажный пакет. - Здесь на пару тысяч больше, чем ты заслужил. Оплачиваю авансом выработку умения не совать нос туда, куда не следует. Мы тут не на дружеский пикник собираемся. Любые обсуждения на объекте - табу. В следующий раз отрежу язык. Он говорит очень спокойно и миролюбиво, но от интонаций и взгляда пробирает холодок. Сглатываю ком, подступивший к горлу, и принимаю гонорар. - Извините, Гэнкоку-сан, этого больше не повторится, - кланяюсь. И клянусь себе, что буду говорить только тогда, когда спросят. - Хорошо. Поскольку ты у нас недавно, дам тебе еще один шанс. Последний, Накано-кун. - Спасибо, Гэнкоку-сан. Я вас больше не подведу. 5 В подмастерья к людям якудза я попал всего месяца два назад. И, сам того не подозревая, увяз в этом болоте очень крепко. Считается, что чем ты выше забираешься по иерархии должностей, установленной в банде, тем сложнее из нее выйти без потерь для собственного здоровья. На самом деле, все как раз наоборот. Чем ты важнее, тем проще откупиться. Договориться о дальнейшем сотрудничестве по разные стороны баррикад или об ответной значительной услуге. Чем ниже положение, тем меньше полезного ресурса можно предложить в обмен на свою свободу. А это значит, что ты - кусок пушечного мяса, который легко заменить другим. С рабами не договариваются. Вот и я неожиданно для себя оказался рабом, трудящимся в самом низу лестницы, ведущей в небо. Я - человек из очень благополучной семьи, с высшим образованием, перспективами и светлым будущим — по собственной дурости оказался в кандалах, невидимой цепью которых скованы многие шестерки Тансёку. Отцу я, конечно же, ничего не сказал. Я лучше сдохну, чем позволю ему узнать о том, что единственный сын оказался таким никчемным уродом. - Да все в порядке. Это только на первое время. Понимаешь, люди Тансёку должны присмотреться к тебе, испытать тебя. Поработаешь - получишь отличные деньги. За каждый выезд на объект платят больше, чем ты мог бы заработать в офисе за полгода. Убеждал он. Ямадзуми Хакумэй. Человек, который первым откликнулся на мое объявление о сдаче комнаты. Приехал быстро. Посмотрел квартиру. Заявил, что его все устраивает. Внес оплату за три месяца вперед - и через пару часов перевез вещи. Ямадзуми сообщил, что ему уже двадцать пять, а он до сих пор обитает с родителями, и поэтому очень хочет попробовать начать жить самостоятельно. Похвальное стремление. В чем-то я его даже понимал. Только жаль, что в свои двадцать пять предпочитал спускать деньги на ветер, совсем не заботясь о завтрашнем дне. Однажды за ужином мы разговорились. И Ямадзуми предложил мне поработать на якудза. По его словам, он и сам на них трудился, поэтому может гарантировать регулярные щедрые выплаты. Но чем именно занимался Ямадзуми, я не знал. - Поработаешь чуток, а потом я тебя устрою на должность получше. Ты же понимаешь, я не могу вот так запросто всех продвигать, - он курил сигарету, обнимая фильтр красивыми губами. - А так... Ты уже не будешь простым человеком с улицы. Я согласно кивал, хотя внутри меня назревало множество вопросов. Зачем мне работать каким-то клинером? Как это занятие поможет занять лучшую должность? Отскребать трупы от сортиров? Вообще-то, я не настолько стрессоустойчив... Но почему-то не нашел в себе моральных сил отказаться. То ли в глубине души мне было действительно любопытно. То ли Ямадзуми загипнотизировал меня своим тягуче-вкрадчивым голосом. - Я помогу тебе, а ты поможешь мне... - Как? - Вот так... Переговоры закончились минетом. Я кончил Ямадзуми в рот, тем самым подписавшись под всеми его условиями. Затем он опрокинул меня на кухонный стол и грубо вставил. Без смазки. Обошелся мылом, слюнями и упорством. Это был мой первый раз с парнем и я, как первоклассница, ожидал, что после секса наши отношения станут теплее. Но этого не произошло. Очевидно, для Ямадзуми подобное поведение было в порядке вещей. Он имел меня, когда ему хотелось. Приходил без приглашения, выдалбливал из последних силы, а потом сваливал как ни в чем не бывало. Мое стремление проявлять какие-то чувства совсем не ценилось. Приготовленные мной завтраки он воспринимал как должное. Но иногда мы все-таки разговаривали. Порой Ямадзуми даже интересовался моими успехами на новой работе. Он продолжал арендовать комнату в моей квартире, однако складывалось ощущение, что на самом деле платил он за то, чтобы держать при себе шлюху, гарантировано чистую от венерических заболеваний. И все. Выгонять Ямадзуми я не спешил, поскольку сильно нуждался в деньгах. Однако охладить его пыл все же стоило. В квартире оставалась еще одна свободная комната, которую также можно было сдать в наем. И я начал поиск второго жильца, рассчитывая, что "на людях" Ямадзуми перестанет вести себя так нагло. Новым квартирантом оказался мутный мужик лет тридцати пяти. Неразговорчивый, неулыбчивый, недружелюбный. Сначала я не хотел заключать с ним договор, но он переубедил меня, сказав, что первые полгода будет платить сверху еще 10% от месячной суммы, чтобы завоевать доверие. Нутром я чувствовал, что здесь что-то было не так, но в чем заключался подвох, никак не мог сообразить. Даже подозревал, что этот человек - Сугэ - один из странных приятелей Ямадзуми, исполняющий роль подсадной утки. Но никаких доказательств не было. И перспектива получать больше денег уничтожила здравый смысл и остатки сомнений. С появлением Сугэ Ямадзуми немного успокоился. На какое-то время отстал от меня, но начал приводить в квартиру смазливых школьников. Они запирались в комнате и включали музыку. Чтобы никто ничего не слышал. 6 - Сугэ, а чем ты занимаешься? Где работаешь? График приема пищи никто не устанавливал, однако мои сожители посчитали нужным питаться в одно время со мной. Причина была до банальности простой: когда я готовил для себя, то и квартирантам перепадал лакомый кусочек. Уловив тенденцию, я решил договорится с Ямадзуми и Сугэ, чтобы они приобретали продукты и вкладывались в их общую стоимость. Таким образом, у нас возник ритуал совместных трапез. Поскольку готовил только я - остальные не умели - то нередко ощущал себя в роли жены двух мужиков. Кстати, расчет не удался: наличие второго жильца не заставило Ямадзуми вести себя более сдержано на мой счет. Домогательства продолжались - казалось, что его вовсе не смущало чье-либо присутствие. Прежде чем ответить, Сугэ смотрит на Ямадзуми, ожидая одобрения. Тот кивнул: мол, давай, валяй. Я знал, черт подери!.. Я знал, что они были знакомы раньше... Но что толку теперь... - Наверное, ты уже просек, что мы с ним... - тычет палочками в сторону Ямадзуми, - ...Из Тансёку, - сведенные у переносицы брови создают впечатление, будто Сугэ чем-то серьезно озадачивает мозг двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Да. Просек. Почти сразу. Но если бы не твои 10%... Они превратили меня в лоха, которого развели, как ребенка. - Я убиваю людей, - угрюмо произносит он, пережевывая мясо. На мгновение кусок отварной морковки застревает в горле. - Забавно, да? - хихикает Ямадзуми. - Сугэ - один из тех, за которыми ты подчищаешь. - Спасибо за работу, Юэн, - тот пытается улыбнуться, но выходит, честно говоря, достаточно жутко. Не без причины начинаю опасаться, как бы не пришлось убирать за самим собой. - Не стоит благодарности... - я здесь - словно овца в кольце волчьей стаи. - У меня только один вопрос. Кем являешься ты, Ямадзуми? - Я же просил не спрашивать... - он вздыхает и закатывает глаза. Да, "задавать вопросы" - это мой косяк. - Ладно... Раз уж мы теперь все свои, то я отвечу. Должно быть, Ямадзуми давно хотел раскрыть карты - так его распирало сейчас, но из соображений безопасности не делал этого. Теперь, когда выход из сложившейся ситуации все-своих для меня существует только ногами вперед, можно уже ничего и не скрывать. Самое время для откровений. - Я - сын босса Тансёку. Морковка оседает в желудке угловатым камнем. Кажется, у меня начинаются колики. - И что сын босса делает ЗДЕСЬ? - А разве еще не понятно? - взгляд Ямадзуми становится пугающе холодным. На мгновение я крепко жалею о том, что вообще спросил. Как всегда. - Собираю свою банду, которая будет подчиняться мне, а не моему отцу. - Что?.. В растерянности смотрю на Сугэ, но тот, как ни в чем ни бывало, продолжает поглощать говядину, жареную в соевом соусе. И сейчас именно она занимает его мысли больше, чем наша беседа. - Я искал какую-нибудь хату для посвящения новых членов, а тут ты со своей халупой подвернулся. Назвать халупой четырехкомнатную квартиру общей площадью 193 квадратных метра и расположенную в центре города даже у меня, который никогда не считал деньги, язык бы не повернулся. Списываю отсутствие манер на дурное воспитание. Ямадзуми закуривает. Он выглядит старше своих заявленных двадцати пяти. Соврал? Дело не в одежде. Дело в манерах. Во взгляде. Он совершенно непроницаемый. Похожий я встречал у людей, вернувшихся с войны, которым довелось увидеть и пережить очень многое. Становится не по себе. - Не переживай, когда я найду достаточное количество людей, ты будешь работать на меня. А пока Гэнкоку тебя немного повоспитывает. Только ему - ни слова, а то... - недвусмысленный жест у горла. - Так ты что... Мою квартиру в штаб решил превратить?.. - до меня наконец доходит весь ужас происходящего. - Это временно, малыш, - подмигивает Ямадзуми. От слова "малыш" меня передергивает. Во-первых, потому, что я старше на семь лет. Во-вторых, именно так он называет меня, когда трахает. - А твой отец?.. - еда больше не лезет. Совсем. - А что с ним? - Он не против? - Ну конечно же он против! - Ямадзуми смеется, хватает меня за воротник и резко притягивает к себе. - Но ему... - жарко шепчет в ухо. - Давно пора на пенсию. 7 - Ребята, сегодня у нас двойная нагрузка! - Гэнкоку останавливает фургон рядом с обшарпанным клубом на окраине города. Стекла в здании выбиты. Машины на стоянке искорежены. Видимо, бейсбольными битами. - Ночью тут была кровавая баня. Наших пакуем аккуратно, чтобы родственники могли с ними попрощаться на похоронах. С чужими не церемонимся. Их - на утилизацию. Я пойду с вами, чтобы показать, кто есть кто, чтобы вы, идиоты, ничего не перепутали. Ясно? - Ясно, босс! - в один голос отзываемся мы. - Готовьте инвентарь - и на выход. - Есть, босс! Нгуэн и Хоанг, не раздумывая, хватают два рулона черных полиэтиленовых пакетов, веревку и носилки. Нужно собрать тела. - Санобработку не делаем. Слишком накладно. Нам дано разрешение на поджог, - Гэнкоку всегда излагает по существу. Четко и ясно. Никогда не сомневается в том, что сказал и что решил. Мне нравится этот человек. Несмотря на то, что его кулаки часто встречаются с моей челюстью. - Нгуэн, горючку взял? - Да, босс. - Хорошо, - довольно кивает Гэнкоку. - А теперь валите! Иногда я завидую полнейшему похуизму этих якобы братьев-вьетнамцев. Они никогда не обсуждают приказы, не задают вопросы, не мучаются угрызениями совести, не боятся, не испытывают отвращения к тому, с чем приходится иметь дело. А это трупы. Горы трупов. Свежие и не очень. Убитые или умершие при разных обстоятельствах. Смердящие раскуроченные кучи перегноя. Вьетнамцам все равно. Лишь бы платили. К сожалению, я не могу похвастаться такой безупречной выдержкой. По началу я даже находится на объекте был не в состоянии: выворачивало собственными внутренностями. Почти два месяца ушло на адаптацию к условиям труда, нежели на непосредственное выполнение работы. Фактически, Нгуэн и Хоанг вкалывали за меня, пока организм отчаянно учился кое-как справляться с культурным шоком. Гэнкоку также проявлял терпение, зная, что новичку нужно дать время, чтобы войти в колею. - Ну, чего расселся? - Гэнкоку выходит из фургона и, прежде чем захлопнуть дверь, окрикивает меня. - П-простите!.. - опомнившись, начинаю лихорадочно собирать какое-то барахло, укладывать резиновые перчатки и респираторы в сумку. - Ты слишком долго копаешься, - он внимательно изучает меня. Кажется, целую вечность. - Ты еще не надумал увольняться, Накано-кун? - Нет, конечно нет, - уверяю я, опасаясь, что за любые отступнические мысли этот человек меня сурово накажет. А если не он, так Ямадзуми. - Хорошо. Когда закончишь работу задержись, нужно поговорить. 8 Офис нашей клининговой компании находится в злачных подворотнях. Вывески нет. Лестница. Темный коридор. Железная дверь с глазком. Тоже без опознавательных знаков. За ней - помещение, заваленное канистрами, комплектами спецодежды, мешками. Из мебели - обшарпанный кожаный диванчик, письменный стол. На нем - стационарный кнопочный телефон, который звонит раз в тысячелетие. И ноутбук. Чуть дальше - другая дверь. Она ведет в помещение для мойки машин, которое переоборудовано в санитарную комнату. Здесь производится чистка брезентовых спецкостюмов после работы на объекте. Смываются трупные выделения и прочая грязь, поверхности обрабатываются дезинфицирующим составом. Затем мы направляемся в душевые комнаты и приводим в порядок самих себя. Сегодня я заканчиваю ритуал очищения самым последним - опять провозился. Иду в душевую. Она общая, на четыре бокса без ширм. Как в тюряге. Захожу - и слышу: в дальней кабинке до сих пор плещется вода. Интересно, Нгуэн или Хоанг? Стараясь ступать бесшумно, подхожу ближе. Гул воды становится громче. Сквозь него различаю звуки тяжелого сбивчивого дыхания. Кому-то плохо?.. Уже собираюсь вломиться в бокс, но в последний момент шестое чувство заставляет замереть на месте. - Сильнее... Сильнее... - узнаю голос Хоанга. И Нгуэна, отвечающего на вьетнамском - не понимаю, что именно. Но все итак ясно... Снимают напряжение после тяжелого дня. Я знал, что никакие они не братья. Или братья, которые презирают все правила приличия. На нетвердых ногах возвращаюсь в свою кабинку. Вешаю полотенце на крючок. Включаю воду и с удовольствием встаю под теплые струи. Краем уха улавливаю, как Нгуэн и Хоанг заканчивают свои... банные дела. - До встречи, Юэн, - как ни в чем не бывало бросает на выходе Хоанг. - Пока... - тихо отзываюсь я. Дверь за ними захлопывается, обдавая холодным сквозняком мои обнаженные ягодицы. Почему все так? Как я оказался среди всех этих людей? Ямадзуми, Сугэ, Гэнкоку, Нгуэн, Хоанг и черт знает кто еще из Тансёку. Чем больше думаю об этом, тем сильнее душит воображаемая петля обстоятельств, из которых я не вижу выхода. Может быть, все-таки, рассказать отцу? У него ведь тоже есть свои связи... - Накано, хорошо, что ты еще не ушел. Вздрагиваю от неожиданности. Оборачиваюсь и вижу Гэнкоку с полотенцем в руке. Очевидно, он тоже планирует освежиться, хотя обычно этого не делает, поскольку грязной работой не занимается. После того, как у меня появился сексуальный опыт с Ямадзуми, я невольно начал оценивать экстерьер всех знакомых мужиков. Рост, комплекцию. Ухаживают ли за телом, поддерживают ли мышцы в тонусе и прочее. И, к своему разочарованию, заметил, что большинство мужчин совершенно не следят за своим организмом. Лишний вес, отвисший живот, "женские" руки. Сказать по правде, я считал, что Гэнкоку относился к тому же типу мерзких приматов, которые к своим сорока зарастают жировыми складками и пускают мощные корни в диван. Невозможно было даже предположить, что за мешковатыми бесформенными одеждами, которые этот человек предпочитал носить, скрывалось ТАКОЕ тело. - Каратэ или дзюдо?.. - невольно вырывается откуда-то из груди. Должно быть, прямо из сердца. Настолько глухо звучит голос. Гэнкоку смеется: похоже, ему очень нравится, когда им восхищаются. Осознав это, смущенно отвожу глаза. - Десять лет плавания. Пятнадцать - каратэ. Семь - танцы, - как ни странно, охотно отвечает он. - Когда же вы успеваете все? С такой-то работой... - отчего-то хочется вжаться в стену, слиться с ней, раствориться в воде и вытечь в канализацию совершенно свободным от всех условностей, долгов, обязательств. И внимательного оценивающего взгляда. - Грамотное планирование времени, Накано, - Гэнкоку заходит в кабинку, вешает свое полотенце на крючок поверх моего. Это незначительное, но весьма красноречивое, действие дает понять, что я попал. Но почему? Почему я? Почему Гэнкоку? Никогда бы не подумал... Прекрасно понимаю, что должно произойти дальше, хотя Гэнкоку больше не произносит ни слова. Отворачиваюсь, чтобы не видеть его стояк и не демонстрировать свой. Как это произошло? Не успеваю отследить. Но одно лишь появление этого человека за кулисами привычного театра смерти полностью подчиняет разум животным инстинктам. Нетерпеливо жду. Даю возможность оглядеть меня полностью. Тонкого, хрупкого и совершенно беззащитного. Я знаю, что нравлюсь мужикам. Помню, как часто приходилось отбиваться от их посягательств на свою задницу. Но сегодня она - твоя. Ведь ты же не уйдешь, нет? Ведь ты не для того повесил свое полотенце поверх моего? Разве это не являлось намеком, который мог понять только я? И вот наконец... Прикосновение, от которого я готов рассыпаться на мелкие осколки. Гэнкоку медленно и властно проводит ладонью от шеи до копчика. Скользит ниже и замирает, найдя вход в мое тело. Вода быстро смывает мыло с пальцев, но они успевают проникнуть внутрь. Дыхание останавливается. Все не так. Совсем не так, как с Ямадзуми, когда я чувствую себя высушенным до последней капли, и любое движение причиняет саднящую боль. Сейчас я будто налит влагой и всепоглощающим плодородием. Вслед за одним пальцем направляется и второй. Затем третий. Упираюсь локтями в скользкий кафель, покрытый горячей испариной. Плитка грязно-кирпичного цвета и мелькает перед глазами кровавыми сполохами. Ладонь по-собственнически опускается на бедро. Второй рукой Гэнкоку направляет член. И входит медленно... Очень медленно, постепенно заполняя всего меня без остатка. Никто не произносит ни звука. Ни слова. Ни стона. Ни вздоха. Будто по уговору. И в этой безголосой тишине мы оба слышим, как без всяких прелюдий и ласк между нами зарождается странная связь. 9 - Гэнконку-сан... - Зови меня по имени, пожалуйста. - Хорошо... Рэндо... - О чем вы... Ты хотел поговорить? - Так мы уже... поговорили, Юэн. 10 Не я ему позвонил. Он сам. Чем изрядно удивил. Ведь больше я для него не являлся сыном. Разве не так? - Отец?! Алло, отец? Ты меня слышишь? На том конце линии поначалу очень долго молчали. Так долго, что я успел подумать, что это какой-то розыгрыш. - Юэн, сын... - голос отца казался бесцветным, безэмоциональным. Никогда его таким не слышал за всю свою жизнь. - Да, пап?.. - внутри растет беспокойство, имени которому дать не могу. - Юэн, завтра, пожалуйста, съезди к тете Юхико. Она передаст тебе очень важные документы. - Какие документы?! - Важные, сын. Очень важные. Просто делай как я говорю. Не задавай вопросов. - Отец, что происходит?! - Все, сын, мне пора. - П-подожди, пап!.. - Я люблю тебя, Юэн. Связь обрывается. - Пап... - несколько секунд я тупо пялюсь на телефон. Зачем он позвонил? Зачем говорил все эти вещи? Будто хотел... Попрощаться?! Осознание пронзает словно молнией. - Господи!.. Перезвонить не получается. Телефон отца уже отключен. Выскакиваю из постели и в спешке начинаю одеваться. - Юэн?.. - Гэнкоку входит в спальню с двумя кружками свежего кофе. С некоторых пор я стал ночевать у него, не желая возвращаться в свою квартиру к голодным во всех смыслах "мужьям". - Ты куда? Время пять утра. Мы не спали. Не ложились. Точнее, ложились, но не затем, чтобы спать. И всю ночь то трахались, то занимались любовью. Волны агрессии и борьбы сменялись потоками нежности и умиротворения. Мне никогда не было так хорошо с другим человеком. Но отец важнее. - Потом, Рэн! Извини!.. - путаюсь в джинсах, но кое как напяливаю их. - Мне срочно нужно к отцу. Кажется, у него проблемы. - Твой отец?.. Давай, отвезу тебя. - Спасибо. 11 Когда мы приехали, было чуть больше половины седьмого. Меня пожирало чувство необратимости. - Мы опоздали... Мы опоздали... - Тише, Юэн. Давай зайдем и посмотрим, в чем дело. 12 В доме было темно и тихо. Очень тихо. Будто его покинули достаточно давно. Пыль уже успела осесть тонким слоем. Я обошел все комнаты, но не обнаружил ничего подозрительного. Вещи находились на привычных местах. Но отца нигде не было. Он явно звонил не из дома. Тогда откуда? Может быть из офиса? Связался с секретарем, тот сообщил, что что отец не появлялся на рабочем месте как минимум три дня. Обзвонил всех родственников. Друзей. Знакомых, каких смог вспомнить. Но никто ничего не знал. Беспокойство перерастало в панику. 13 - Вот, Юэн-тян, это то, что просил тебе передать отец, - тетя Юхико протягивает увесистый дипломат. Многотонный груз, за который теперь я несу полную единоличную ответственность. - Спасибо, тетя, - шепчу я. - Что там, он говорил? - Нет... - пожимает плечами она. - Ты можешь посмотреть. Я выйду. Открыв чемодан, замираю в оцепенении. Там - вся жизнь отца. Документы на дом. На квартиры. Учредительные документы компании. Какие-то договоры. Банковские счета. И... Завещание. 14 - Черт, Рэн... Я не могу больше работать с тобой... Отец переписал на меня ВСЕ, что имел. Я ДОЛЖЕН принять его дела... Я должен... - Понимаю, Юэн. Со мной проблем не будет. Но тебе придется откупиться от босса Ямадзуми. На это я повлиять не могу. - Да-да... Сколько?.. 15 - М-м-м, а вот и Накано-кун пожаловал домой, - Ямадзуми встречает меня с нескрываемым раздражением. Сугэ играет с огнестрелом. За полторы недели моего отсутствия они превратили квартиру в свинарник: всюду мусор, пустые бутылки, банки из-под пива, бумажки, пакеты, одежда... - Возвращаю ваши деньги. Заберите, - кладу банкноты на стол. Я не хочу ничего выяснять с ними. Хочу, чтобы они просто убрались отсюда. Мечтаю продать эту квартиру и забыть все, что с ней связано. - Договор аренды расторгнут, - пытаюсь казаться смелым, но внутри меня все сжимается в одну мертвую точку. - Вот, значит, как? - сынок Ямадзуми зло усмехается. - Выгоняешь своего благодетеля? - Просто возьмите деньги. Соберите вещи и уезжайте, пожалуйста, - к горлу подкатывает едкая тошнота. - Ты, правда думаешь, что сможешь вот так просто свалить - и все?! - Ямадзуми смеется. - Ты СЛИШКОМ много видел. - Я выплачу откуп твоему отцу, - готов отдать сколько угодно, лишь бы они все от меня отвязались раз и навсегда. - Это решай с ним сам, - тот равнодушно пожимает плечами. - А со мной у тебя будет отдельный разговор. Сугэ, - жестом подзывает его. - Ты знаешь, что делать. Я даже не успеваю понять, с какой стороны на мою голову обрушивается мощный удар. 16 Очнулся я крепко привязанным к... Кухонному столу! Распятым на все четыре угла. Освободиться без посторонней помощи просто невозможно. - Смотрите-ка, проснулся наш красавчик, - слышу голос Ямадзуми, но обернуться не могу. Мешает веревка, надежно фиксирующая шею и голову. - Как ты себя чувствуешь? Не отвечаю. Единственная мысль, которая свербит в голове: меня сейчас убьют. Но перед смертью, безусловно, придется изрядно помучиться. Неизвестность состава и неопределенность продолжительности пыток в таких делах пугает больше всего. - Сейчас мы развлечемся. Я - первый, Сугэ - второй, а все остальные... Ну, ребята, вы там сами распределите. Не знаю, сколько их было. Человек семь? Может быть больше... А может быть некоторые подходили по второму, третьему или четвертому разу... Я не мог никого увидеть, пребывая в незавидном положении лицом вниз. 17 - Как ты, Юэн? Больничная палата. Стерильно белые стены. Потолок. Ровный холодный свет. Я точно не в морге? Нет. Не в морге. Вот сидит Гэнкоку. Он держит меня за руку, но я не чувствую его прикосновений - слишком сильно веревки передавили запястья. Теперь там - гематомы. Именно Гэнкоку нашел меня. Именно он отвязал мое истерзанное групповым изнасилованием тело. Именно он отвез в больницу. Он оплатил мое пребывание в палате, хирургическую операцию по устранению травмы прямой кишки, а также дальнейший уход и лечение. - Рэн... - ТОГДА я не проронил ни слезинки. Будто что-то оборвалось и умерло во мне. Но сейчас, закованная спасительным холодом, душа начала кровоточить через воспаленные веки. - Все хорошо, я рядом, - обнимает. Он ничего не говорит, но я знаю, что Гэнкоку чувствует свою личную ответственность за то, что произошло. За то, что отпустил меня одного. За то, что поздно спохватился. За все, через что мне довелось пройти. - Есть новости о моем отце? - а меня волнует только это... Гэнкоку отводит взгляд и отстраняется. - Рэн, ответь мне! - горло все еще саднит. ТОГДА я кричал, но рот затыкали грязными членами. Они драли глотку, провоцируя приступы рвоты. Я лежал в собственных нечистотах, крови и чужой сперме. Господи... Почему я еще жив... - У нас был заказ... Забрать твоего отца. - Что?!.. - словно контуженный, читаю по губам и не понимаю слов. - Его застрелили где-то в другом месте, а домой привезли спустя три дня после наступления смерти. Тело уже начало разлагаться. Пришлось кремировать... Но я сохранил урну с его прахом для тебя... Что-то похожее на крик вырывается из моей утробы - и темнота снова поглощает сознание. 18 Через две недели я смог вставать самостоятельно. И даже выходить на прогулки с помощью Гэнкоку, который навещал каждый день. Отношения между нами изменились, стали более чуткими, безусловно принимающими, почти родственными. И я опасался, что возникшие платонические чувства вытеснят обоюдное желание оставаться любовниками. Как относился Гэнкоку к тому унижению, которое я пережил? Я не знал. Ясно было только одно: он по-прежнему считал себя бесконечно виноватым, а я не хотел, чтобы узы подобного рода удерживали кого-либо рядом со мной... 19 - Привет, Юэн, - за пару дней до выписки заявляется Ямадзуми. Все такой же красивый, избалованный и очень жестокий мальчишка, выглядевший старше своих лет. Он принес маленький торт и два бумажных стаканчика с кофе. - Здравствуй, Хакумэй, - до сих пор я был уверен, что испытаю дикий ужас, если снова увижу его. Или отвращение. Или ненависть. А вместо этого - только опустошающее безразличие. - Зачем пришел? - Узнать, как поживает твой отец, конечно же, - он мелодично смеется. - О чем ты? - осторожно интересуюсь. - Разве твой дорогой Рэ-э-эн не сказал? Ах, как нечестно с его стороны. Но я понимаю, понимаю - он просто хотел защитить тебя от лишних травм, - Ямадзуми ставит торт и кофе на столик и садится на край постели. - Наверное, ты подумал, что твоего отца убили конкуренты по бизнесу? Киваю, поскольку иных версий не имею. - Идиот! - разочаровываю его скудным воображением. - Это я. Я! - Зачем? - не узнаю собственного голоса. Таким безвольным он кажется, будто им говорит лишь тень прежнего меня. Но не я. А я умер ТАМ. На столе позора, ставшим моей голгофой. - Потому что ты... Ты предпочел меня этому... могильщику, Юэн!.. Я думал, мы будем вместе. А ты все испортил. Натужно смеюсь. Хотелось бы сквозь слезы, но все слезы давно испарились. - Спасибо за честность, Хакумэй. - Юэн, ТВОЮ МАТЬ!.. - равнодушие обескураживает его. - Ты можешь идти. Или попытаться убить меня прямо сейчас. Выбирай. Ямадзуми долго и зло сверлит меня взглядом, но я больше не реагирую на его провокации. И сожалею, что не поступил так с самого начала. 20 - Накано-сан, это документы, которые вы просили. - Спасибо. Я все-таки нашел способ устаканить свою жизнь. К реальности вернуло неперебарываемое чувство долга перед отцом и стремление заслужить прощение, которого никогда не получу. Раздирающие противоречия поглощали без остатка, стоило хоть на минуту остаться наедине с самим собой. Сжигали здравый смысл и волю. Мечты. Желания. Способность адекватно оценивать окружающую обстановку. Наполняли душу самобичеванием. У меня был выбор: покончить с собой или все-таки попытаться распорядиться наследством, которое так несвоевременно получил. И я выбрал второе. ТУ квартиру я продал. Вступил в право владения отцовским домом. Около десяти месяцев вникал во все дела, которыми занимался папаша. К счастью, большую поддержку в этом начинании мне оказал его личный помощник и юрист. Сейчас я продолжаю сотрудничать с ним. В связи со смертью отца и моей неопытностью показатели финансово-хозяйственной деятельности немного просели, но за последующий год я сумел наверстать упущенное и начал потихоньку наращивать капиталооборот. Никогда прежде бы не подумал, что смогу заниматься чем-то подобным. А еще я женился. Мой новый социальный статус обязывал иметь семью как у всех. С Гэнкоку мы остались друзьями. Он продолжает работать на Тансёку. Иногда мы встречаемся в каком-нибудь баре пропустить стаканчик-другой. Великой любви так и не случилось. 21 Ямадзуми Хэкумэй молчал. Не сказал ни единого слова. Он понимал, что его участь уже решена, и таким образом пытался сохранить остатки былой гордости. Папаша Ямадзуми недавно умер от инсульта, и сынок попытался перехватить бразды правления организацией. Но вопреки ожиданиям, он совсем не пользовался уважением среди влиятельных членов управляющей верхушки. И поэтому, когда молодой босс внезапно и бесследно исчез, никто особо не огорчился. Следующий глава Тансёку был выбран путем голосования, и когда назначение состоялось, мне пришлось прибыть в штаб-квартиру с поздравлениями. Поскольку мой отец сотрудничал с якудза, то я не видел причин нарушать это соглашение. - Новый босс внушает уважение. К сожалению, в резиденции совсем ничего не осталось от твоей семьи, - по-дружески делюсь с Ямадзуми впечатлениями от встречи. Он распростерт на кровати, прикованный наручниками к ее изголовью. - Ты - в прошлом. Тебя никто не ищет. Теперь твоя жизнь принадлежит мне. Ямадзуми молчит, но его ответы не имеют никакого значения. Я знаю, что его сердце разрывается от стыда. Осознания этого вполне достаточно. Только это еще не все. 22 Я трахаю его на протяжении трех суток. С перерывами на отдых. Еду. И даже даю поесть Ямадзуми. Справить нужду, делая вид, что не слышу, как он сдавленно плачет, производя акты дефекации. Ему больно. Его анус - сплошная кровоточащая язва, которую раздражает сочащаяся ректальная жидкость. Я продолжаю долбить его так, будто в одиночку стремлюсь заменить всех ТЕХ мужиков. Ебу пока член в состоянии держать стояк. А после этого - пытаю подручными предметами. До тех пор, пока Ямадзуми не теряет сознание от изнеможения. 23 - За десять тысяч иен вы можете делать с ним все, что захотите! - кричит пидорковатый зазывала. Он приглашает гостей посетить удивительный аттракцион, который с недавнего времени появился в моем клубе. Красивый мальчик связан по рукам и ногам. Сидит в клетке и неподвижно смотрит в мертвую точку на полу. Обнаженное тело прожигает свет ярких софитов. Люди тянут к нему руки. Дергают за лодыжки. Таскают за цепи. Но войти в клетку, чтобы по-настоящему поиграть с Птичкой, имеет право только тот, кто готов выложить десять кусков. Допускается одновременное присутствие нескольких человек. Условия остаются теми же: по десять тысяч с каждого. И все они могут делать с Птичкой все, что захотят. Кроме лишения жизни. - Если продержишься неделю, то я отпущу тебя, - обещаю перед тем, как посадить Ямадзуми в клетку. В его глазах - ужас. И мольба. То ли пощадить. То ли убить сразу. Понимаю, ТОГДА я испытывал похожие чувства. Но с ними никто не посчитался. 24 За четыре дня Ямадзуми превращается в жалкое подобие человека. В мешок костей. В безвольную куклу, которую вертят и так и эдак. Имеют все, кому не лень. Избивают. Режут. Колют героин. Под наркотой он становится полностью безразличным к происходящему. И даже изредка улыбается. Зато на отходах визжит и требует очередную дозу. Жалкое зрелище. 25 Каждый день после окончания работы клуба Ямадзуми уносят на носилках, потому что идти он не в состоянии. Убирают клетку, а его самого - моют и укладывают отсыпаться в постель, пеленая толстыми ремнями. - Хакумэй, завтра седьмой - последний - день твоего наказания. Осталось совсем немного, - подбадриваю я. На меня глядят полуслепые глаза, лишенные разума. 26 - Накано-сан! Накано-сан! - пидорастичный зазывала прибегает ко мне. - Что случилось, Акито? - Один из клиентов требует вернуть деньги! Он только зашел, а Птичка уже не реагирует. Даже после выбитых зубов не очухалась! На полу клетки - бледное тело, перемазанное кровью, мочой, калом, блевотиной и спермой. Волосы кое-где обриты, кое-где просто вырваны вместе с кожей. Всюду темнеют синяки, кровоподтеки, язвы и раны. Голова запрокинута, веки полуприкрыты, под ними - налитые кровью белки закатившихся глаз. Нос сломан. Губы разбиты, с уголков капает кровавая пена. Он больше не похож на того Ямадзуми, которого я знаю. Наклоняюсь к нему. Прикасаюсь пальцами к шее. Пульс настолько слабый, что почти отсутствует. - Акито, верни господину его деньги. Птичка больше не может работать. - Слушаюсь, босс! - Акито - хороший мальчик, он, в отличие от меня, никогда не задает лишних вопросов. Он просто делает, что приказано. 27 Использованную Птичку просто выбрасывают на кучу мусорных мешков, которые ежедневно скапливаются на задворках клуба. Скорее, мертвую, чем живую. Переломанная рука падает с неестественной грацией. Ноги запрокидываются безвольными тряпичными лоскутами. И мир Ямадзуми замирает в ожидании последнего выдоха. Бросаю докуренную сигарету как горсть земли - на крышку гроба. Грязь к грязи. Мусор к мусору.