Временная Петля

- Есть предпочтения? - сразу спросил меня Богдан, стоило нам только переместиться порталом за пределы ангара, в котором вовсю шло пиршество. Оказались мы довольно далеко, вокруг была только умиротворяющая и успокаивающая тишина. - Помнишь то место, где мы рассвет встречали? - протянула я малость мечтательно, вспоминая красоты здешней природы и полной грудью вдыхая воздух. Здесь было свежо и расслабляюще, хоть бери, и садись прямо тут. - Там красиво было... - Знаешь... Может быть я старый романтик, давно поросший мхом и утерянный как древняя реликвия, но я предпочитаю раскрывать перед девушками новые красоты, а не показывать старые. К тому же, место на перекрестке между деревнями, не лучшее место для отдыха, - Богдан хохотнул, разводя руками, а я оглянулась. Действительно, пусть сейчас и было тихо, но спустя недолгое время тут может стать людно. А этого хотелось избежать. - Можно, я просто тебе доверюсь, и не буду думать, а? - я слегка пошатнулась, невольно прижавшись к Богдану, и вцепившись в его руку, чтобы позорно не упасть. Все-таки, шампанское, сдобренное силой Андрея и вкуснейшее вино меня немного разморило, а тут было так свежо и приятно... Думать не хотелось от слова "совсем". - О, девонька, да ты на ногах не стоишь, - Богдан поймал меня за талию, помогая обрести условное равновесие. - Тогда я тебя точно на уступ не поведу. Не хватало ловить тебя на камнях. А раз уступ отсекается, а в керре сидеть не интересно, то приглашу я тебя, пожалуй, на берег ближайшего озера. Я бы тебя и на Шаррмаш сводил, там красоты невероятные, но пока Лёва меня за галстук держит, убеждая, что рано тебе еще пока. Восстановиться надо. - Я выпила чуть больше чем надо. Но думаю, что скоро все выветрится, - я отмахнулась, пытаясь самостоятельно стоять ровно. Я, конечно, малость переборщила, но даже в более пьяном состоянии я вполне способна сама за себя отвечать. Правда, с Богданом я была согласна - нечего искушать судьбу и переться на уступ. Мне-то скорее всего ничего не будет, даже если свалюсь оттуда, чай не простой я человек, но нервы своего провожатого я трепать не хотела. Он итак во многом мне уступает и идет навстречу, и это, бесспорно, подкупало. - И да, берег озера нам подойдет. - Да. Думаю, это хороший выход, - Богдан замолчал, пока я смотрела на окружающую нас природу, а когда тишина малость затянулась, поймала взгляд мужчины. - Знаешь, Олюшка, ты прости, что я иногда слишком интимно прикасаюсь, не как к посторонней спутнице, веду такие разговоры... Не подумай, я не испытываю к тебе влечение, и не пытаюсь склонить к адюльтеру. Просто ты чем-то похожа на мою дочку, которой уже вот как пятнадцать лет нет... - снова наступила тишина, и он открыл портал, которым мы молча прошли. Я не хотела его прерывать, давая возможность выговориться, если ему это нужно. Так что тишина продолжалась и когда мы уже были возле озера. - Наверное, я просто все еще не могу принять этого. Сейчас, подожди секундочку, я покрывало расстелю, - я отпустила его руку, давая ему возможность позаботиться о себе. Вздохнув, он все так же молчал, а я не отрывала от него взгляда. - Погибла? - в моем голосе скользнули сочувственные нотки, хоть я и пыталась их скрыть. Плохо, контроль понемногу отошел на второй план. Я прикусила губу, но мужчина не дернулся от этого, как обычно бывает с теми, кто не желает получать от других жалость. Он словно и вовсе меня не услышал, только продолжал обустраивать место нашей стоянки. Выставил на покрывало бутылку вина, схожую с теми же, что были на праздновании, поставил тарелку с закусками, и жестом пригласил присесть. И только, когда я подошла ближе, а он занял место на одеяле, рядышком с тем, которое предложил мне, то вздохнул, не смотря мне в глаза. - Помнишь, я тебе говорил о том, что у нас с Андреем некоторые недопонимания, из-за которых мы никогда не станем друзьями? - я кивнула, давая ему продолжить. - Я до сих пор, несмотря на то, что принял и осознал причину смерти своей семьи, не простил его. И никогда не прощу. Меня не было рядом, когда они уехали из дома. Не было рядом, когда после аварии их увезли в больницу... Просто потому, что в тот момент, я в приказном порядке потребовался Андрею и, не в этом, в другом мире, выполнял для него работу. Вот так вот, Оленька... - поджав губы, села возле Богдана, сплетая и расплетая свои пальцы, не сводя с них глаз. Ситуация была до обидного понятной, даже бы сказала, повседневной, но я даже не хотела думать, каково ему... За примером далеко ходить не надо - Музака, потеряв Эшлин, и вовсе мир по камушку разнести хотел. А тут - ненависть только к одному человеку. Да, непричастному прямо к гибели дочери, но лишившему Богдана возможности попрощаться. Прикусила губу, смотря на горизонт. Хотелось мне что-то сказать своему собеседнику, но я понимала - слова ему не помогут. И тем более не сгладят ненависти. Я даже не знала, стоит ли ее сглаживать, так как тот факт, что Богдан сейчас здесь и помогает Андрею, говорит о том что мужчина адекватен, даже несмотря на это сильное отрицательное чувство. Как знать, не является ли сейчас эта его ненависть единственным якорем? - Вина? Или с алкоголем закончим? - Богдан нашелся со словами быстрее меня, приподнимая пустой и чистый бокал, словно наглядно его показывая. - Определенно. Стоит выпить еще, - я перевела взгляд с бокала на мужчину, и с серьезным выражением лица кивнула. Конечно, ситуация к смешкам не располагает, но могу попытаться хоть немного разрядить обстановку. Тем более, если напоминаю ему дочь. - Жахнем. - Ну, значит... жахнем, - шалость частично удалась - Богдан улыбнулся мне, пусть и немного грустно, и открыв бутылку, ловко разлил вино по бокалам. - Кстати, я не спросил, может, ты бы костер хотела развести? Здесь на берегу постоянно валежник собран. Можно сказать, это одно из любимых мест для посещения. Если бы не предельная чистота ягов... То это было бы заметно по кучам мусора. Так что, я определенно рад, что здесь отдых интересен только таким, как мы, - мужчина оглянулся, осматривая пляж вокруг озера, а потом снова повернулся ко мне, держа бокал за ножку. - Ну что, Ольга, за твое выздоровление. Испугала ты нас знатно, что ни говори. - Прости. Я сама испугалась... Ладно, за меня, так за меня, - пожала плечами, соглашаясь с Богданом и пригубила вино, оказавшееся полусухим. Я не фанат сухого вина, но именно этот напиток был вкусным, с отчетливым фруктовым послевкусием. И закуска к нему подобрана была грамотно. Я грустно улыбнулась, вспоминая другие случаи, когда я пугала своим состоянием окружающих, а особенно - одного конкретного блондина. Хех, отмечай я каждую поправку состояния таким образом, точно стала бы уже алкоголичкой. И почему-то, мне захотелось объяснить это своему спутнику. - По части пугать других своим состоянием я мастер, вечно куда-то влипну, если не смертельно, то хотя бы чревато. - Сильно чревато? - осторожно переспросил меня Богдан. Я внимательно на него взглянула, и отметила только что он не отводит от меня взгляда, словно пытаясь заглянуть в самую душу. Что ж, излишки профессии, пожалуй. Наемник ведь занимается тем, что отбирает у других жизнь, а значит, видеть ту грань, преступление которой сулит смерть, для него особенно важно. И только от него зависит, толкнет ли он кого-то к этой грани, или, наоборот, отведет от нее. Но Богдану я верила, и верила в то, что он скорее отведет меня от этой грани, нежели толкнет. - Иногда сильно, - я кивнула, безрадостно вспомнив, каким был Франкенштейн обеспокоенным и взъерошенным после моих прогулок по другим мирам. Наверняка и сейчас места себе не находит... Надеюсь только что дети и Ноблесс его отвлекают от мыслей обо мне и том, где я сейчас. Перевела взгляд на водную гладь, вспоминая и не радуясь этим воспоминаниям. Вынырнуть из этого потока меня заставило тепло, резко разлившееся по желудку, и я с неким удивлением посмотрела на почти пустой бокал, который еще минуту назад был полным, почти сразу поморщившись. Плохая тенденция, так присосаться к алкоголю и не заметить... Но тепло, которое согревало меня изнутри, и приятное послевкусие успешно заткнуло голос разума, и я только махнула на это рукой. - Бывало, из-за необдуманных решений подводила себя к краю. Как на поле битвы так и в быту, умудряясь получать много ранений, болеть... - Поделись, - мягким голосом проговорил Богдан, подливая мне вина и пододвинув тарелочку, из которой я подхватила кусочек сыра. - Поверь, этот дряхлый волк, что сидит рядом, еще не растерял разум. Так что, хоть подскажу, если уже не защищу. - Ох, такой уж и дряхлый, не говори так, - невольно рассмеялась, глядя на своего визави. Чтобы так его назвать нужно, наверное, быть слепым. - Ты еще ого-го, и поверь, я тут не говорю о теле, - я отсалютовала ему бокалом с вином, сделав глоток, который после соленого и чуть острого сыра, казался слаще. На секунду прикрыла глаза, наслаждаясь, а открыв, продолжила. - А насчет "поделиться"... - Я замялась, но не могла не признать. Мне хотелось выговориться. Сбросить груз на кого-то, кто способен понять, тем более в такой обстановке, где так тихо, умиротворенно, где нет лишних ушей... - Поделюсь. Иногда я лажаю по полной, потому что кидаюсь на поставленную задачу, не обдумав все хорошенько. И пусть бы это касалось меня лично. Здоровья, жизни... Хуже когда от моей глупости или несдержанности страдают близкие. А в этот раз дело касается уже не только меня или моей семьи, но и всего мира, - я щедро отпила вина, резко проглотив, словно противное лекарство, прикрывая рот предплечьем. Не хотелось мне признаваться в том, что возможная угроза от визита Игнотуса так по мне ударила. Но теперь, когда я немного отпустила контроль и ослабила свой поводок, это стало очевидно. И злило. Но больше злило только то, что я сама виновата в этом. А что если ему вздумается сейчас, когда меня нет, припереться? Или чуть позже, но когда мы будем на отдыхе, тем более с гостями из другого мира и маленькими детьми на руках? Почему я тогда повела себя настолько безрассудно?! Хотелось тоненько завыть, но я сдержалась, поднимая глаза и смотря куда-то Богдану за спину. - Отец мне совсем недавно сказал, что в наш мир вознамерился прийти один недоброжелатель. По части мощи - сильнее меня будет, по части умений - тоже. Но это еще полбеды. Главная наша проблема в том, что этот подлец не гнушается ничем, и ради достижения своих целей, которыми чаще всего бывают новые объекты для исследований, готов пойти даже на геноцид. Мир, в котором я оказалась однажды по воле случая, он почти уничтожил. Это был не первый мир, который оказался на грани смерти от его рук. И я боюсь повторения этой ситуации в нашем мире. - Ох, Оленька... - Богдан тяжело вздохнул, переведя взгляд с меня на озеро, давая мне возможность смотреть на него без смущения и бояться того, что встречусь с ним взглядом. И замолчал. Такая его реакция меня немного... Расстроила. Да, наверно это верное слово. Потому что обычно после такой тишины добрых слов не ждут. А вина меня съедала и без посторонней помощи. Я опустила взгляд, расстроившись, понимая, что наверное, ошиблась с выводами насчет этого мужчины, и для подобного разговора тот не был подходящей кандидатурой... Но к моему удивлению, когда он отозвался, я не услышала в его голосе осуждения. - Постарайся найти о нем как можно больше информации. Чем больше ты знаешь о противнике, тем больше знаешь его слабых мест. Это закон. Вот и начни собирать все, что так или иначе, тебе попадет в руки. Чем дышит, что любит, о чем печется, ну или о ком... Чем больше ты знаешь о противнике, тем больше способов ранить его, или даже убить. Неважно, оружием ты это сделаешь, информацией, влиянием... Просто заставь этого недоброжелателя забыть о тебе, переключиться на проблемы, из-за которых начнет рушиться его жизнь. Поверь, это работает. Главное - найти ту скрепу, выдернув которую - разрушишь его жизнь. Я удивленно захлопала глазами, слыша это. В голосе Богдана не было даже упрека. Он явно воспринял эту ситуацию, как непоколебимый факт, не затрагивая таких нюансов, как моя вина в происходящем. Своим властным и серьезным голосом он просто решил посоветовать, поделиться опытом, указать мне путь, который я могу не видеть, находясь в состоянии горя или отчаяния. Сейчас, пользуясь тем, что мы не на поле боя, а в расслабленной атмосфере отдыхаем, он решил мне дать советы. Пару раз моргнув, я сосредоточилась на его словах. С удовольствием принимая от него эти советы и готова ими воспользоваться ими по возможности. Богдан тем временем, после небольшой заминки, продолжил: - А если не получится, то удиви. Знаешь, недоброжелателями становятся по нескольким причинам. Или ты что-то сделал этому человеку, или же он просто, из-за своих, понятных только ему целей, хочет тебя уничтожить. Поэтому, всегда, на тот крайний случай, когда все тузы сброшены, в рукаве должен остаться джокер. И этот джокер называется - разрыв шаблона поведения. Если берешь напором - сделай вид, что покоряешься. Если брала умом - покажи, что сама по себе дурочка, использовавшая информацию собранную другими. Если била по всем фронтам, не давая вздохнуть - приди с повинной... Чем невозможнее поворот твоего поведения, чем интереснее твое предложение, тем большую растерянность испытает твой недоброжелатель. И, в тот момент, когда он растерянно расслабится, пусть это будет всего лишь миг, вот тогда ты и должна нанести свой сокрушающий удар. - Разрыв шаблона, - я повторила это, понимая, что запомню его слова без особых усилий, так как они меня удивили. Я действительно была удивленна тем, что не замечала раньше такого выхода, готовясь к битве с противником, заведомо сильнее меня, и даже не подпускала к себе мысли чтобы ударить исподтишка, в спину, даже не задумавшись о том, что можно перетянуть правила игры на себя, приготовив пару ловушек, или хитрый план. Неужели набралась лишнего благородства от наших аристократов? Нет, здесь другое. Я стала сильнее, в некотором роде, возвысилась над теми, кого раньше считала опасными врагами. Расслабилась я от того, что противники были для меня ожидаемы и я знала если уж не потенциал их, так хоть откуда будет удар. Канон меня малость развратил, и я забыла о том, что можно и схитрить перед заведомо опасным врагом, у которого силенок побольше, чем у меня будет. - Например, действовать мирно, когда пообещала войну. Это могло бы помочь, - посмотрела на кромку воды, уже начиная раздумывать об интригах, которые могу сплести. Но мысли путались, и кроме озвученного, ничего конкретного не придумывалось. - Тяжело будет это провернуть аккурат с этим типажом, но всяко проще войны будет. И придется наступить на горло своей гордости. И гордости Франкенштейна. - Гордость, Олюшка, это удел спесивых дураков, - Богдан рассмеялся почти беззвучно, но как по мне, совсем беззлобно. - А человек, который хочет выжить, спасти не только себя и свою семью, о... это хитрая, подлая лиса, которая готова на все, чтобы победить. Знаешь... живет такой зверек на Земле. Мангуст. Он быстрый, очень ловкий, и достаточно живуч... Но вот у этого зверька есть две особенности. Юркость хитрости и хватка. Пока он побеждает, то юлит, как может, нападая не со стороны головы, а с боков, или даже сзади. Когда змея сжала свои кольца, мангуст вцепляется ей в шею, и грызет до тех пор, пока эта гадина не сдохнет. Довольно часто, помятый, покусанный, мангуст выбирается из хватки мертвой змеи, ковыляя к себе в нору. Так что, гордость это не то чувство, о котором надо вспоминать, лежа пузом в грязи, а иногда даже в собственной моче, и осторожно при этом выцеливая противника, которого надо убить одной пулей. Помни это, девочка. Как в каком-то трансе я смотрела на Богдана. Если представлять себя не кроликом перед удавом, а мангустом перед гадюкой, то действительно становится чуть легче. А вот вторая часть его высказывания... Глаза были на мокром месте. Нет, жалости к нему не было - каждый выбирает себе свою профессию сам. Просто, представляя себе Богдана, лежащего в засаде, я представила себе заодно и другого стрелка, с таким знакомым фиолетовым хвостом. Словно со стороны я услышала свой всхлип, смущенно отвернувшись от Богдана. Потеря контроля была приятна тем, что я могла расслабиться, но и раздражала, особенно тем, что мои слабости обнажались перед собеседником. А я не хотела, чтобы он как-то неправильно меня понял! Я отвернулась, сглатывая ком, что застрял в горле, с намерением объясниться, и желательно, чтобы голос не ломался, чтобы не разреветься в процессе, но к моему удивлению, меня опередили. - Не переживай, девонька, - Богдан аккуратно, словно не желая мне навредить, потрепал меня по плечу. - Где наша не пропадала. Сама знать должна, что судьба больнее бьет тех, кто в состоянии выдержать ее удар. Именно это ты должна помнить. А еще то, что у тебя есть те, кого ты можешь позвать на помощь. Вон, Андрей уже как высоко взлетел. Ты не подумай, балбес он великовозрастный, конечно, но если ты позовешь, а он найдет лазейку в твой мир, то зубами прогрызет путь. Вывернется, выкрутится, но придет. Я-то помню, каким он еще недавно понурым ходил, пока ты не появилась. А этот человек никогда не забывает добро. Ох Богдан-Богдан... Не только Андрей не забывает добра. Я притихла, отпуская свои хвосты. Чтоб его, никогда еще не делала правки кого-то по пьяни, но я и не собираюсь делать что-то грандиозное... Так, слегка сменю его приоритеты, чтобы не зацикливался на мести, чтобы мог жить дальше. Даже особо не стала убирать его боли, так как понимала - с этим он способен справиться самостоятельно, со временем. А вот сменить сменить цель приложения своих усилий - не думаю, что сможет. А такого рода фиксация может и жизнь ему отравить. Зов своего дара касательно Богдана я не слышала, или же, он был слишком тих, чтобы я в своем нынешнем состоянии могла его уловить... Но вот помочь ему, в ответ за то, что он сделал для меня, за ту передышку, за разговор, за советы, за это я просто обязана была его отблагодарить, пусть это и будет втайне от него. - Спасибо тебе, - мой голос был тише шепота, потому что только в этом случае была надежда, что не сорвусь в плач. Потому что была уверена, стоит мне только себя отпустить - остановлюсь не скоро. Слишком много накопилось, и слишком уж крепкая у меня получилась плотина. Уже привыкла быть сильной, не показывать слабостей даже перед теми, кого смело могу назвать своей семьей. И не потому что не доверяю, нет. Не хотелось сеять в их сердцах беспокойство и неуверенность в следующем дне. Хотелось дать им уют и спокойную жизнь, всем им. А мои истерики или срывы точно бы этому не способствовали. Я повернула голову к Богдану, только сейчас заметив, что придвинулась к нему ближе, словно подставляясь под ласки. Но стыдно или неловко не было - мы уже друг другу объяснили, что романтики не ищем друг в друге. А раз я напоминаю ему дочь... Что ж, от такого "отца" я отказываться не буду. Потому что ни в этой, ни в прошлой жизни я не получала достаточного отцовского влияния непосредственно от родного отца, а получала те крохи, что могли заменить это, от посторонних и к ним же и льнула. - Вот так выговориться кому-то... Оно всего дорогого стоит. - Здесь, среди своих, можно ничего не скрывать, - видимо, Богдан понял мою немую просьбу, и прижал меня к себе крепким, уверенным движением. - Не каждому доверишься, конечно, но вот Андрею с его компанией, сказать все можно. И посоветоваться, и пожаловаться, и помощи попросить... Не откажут. Всегда помогут. А иногда и что-то действенное подскажут. - Просто вот, ну понимаешь в чем дело? - я шмыгнула носом, приняв это предложение и закопошилась в объятиях, чтобы устроится как можно более удобно, а потом замерла, приняв положение и удобное мне, и по минимуму напрягающее Богдана. - Меня ж ведь сюда закинули чтобы я помогла. И в моем понимании, я должна быть по максимуму собранная и способная эту помощь оказать, а не быть очередной проблемой и еще ко всему навязываться. А я была просто не готова к подобному путешествию. - я снова всхлипнула, но ком в горле не исчезал, а наоборот, нарастал, голос стал надламываться под влиянием наступающих рыданий. - Называется, поехала отдохнуть после тяжелых родов. Нет, я не спорю, беременность протекала спокойно, но у меня, в то время как носила, крыша чуть ли не протекла. Сам тот факт, что я беременная, вгонял в панику, а тут еще и все вокруг нагнетали, говорили не поддаваться стрессу. Это как сказать кому-то "не думай о слоне"! Тот естественно станет думать. И теперь, после всего этого, я наконец-то нашла время, чтобы душевно отдохнуть, и все выглядело так, будто эта поездка действительно будет спокойной, а тут выдернули. Подлянка пришла откуда не ждали, - я тяжело вздохнула, чувствуя себя чуть легче от того, что выговорилась. Отдельным пунктиком меня обрадовало то, что успела это объяснить прежде, чем речь станет невнятной. И только сейчас, прокрутив свои слова снова в голове, я поняла как это могло прозвучать, и посмотрела Богдану в лицо, словно пытаясь одним взглядом извиниться. - Ты не подумай, лично против вас я не имею ничего, но... - Глупышка, - Богдан ответил мне таким расслабленным тоном, перемежающимся со смешком, что казалось, что меня сейчас еще и по голове потреплют, как неразумное дитя. И скорее всего, мужчина бы так и сделал, если бы поза, в которой мы сидели, располагала бы к этому. Я не стала реагировать на это возмущением, а просто захлопала ресницами, желая услышать, что он хочет мне еще сказать. - Ну бросили тебя сюда. Ну, отдохнешь здесь. Соскучишься за своими чуть сильнее, посмотришь на них другими глазами... Я слышал краем уха, что время для тебя сдвинули, так что с ума от горя сойти твои не успеют. А вот помощь... Лично я тебе ничего не скажу, какую от тебя помощь просили, но знаю одно: человек должен знать, за что он оказывает помощь. Просто так, "в кандалы и за кирку", здесь такого нет. Если уже тебя из другого мира вытряхнули, то явно не человеческие это разговоры, - его рука, которая покоилась на моем плече, пришла в движение. Мужчина поглаживал меня расслабленно, медленно, будто не отдавал отчета своим действиям и действовал по привычке. - Боги там, сами между собой перетрут, решат, что и как, а вот человека, которого заставляют на себя работать, отблагодарить обязаны. Ты об этом думай, как и о том, что у Андрея для тебя тоже дары найдутся. А собранность... Какая к чертям собранность, если о детях думаешь? Так что, ты подумай, что тот, кто тебя пригласил, обо всем знал и учитывал даже такие нюансы. А если знал и учитывал, то вряд ли тебе нужно как солдату под танк, бросаться на все проблемы, стараясь их решить. Старайся и себя не забывать, ну, и меня заодно, - Богдан с мягкой улыбкой посмотрел мне в глаза, и потом, свободной рукой стер с моих щек слезы. - Мне с тобой понравилось вино пить. - Мне тоже, - я ответила мужчине улыбкой и решила малость разрядить обстановку, хитро ему улыбаясь. - И поговорить можно, и не выслушиваю вечные морали, что мне нельзя так много пить. А вино это же что? - подхватила бокал, в котором было меньше половины, демонстрируя Богдану. - Вино это же ничто иное как средство, для смазывания струн души, чтобы не скрипели, - я пригубила вино, а после облизнула губы. Сладость почти не угадывалась, но зато это послевкусие! - И еще вкусное, ко всему прочему. - Знаешь, был у меня в армии замполит, - Богдан хмыкнул, взяв в руки свой бокал. - Дядька бедовый. Пил по страшному... Но помню я его не за это, а за то, что как хлобыснет рюмку для сугреву, а зимы в Якутии суровые тогда стояли... ловит нас, салабонов, с обмерзшими носами, ставит перед собой и вещает: "Запомните, ребятки, пить - можно! Упиваться нельзя!". Вот я и сейчас могу повторить его слова: упиваться нельзя, а вот так, души струны смазать - так это милое дело. Надо. Особенно иногда, вот как сейчас. А то, что женский алкоголизм бывает хуже мужского, так это враки все. Не бывает такого. Есть просто неуемность в желаниях, когда потакаешь себе от лени и скуки. Так что, девочка, пить надо по делу. - Звучит как тост, - я улыбнулась шире и хитрее, чем еще минуту назад, и протянула свой бокал к Богдану, чтобы чокнуться. Но, видать, меня поняли немного не так, как надо. - Тогда вскрываем вторую? - он подмигнул мне, и в его руках появилась, словно из ниоткуда, бутылка. Но теперь я заметила неясное движение, словно само пространство на минуту разошлось, и поняла, что так выглядит вытаскивание предметов из пространственного кармана. А, может, я смогла это отметить, потому что у меня у самой появился таков? Но нет, когда Андрей вытаскивал вещи из кармана в ангаре, я подобного не заметила. - Естественно, - я кивнула, хихикнув, но тихо. - Смех - это хорошо. Это значит - отпустило... - Богдан с улыбкой посмотрел на меня, а потом обратил внимание на бутылку, открывая ее, и разливая вино по бокалам. Похоже, наши посиделки пойдут мне только в пользу, несмотря на то, что начались с печальных тем, провоцирующих слезы. Или наоборот, именно поэтому?

***

Опять автострада. Опять пустая и безлюдная, за исключением меня и Франкенштейна. Только было несколько отличий. Я сидела на коленях, не способна подняться, словно невидимые цепи меня сковали. Я могла двигать исключительно головой, шеей и ладонями, бороздя ногтями бетон до боли. Но боль не отрезвляла, не заставляла проснуться, не было материальной. Ногти тоже не ломались, хотя бетон послушно сминался под пальцами. Не было даже царапинки, ни капельки крови. Только боль, но какая-то... Какая-то неправильная. Не ладони болели. Болело сердце. И эта боль была тягучей, как патока, ложилась на грудь неподвижным грузом, медленно выедала, заставляла желать согнуться в три погибели. И орать. Это я могла себе позволить, голосовые связки работали. В отличии от слезных желез, из-за чего грудь ходила ходуном от рыданий, а глаза были сухими. Как у неумелой актрисы. Я сделала усилие, поднимая голову. Передо мной стоял Франкенштейн, мерзко ухмыляясь, как противнику или врагу. А за его ногами стоял тот же черный щенок, трясясь от страха, но теперь направленного на меня. Хотела подняться, но моим максимумом было гордо вскинуть подборок. Рыдания стихли, в отличие от боли, вокруг стало тихо. Я сильнее задвигала пальцами, словно хотела переместить боль из груди в ладони, но все было тщетно. Горько ухмыльнулась, неотрывно смотря Франкенштейну в глаза. Это одновременно был он, и не был. И я понимала, что этот сон не до конца так фальшив, как могло бы казаться. - Я знаю кто ты, - внимательно посмотрела в такие знакомые глаза, отмечая в них узнавание, но не замечая любви и всего другого, что привыкла видеть. Это было странно, но я спрятала это глубоко в себе, не зацикливаясь на этом чувстве. Не могу себе на такое позволить, не сейчас. - И ты был чертовски прав. Именно так дела и обстоят. - Ох, неужели до тебя дошло? - Франки ухмыльнулся мне, властно смотря на меня сверху вниз. - Я уж думал что до тебя не дойдет до самого апокалипсиса. А то и после придется разжевывать. Усмехнулась ему в тон, так же снисходительно и властно. Невидимые цепи натянулись, а потом стали ослаблять свою хватку. Я уже могла встать на одно колено. Все еще унизительно, но уже немного лучше. И я понимала еще одну вещь - мне здесь нужно говорить. Только словами я смогу освободиться. - Твоя маска шита белыми нитями, не так уж и сложно под нее заглянуть, - словно от нечего делать я бросила взгляд на щенка. Его глаза уже не были черными, только голубыми. И вокруг них был белый мех, образуя так называемые "очки". В правильном направлении движетесь, леди. - Ты - мое эго. Франкенштейн промолчал, все так же ухмыляясь, но уже склонил голову вбок, мол, продолжай. И наблюдал как я медленно, но верно поднимаюсь. С адскими усилиями, но получается. С огромной болью в мышцах, но поднимаюсь. И это радовало - боль на сердце становилась все слабее. - Ты подрезаешь мои крылья. Отравляешь разум одним воспоминанием о себе. Текуч и летуч, как ртуть и ее испарения. Такой же опасный... - И ты готова взглянуть в мой мрак? - поспешно перебил меня он, все так же ухмыляясь, но глаза теперь были серьезными. А у щенка появились белые носочки. - А что же мне не быть готовой, раз уже столько времени мы неразлучны? - Я вскинула бровь, ухмыляясь, удовлетворяясь тем что вижу. И тем что цепи становятся все слабее. Или это я становлюсь сильнее? - Раньше не было времени чтобы дошло до конфронтации. Жизненная рутина, бег по привычке, все дела, не так ли? - Блондин прищурился, смотря на меня с подозрением. И отозвался: - Чего ты ожидаешь от этой конфронтации? Ничего же не изменится. - Ох, ты горько ошибаешься, - я замотала головой, чувствуя как губы искривляются в поистине сумасшедшей улыбке. - Эго сильнее только тогда, когда рассудок слеп и не видит его, - щенок с каждым моим словом становился все светлее, выгорая от черного, через грязно-серый, до белоснежного. - Я стану настоящей, полной, стану самой собой только в момент, когда смогу признать все, что прячется в тебе. Потаскуха? - с улыбкой склонила голову, выпрямляясь. - А почему ты забыл еще парочку эпитетов, которые шли плечом к плечу с юношеским максимализмом? Бездарность, тупица, идиотка? - Мне удалось подняться, но колени подрагивали, норовя подогнуться. Но я держалась, и заодно вспоминала все, что складывалось в мой эмоциональный груз, который накопился к двадцати годам. - Бестолочь, бесполезная сука, серая мышка, посредственность, лгунья. - Ты так сильно хочешь дать мне повод издеваться над тобой и дальше? - Франкенштейн посмотрел на меня с сомнением, улыбочка исчезла. - Ты сделаешь меня только сильнее. Я - твой бог, у меня в руках власть над тобой, - он сделал пас руками, и я почувствовала как цепи натянулись, но смогла себя сдержать от удивленного оханья. Шерсть щенка тоже норовила почернеть, но я только безумно рассмеялась. - Ты? Власть надо мной? Ох и любишь же ты себе льстить... - покачала головой, отметив, как мой оппонент недовольно хмурится. - Я разгружаю свой груз. Вытаскиваю из шкафа скелеты и трупы. Пробуждаю детские мечты. Стираю твой грим, разбиваю твои маски. - Ты не можешь меня возглавить, - Франкенштейн, точнее, то, что приняло его вид в моем подсознании, дернул рукой, желая натянуть цепь, но я уже твердо стояла на ногах. Я скинула эти цепи. И щенок снова стал трястись и скулить, увеличиваясь в размере и меняя свой окрас. - Возглавить не могу, как и подавить, - важно кивнула, соглашаясь с ним. И вместо удовлетворения увидела в голубых глазах опаску. - Но я вполне могу победить. Достаточно лишь - сущий пустяк! - признать все твои постулаты. Да, потаскуха. Да, бестолочь. Да, посредственность! А знаешь какой мой следующий шаг? - я шагнула ему навстречу, улыбаясь. Щенок уже почти был белым. Только на хребте была серая полоса, да черные кисточки на ушах и хвосте. - Это все ложь. - Франкенштейн замер, удивленно на меня глядя. - Это все то, что говорили обо мне другие. Но не я. Я только слушала и принимала это близко к себе. Сейчас же я могу сказать что это неправда. Потому что ни у кого больше не повернется язык назвать меня подобным образом, - еще шаг. - И ты не бог. По крайней мере, не в моем внутреннем мире, - следующий шаг. - В таком ограниченным пространстве бог может быть один. И это я, - остановилась в шаге от него, смотря на такое знакомое лицо. И радовалась. Потому что там было узнавание, но так же была и любовь. - Только у меня есть власть здесь. И я могу сказать тебе с уверенностью - я все это не отношу к себе. Я не такая. Это - не Я. Все что ты сказал, все что тебя характеризует - фальшь. А я - настоящая. И даже ты мне - не враг, - я подняла ладонь, оглаживая мягкую щеку и Франкенштейн прикрыл глаза, прильнув к моей руке, словно пытаясь выпросить еще ласк. - И как ты это закончишь? - его голос стал сиплым и приглушенным, вызывая у меня лишь улыбку. - Мы станем заодно. Ты будешь на моей стороне, не будешь играть во вражеском лагере. Будешь мне помогать, давать сил, когда сердце сдавит бессилие. И будешь напоминать одним своим существованием, насколько искаженным и фальшивым может быть окружающий мир, - после этих слов я на минутку замолчала. Почти сразу почувствовала, как крепкие руки обхватывают меня за талию, приподнимая над землей и кружа. Щенок возле нас, что уже был довольно большим, но игривым лабрадором весело лаял и я не сдержала счастливого смеха, прижимая любимого ближе к себе. Теперь это не был пустой облик, теперь это был тот, кого я ценила, тот, за кого без сомнений пошла бы в сам Ад, оставив на чаше весов собственную жизнь. Вместе с этим пониманием и поцелуй казался слаще. - Возвращайся к нам как можно скорее, - шепот раздался сразу возле уха, обжигая мочку горячим дыханием. - Вернусь, - я сделала то же самое, чувствуя силу, которую вкладывала в этот шепот. - Только вместе мы сильны. Вы нужны мне так же, как и я вам. Разжала объятия, чувствуя, как все исчезает, а я сама погружаюсь в мрак. Но теперь не тяжелый, удручающий, а теплый, приятный и успокаивающий. Теперь можно и расслабиться, отдаваясь всецело темноте, помня, что там нет ничего, способного меня ранить. И воссиять наконец-то.