Сакэ

      Казалось бы это был обычный вечер, в который ничего не могло произойти, но, несмотря на свою обыденность и посредственность, из старого окна резиденции Каге можно было наблюдать неописуемой красоты пейзаж: весь день небо над Конохой обволакивали серые кучевые облака, сродни которым были только облака из Амегакуре в более или менее ясный день. Но единственным отличием от тех самых облаков было закатное солнце, которое освещало деревню ало-розовыми лучами, создавая в конечном итоге неописуемую картину.       Заглядевшись на вид из окна, уставшая Хокаге потянулась в своём кресле, впервые оторвавшись от бумажной волокиты размером с японский храм. День действительно был тяжёлый. Голова впервые за последнее время не болела от избытка мыслей, давая возможность насладиться прохладным вечером. Порывы ветра приятно охлаждали кожу лица, а до слуха доносился спокойный шорох осенней листвы, которая была настолько яркой, что казалось, будто её специально окрасили.       Цунаде, не сводя задумчивый взгляд с окна, протянула руку к одному из нижних ящиков стола и, отодвинув пару стопок бумаг, на свет явилась небольшая, никем не тронутая бутылка саке и излюбленная пиала. В мгновение пробка высвободилась из узкого логова и алкоголь слабым водопадом наполнил пиалу. Каге поднесла стопку к губам, думая о приятном окончании дня. Уже собравшись сделать желанный глоток, женщина почувствовала спокойное горячее дыхание у своего уха. — Принцессы не пьют в рабочее время.       Сенджу подскочила от неожиданности, из-за чего часть содержимого в посуде безвозвратно пролилась на деревянный пол. Ее взгляду предстал беловолосый саннин с привычной для него улыбкой. Только сейчас она была, как показалось Цунаде, какой-то напряженной, да и вовсе натянутой. Чертыхнувшись про себя с десяток раз и возведя взгляд к небу, куноичи посмотрела на шиноби, испортившего ей вечер. Весь настрой исчез, оставляя после себя лишь одно негодование.  — Джирайя, черт бы тебя побрал, что ты тут забыл в такое время? — Женщина бережно поставила пиалу на стол, чтобы ненароком не пролить еще больше.  — Да ладно тебе. Чего ты кипятишься? — Мужчина немного увеличил дистанцию и оперся бедрами о бок рабочего стола, давая боевой подруге обозревать его широкую спину. — Я поговорить пришел.  — Это срочно? — Чертовски да. — Я тебя слушаю, — Хокаге поудобнее устроилась в своем кресле, складывая тонкие пальцы рук в замок. — Ты же любишь сакэ? Ещё бы не любила, — отшельник хмыкнул, все еще не поворачиваясь к Сенджу лицом. — И я люблю. Знаешь, я однажды услышал, как разговаривают о баре, где разливают великолепное саке, но стоит оно, конечно, не хило. Не факт, что его тебе вообще нальют. На вид оно действительно было добротное, цвет, запах, консистенция. Я смотрел на каждого, кто выходил из этого бара и все они были с горящими глазами и такие счастливые, словно с ним пил сам Ками-сама. Не было алкоголя более утонченного и сбивающего наповал, как его терпкий и невообразимый вкус. Казалось бы, всего лишь спиртное, но такого алкоголя не было абсолютно нигде. О его вкусе чуть ли не легенды слагают и всем, без исключения, кто только слышал о нем, очень хотелось попробовать это саке. Что уж говорить о пробовавших его: им хотелось еще и еще, но ничто не вечно, а уж тем более деньги в карманах. Я думаю, что готов был прописать в лицо только за то, если бы его сочли недостаточно хорошим. Поймал себя на мысли и ужаснулся, что я действительно так думаю. Мне не хотелось давать пить его кому-то, ибо я считал, что никто по достоинству не сможет оценить это саке. — Джирайя, погоди, — Цунаде нахмурила брови, пытаясь увидеть смысл в задушевном монологе мужчины, — зачем ты все это сейчас говоришь?       В первые десять секунд она действительно старалась вслушиваться в бредни, которые ей втирали, но после нить смысла ускользнула и все, что она поняла: зря она не выгнала его взашей сразу. Эро-саннин лишь усмехнулся. А ведь действительно, зачем? Молчал столько времени и тут решил сказать все как на духу. Думал, проще пареной репы, да вот только язык не поворачивается сказать так, как есть.  — Да я и сам не знаю, зачем. Просто хотел тебе сказать, что это саке действительно единственное в своём роде. Думаю, что даже оно само не знает себе настоящей цены. — Ты сейчас говоришь про сакэ, как оно может знать себе цену? — Куноичи взяла со стола стопку бумаг и понесла к дальнему шкафу, активно жестикулируя свободной рукой.  — Но знаешь, что самое печальное во всей этой истории? Это саке никогда не поймёт, насколько оно тебе дорого, — С каждым словом взгляд шиноби был все мрачнее и тяжелее. Как будто все ужасы жизни решили навестить его разом. Но на лице все ещё оставалась лёгкая грустная улыбка. — Джирайя, хватит, сколько можно? — тяжелый день давал о себе знать, даже на споры с другом не было ни запала, ни сил. В последнее время находиться рядом с Джирайей было для женщины настоящей пыткой: его вечная раскрепощенность, за которую он обычно мог получить под дых, теперь стала в какой-то степени приятной и ожидаемой. Но как только мысли заводили её к этому, она отгоняла их куда подальше. Но ведь каждый раз, когда они шли из бара, полупьяные и весёлые, было до мурашек приятно ощущать, как он плавно начинает поддерживать её под талию, сокращая пространство между телами. Один раз он даже рискнул поцеловать её в макушку на прощание, или ей это только показалось под воздействием алкоголя? Разве не она тогда таяла? Цунаде устало помассировала виски, чувствуя приближающуюся головную боль.  — Сколько угодно, пока ты меня не услышишь, — саннин впервые после начала разговора сдвинулся со своего места. Уловив момент, когда Хокаге очередной раз взмахнет рукой, он изловчился словить ее ладонь и, приводя Цунаде в недоумение, зажал у стены, перехватывая вторую руку и заводя обе над головой куноичи. — Какого... — Я не договорил, — тела ниндзя так тесно соприкасались, что женщина не могла спокойно оценить обстановку. Все, что заполняло мысли, — осознание того, что саннин был слишком близко, и от него веяло приятным теплом, которое передавалось даже через слои одежды. — Знаешь, Химе, я просто хотел сказать, что за то саке я был бы рад отдать свою жизнь.        Глаза Хокаге округлились от удивления, внимание даже не падало на скованные над головой руки. Что он нёс, черт бы его побрал? Совсем что ли крыша поехала, отдавать жизнь за бутылку какого-то саке. Жизнь. С радостью. Чёртов алкаш! В груди неприятно кольнуло.  — И то, что все это время этим саке была ты.       Цунаде почувствовала, как внутри что-то безвозвратно оборвалось. А после хлынули эмоции. Наверно, это была стена, что все время помогала куноичи держать их под контролем, не показывая, что она чувствует на самом деле. Такова была должность Хокаге. Она опустила взгляд, чувствуя, как по ней пробежался табун мурашек, которые возникли явно не от холода. Он сказал, что готов отдать за неё жизнь. За неё одну. Не за деревню Листа, не за её жителей, не за страну огня. Только за неё, за Цунаде. Не из-за того, что она Хокаге, а потому, что он ею дорожит. —Я больше не смог молчать, — женщина не видела лица, но по голосу поняла, что шиноби трудно говорить подобное, особенно ей. — Хотел, чтобы ты знала.       Она и так знала. Знала, но не хотела верить, что он спустя столько лет все ещё любит её. Безропотно и нежно хранит её в своём сердце с самого первого дня. Сравнивает с самым лучшим саке, будто она поведётся на подобные разглагольствования. И она повелась, но признать это не могла. — Можешь не говорить мне ничего, но, Химе, не ври хотя бы себе.       Себе она не врала, потому что смысла в этом не было. Она себя убеждала. Убеждала, что они с Джирайей просто друзья, убеждала, что так все и должно быть, убеждала, что если что-то и завяжется, то не больше, чем дешёвая интрижка. Но она была неправа. Саннин дошёл бы до победного конца, ему было бы мало всяких интрижек на вечер.       Она знала, что уничтожила, искомкала, истоптала его шанс на счастливую жизнь, давая отказ за отказом. Знала, но не признавала.       Всегда считала его другом, в глубине души надеясь, что когда он сделает шаг ей навстречу - она не отойдёт на два. Он был рядом, он был опорой и поддержкой в трудные времена, он был живой. Он любил её. Больше всего на свете.       Цунаде много думала, чувствует ли она что-то к отшельнику. Ей нравились его глупые шутки, которые временами рождались в поучительные истории; нравилось, что на его лице при виде неё всегда была глупая улыбка, только для неё; нравились его руки, такие горячие, словно он хватал ими расколенные угли и каждый раз, когда их пальцы соприкасались, то кровь приливала к щекам. Она не хотела, чтобы он куда-то уходил из деревни и злилась, когда узнавала, что он ночи напролёт проводил в компании молоденьких куноичи. Не хотелось его делить с кем-то ещё. Но себе в этом, она, конечно, не сознавалась.       Джирайя продолжал крепко держать руки Хокаге, не давая ей возможности выскользнуть. Он несильно прижимал ее своим телом к стене, создавая иллюзию ловушки. Саннин не планировал заходить так далеко, по крайней мере не сегодня. Все, что он имел сейчас - разрыдавшуюся женщину, размер любви к которой он не мог описать ни одним известным ему словом. Все, что ему приходило на ум, - это то, что он полный болван. Слезы одна за одной скатывались с лица куноичи, щеки покраснели, а дыхание сбилось.  — Химе, почему ты плачешь? — свободной рукой он начал стирать мокрые дорожки с лица своей принцессы.  — Потому, — женщина опустила голову так, чтобы он не видел ее лица, — что ты идиот, — голос предательски дрожал. — Потому, что я дура. Потому, что я устала от всего. Потому, что я даже не хотела думать о том, что тебе было больно не меньше, чем мне. Потому, что я испортила тебе жизнь. Потому, что только сейчас я могу признать, что люблю тебя.        Под конец ответа Цунаде уже чуть ли не задыхалась от рыданий. Джирайя перенес свою правую руку на шею куноичи и большим пальцем уперся в ее подбородок, вынуждая Цунаде приподнять голову. Их взгляды встретились: его растерянный и ее смущенный. Все, чего она хотела сейчас, - это того, чтобы все наконец произошло, и чувство ожидания было невыносимым. Голову заполняли мысли о том, насколько Джирайя был хорош. Нет, она была уверена, мужчина был определенно хорош во всех аспектах: что в любви, что в сексе. Раньше такие мысли откидывались куда подальше, но вот сейчас... Стоило мужчине коснуться губами губ бывшей подруги, как у обоих сильно участилось сердцебиение и кровь прилила к щекам. Он поочередно сминал ее губы, время от времени поглаживая их языком. Цунаде приоткрыла рот, давая саннину возможность углубить поцелуй. Дан никогда так ее не целовал: не цеплялся за нее, как за кислород, не так страстно, не настолько нежно.  — Я хочу обнять тебя.        Джирайя высвободил руки принцессы из импровизированных оков и тут же почувствовал, как его притягивают еще ближе, сминая одежду и путая чрезмерно длинные волосы. Время будто остановилось. Шорох листьев больше не доносился до слуха, а птицы перестали щебетать. Казалось, будто в эту минуту вся резиденция замерла, не издавая ни звука.        Мужчина медленно отстранился, вынуждая Хокаге потянуться за ним, в надежде продлить удовольствие, которое пробирало все тело, кидая в дрожь. Отшельник тем временем пытался восстановить дыхание, пришлось закрыть глаза, чтобы не отвлекаться на глубокое декольте и остыть. Куноичи не понимала, почему он остановился: он был нужен ей прямо сейчас, она отдавалась ему и его любви, была готова идти дальше. Она подняла на него немного затуманенный вопросительный взгляд, продолжая ухватываться за его одежду.  — Если мы продолжим, — он открыл глаза и уперся рукой в стену, — я не смогу остановиться.        Сенджу пришла в замешательство и ответила с некой хрипотцой в голосе:  — Тебя никто и не просит останавливаться, дурак.        Эта фраза была для Джирайи, как красная тряпка для быка: он, не медля, возобновил поцелуй, на этот раз не оставляя без внимания ее язык. Пары ловких движений хватило, чтобы его жилетка и рубаха оказались на полу, выставляя на обозрение мускулистое телосложение шиноби. Мгновение, и накидка Цунаде на пару с туникой валялись около вещей отшельника, образуя бесформенную кучу. Как только женщина оказалась без верха, он стал спускаться ниже, оставляя на шее куноичи багровые пятна, раскиданные тут и там.        Оторвавшись от ключиц, мужчина схватил Хокаге за бедра и приподнял. Цунаде обвила ногами талию саннина, перехватывая инициативу и беспорядочно впиваясь в шею и губы, требуя большего. Не успев закончить, она не заметила, как уже сидела на столе, а её по-хозяйски избавляли от штанов и белья, поглаживая горячими ладонями по бедрам. Цунаде, при помощи ноги, спустила брюки со своего неторопливого мучителя. Джирайя тянул момент, хотя его и распирало от возбуждения. Он дразнил её. Водил головкой по клитору, влагалищу, по чуть-чуть входил, заставляя трепетать и сразу же выходил. —Джирайя, пожалуйста, — Хокаге завела голову назад, впиваясь ногтями в мужские плечи. — Что "пожалуйста"? — снова хриплым шёпотом и снова над самым ухом, становясь причиной прерывистого дыхания и стонов недовольства. — Возьми меня, по... — Она не успела договорить, как почувствовала его в себе и вместо того, чтобы закончить фразу, застонала.       Он хотел ощущать ее полностью, наслаждаться моментом и запечатлеть в своей памяти каждый ее стон и движение, каждый вздох и взгляд, предназначенный только ему. Джирайя наслаждался каждым соприкасанием их разгоряченных тел, которые желали лишь чувствовать друг друга. И они чувствовали. Джирайя начал плавно двигаться, то ускоряя, то замедляя ритм, доводя Хокаге до тяжелой истомы, из-за чего она обхватывала саннина еще сильнее, оставляя ответные засосы и укусы по всему отшельнику, где только могла дотянуться.       Цунаде была готова сползти со стола от удовольствия, выпуская приглушенные и еле сдерживаемые стон за стоном. На секунду ей показалось, что волосы Джирайи пахнут ветром, хотя она понятия не имела, есть ли у ветра запах. Она сходила с ума от ощущений и быстрых толчков, рук, что с нежностью обвивали ее тело, поцелуев. Все это все время было так близко и так недосягаемо одновременно, что мысли в голове плыли. А он шептал и шептал, как в припадке, горячо и нежно, признавался в любви каждому миллиметру её тела, целуя и лаская ее сильными руками, не оставляя без внимания ни одного участка кожи. Стоило ему приблизиться в очередной раз к её уже исцелованным губам, как их взгляды пересеклись, и они вдвоем оказались на пределе. Отшельник тяжело то ли дышит, то ли рычит и вновь наклоняется к уху женщины, желая что-то сказать, но тут же бережно обхватывает ее лицо руками, прикладываясь головой к ее лбу и смотрит в ее такие восхитительные глаза, заглядывая чуть ли не в душу. — Я люблю тебя.       Цунаде смущённо отвела взгляд куда-то в пол. Если для Джирайи не было ничего необычного в этой ситуации, как она думала, то для неё это было жутко смущающим. Ей казалось намного проще быть голыми посреди кабинета Хокаге, занимаясь сексом, нежели поддерживать зрительный контакт. — Чего ты добиваешься? — Скажи это, — Джирайя все так же стоял на своём, в ожидании ответа. Для него было важно услышать.       Куноичи, после небольших размышлений, все-таки подняла взгляд, и теперь они в упор смотрели друг на друга. Она вполне понимала, почему отшельник так хочет услышать признание ещё раз. Сколько он его ждал? Тридцать пять лет? Сорок пять? Может из-за решимости, а может из-за теплого взгляда шиноби, что смотрел на неё, как на какую-то реликвию, Цунаде прошептала: — Я... Я люблю тебя, — Хокаге буквально горела от стыда, прикрыв лицо руками, чем вызвала широкую улыбку у саннина. — Ты становишься ещё красивее, когда смущаешься, Химе, — Джирайя говорит это, убирает руки с лица Хокаге и мягко целует, чувствуя, как его прижимают ближе.       Оторвавшись от губ, смотрит, как завороженный на её прекрасное, раскрасневшееся от смущения лицо и вдруг так нежно улыбается, так по-родному, что ей так и хочется обнять его еще крепче, чуть ли не до удушья, путая руки в этой пепельной гриве; ей хочется вечно слушать хриплый голос, от которого бегают мурашки; хочется, чтобы был рядом, даже когда саннин несёт полный бред и похабщину. Всё ощущаемые эмоции собрались в один огромный снежный ком, заставляя трепыхаться от удовольствия даже душу.       Давно потеряв счёт времени, Цунаде разлеглась на своём рабочем столе, схватившись руками за его деревянный край, и закидывая ногу саннину на плечо, на которой он с удовольствием начал оставлять поцелуи, вперемешку с укусами и засосами. Отшельник вновь вошел в нее, желая услышать больше томных стонов, причиной которых был он сам.        Снова ощутив его в себе, Сенджу пришлось прикрыть рот тыльной стороной ладони, чтобы не превышать допустимый предел громкости, ведь их могли услышать в любой момент. Только сейчас было так хорошо, что хотелось кричать, пока Джирайя ускорял ритм сильнее и сильнее, тяжело дыша. Но в один момент он резко остановился, вызывая разочарованный стон, который Хокаге не смогла удержать. Быстро прикрыв рот рукой, она сосредоточила взгляд на Джирайе, который напряженно вслушивался к шагам в коридоре. Шаги и недовольный, немного высокий голос.       Узнав голос Шизуне, оба резко подскочили и в полной темноте, на которую сменился закат, начали искать свои вещи. Шаги становились все более и более отчетливо слышны, а ноги, как назло, подкашивались и путались в одежде. Джирайя понял, что Шизуне войдет с секунды на секунду и, собрав попавшиеся вещи, начал судорожно думать, куда ему деться. — Под стол! — Цунаде все-таки нашла накидку и пыталась засунуть руки в рукава, но ткань, как назло перекручивалась и замедляла процесс, кое-как запахнувшись и надев свое нижнее белье, она затащила Джирайю под свой рабочий стол, тихим шепотом умоляя, чтобы он не издавал ни звука, на что тот лишь хмыкнул, сидя в обнимку с кучей вещей и в одних только черных боксерах. Присев на кресло, женщина раскидала какие-то бумаги по всему столу, очень желая сделать вид усердной работы. Именно в этот момент в дверь, в которую перед этим легко постучали, вошла Шизуне. — Добрый вечер, Цунаде-сама, — Шизуне закрыла за собой дверь и включила свет, щелкнув выключателем. — Чем это вы занимаетесь?       Первым делом девушка сразу приметила пиалу с бутылкой, что все еще стояли на краю стола. Уже приготовившись читать очередную лекцию о вреде алкоголя, которая, как она уже знала, будет для Хокаге пустым звуком. — Работаю, — для убедительности Цунаде принялась рассматривать какую-то исписанную бумагу. Джирайя сейчас благословил небеса за привычку куноичи приподнять себе настроение после всей работы. — В темноте? — Шизуне все так же испытующе смотрела на своего семпая, только сейчас заметив, что та какая-то взвинченная. Внимательно осмотрев ее взглядом, до нее дошло, что не так: на ней была какая-то непонятная темно-зеленая рубаха, что явно была не ее размера. Она решилась подойти еще ближе, все еще выжидая ответов на вопросы, но все они сошли на нет, когда брюнетка поняла, чья именно на женщине рубашка. Ее догадки подтверждали несколько темных пятен, которые Цунаде усердно пыталась скрыть рукой, что было безуспешно, ибо она была вся в этих самых багровых синяках. — Я просто зашла занести документы, которые надо будет просмотреть завтра, — Шизуне с трудом сдерживала улыбку, так что поспешила попрощаться. — Хорошего вечера, Цунаде-сама.       Она уже хотела развернуться и уйти, чем вызвала облегчительный выдох саннинов, но в последний момент решила несильно постучать ногтями о гладкий стол: — Вам тоже хорошего вечера, Джирайя-сан, ваша рубашка хорошо смотрится на госпоже Цунаде, — вот теперь она со спокойной душой вышла из кабинета, плотнее закрывая за собой дверь.       Не выдержав, Джирайя засмеялся, пока выползал из-под стола и становился на ноги. Хокаге оперлась локтями о стол, пряча лицо в ладонях, тоже смеясь и понимая, в каком идиотском положении они оказались. Она почувствовала, как мужчина аккуратно проводил ладонью по ее растрепанным волосам, пытаясь привести их в порядок. Более или менее улучшив ситуацию, саннин начал надевать свои штаны, на этот раз попадая в них ногами. Сетчатая кофта уже была у него в руках, как Цунаде встала с кресла, мягко останавливая его руку и порыв одеться. Рубашка Джирайи действительно была для нее слишком большой, поэтому приходилось ее придерживать, чтобы она не слетела на пол. Впервые за весь вечер Хокаге смогла посмотреть мужчине в глаза и не отвести взгляд, в котором так и был виден призыв к действиям. — Не хочешь немного сакэ? — Цунаде шепчет ему прямо в губы, упираясь руками в его крепкую грудь. — Кажется, теперь я сопьюсь, — так же в губы шепчет Джирайя и одним движением рук притягивает куноичи вплотную к себе и впивается ей в губы, думая о том, что такое сакэ стоило ждать почти пол века. А после он уже ни о чем не думает, потому что Цунаде отвечает на поцелуи и прижимается сильнее, обвивая руками шею шиноби. Они оба понимают, что у них более нет причин пить, потому что забыться больше не хочется.