Зачарованные. Потерянные воспоминания

Иногда нужно уметь сдаваться. Но Прю не умеет. Прю злится и пытается с остервенением содрать чертову метку с бедра. Знает, что на самом деле это бесполезно, она просто сдерет себе кожу и растревоженное место будет саднить. С тех пор, как она обрела силы, этот бесполезный обряд повторяется с периодичностью в одну-две недели. Зависит от активности демонов, желающих убить ее с сестрами. В остальное время она старается не думать о метке. Глупая надпись, больше похожая на кличку животного, чем на имя, интересовало Прю только в юности. Потом стало не до нее: забота о сестрах, оплата больничных счетов Гремс. Ей не было дела до ее родственной души. Никто ведь никогда не утверждал, что со своим соулмейтом человек будет счастлив. Во всяком случае Прю была ярким примером обратного. Потому что так не бывает. Не с такими как они. Тонкие витиеватые буквы, словно иллюстрация из древних писаний, мозолили глаза каждый раз, когда она надевала нижнее белье. Приходилось тут же скрывать их одеждой. Еще не хватало, чтобы сестры узнали. Не хватало еще самой засматриваться на эту надпись, проводить тонкими пальцами и предательски думать: «А что, если…?» — Я ждал тебя сотни лет, — говорит, улыбаясь, демон, и Прю хочется кричать. От отчаяния и того, что все внутри сопротивляется тому, что должно произойти. Прю успокаивает себя тем, что будь он человеком все равно бы ей не понравился. Знает, что сама себе врёт. Когда началась охота на демона страха, метка жгла огнем. То же адское пламя разгорелось в груди, когда зелье забрало свое. Её предназначение оказалось важнее судьбы. Но он обещал вернуться, и почему-то Прю выдохнула спокойно. Этот демон не лжет. Прю приучила себя думать, что единственный демон, который может ее убить — это Барбас. Против него она уязвима не как ведьма, а как соулмейт, от того стереть его и метку с его именем из памяти хочется только больше. Когда Фиби с сомнением демонстрирует сестре тонкую метку под ребром с именем ее полу-демона, которого она отпустила, Прю хочется ее проклясть. Ей тоже было больно, но то, что следовало, она сделала без сомнений. Прю хочет кричать, потому что оказалось, что можно иначе. Потому, что можно быть безответственной. Не правильной. Такой, как Фиби. — Я не смогла, Прю, прости. Кажется, в этот день все сгорает внутри окончательно. Она теряет себя и уходит с головой в охоту. А красивая метка «Барбас» по ночам жжет огнем, напоминая, что он все еще помнит свое обещание вернуться.