will the hunger ever stop?

Младший брат семьи Сид — это апатия, глубоким шрамом перечёркнутая поперёк его груди; безразличие ко всему вокруг происходящему с неуравновешенной психикой и с ненасытным демоном где-то глубоко внутри. Он смотрит на каждого так, будто готов вмиг разорвать на куски, и желает лишь подчинять, ломать, приручать. Добровольно. Со сладостным согласием— — Да. — Да — вы его поймали, или да — он от вас ускользнул? — уточняет Джон, не получая однозначной информации от своего подчинённого, и раздражённо вздыхает. Он понимает, что в подобной суматохе, образовавшейся из-за провального ареста их Отца, со всем разобраться действительно сложно — ворвавшиеся в их дом вредители, словно крысы, трусливо разбежались во всевозможные стороны, но одного из них тем не менее упустить ему всё-таки не хочется. Из-за появления младшего помощника шерифа у его внутреннего чудовища неожиданно взыграл чертовски сильный аппетит. Голод твердит ему того себе подчинить. Сломать, приручить и обхитрить. Неторопливо: шаг за шагом, встреча за встречей и взгляд за взглядом, пока с чужих губ не сорвётся искомое «да». — Он не готов, — замечает вслух Джон во время всеобщей исповеди у реки и окунает Помощника в холодную воду. В своих проповедях Отец их учит терпению, и младший Сид действительно готов немного потерпеть. Сдержать себя в руках в порывах особой ненасытности и гнева и одновременно с этим всё же насладиться своим ожиданием — поиграться, подразнить и в конце концов всё же вывести из себя. Помощник ведь с такой особой лёгкостью ведётся на каждую его провокацию. Огрызается, сопротивляется и борется то с ним, то, наоборот, с самим собой — так и хочется порезвиться с этим огнём немного ещё. — Ты об этом не пожалеешь. Правда, — убеждает мягким голосом Джон, когда Помощник, привязанный к стулу, впервые открыто перед ним ломается. Внутренний демон впоследствии довольно урчит, а Джон наконец-то признаётся, что его чертовски к мужчине тянет. Влечёт в абсолютно той же степени, что и к чрезмерному насилию, — до предательской лихорадочной дрожи. В глубине у него всё буквально трепещет. И от предвкушения, как Помощник окончательно повинуется ему, и от неконтролируемой острой злости — тот, к сожалению, не даётся так просто, вновь ускользает и продолжает сопротивляться, несмотря ни на что. Упрямо и, по сути, бесполезно, ведь в итоге Джон всё равно находит его. Оставляет на груди слово «гнев», физическое о себе напоминание, и, по сути, будто вовсе метит его. Гнев ведь на самом деле не главный грех Помощника; гнев — это грань, переступив через которую, тот наконец-то подчинится ему. Джон в этом уверен и потому не особо переживает, когда всё катится к чёрту: некоторых из его людей убивают, в него открыто стреляют и в итоге даже сбивают его самолёт. Роли в игре «кошки-мышки» вследствие того непредвиденно меняются: он убегает, заплетаясь в ногах, а Помощник хищно выискивает его и догоняет, в конце концов вжимая в землю спиной. Победно скалит зубы, хватается за ключ, висящий у Джона на уровне груди, и тянет за тот на себя. Накал между ними мгновенно нарастает, и Сид не может не приподнять уголок своих губ — ощущать над собой столь подавляющую силу, которая всплыла наружу, по большей части, именно из-за него, кажется обжигающим и сладостным одновременно. — Тебе это нравится, — с открытой усмешкой замечает Джон, цепляясь за чужое запястье ладонью. — Чувствовать власть над чужими жизнями, лишать их и постоянно бороться со мной. Страсть к «геройским» убийствам у тебя равносильна тяге ко мне. — Заткнись, — Помощник вновь вжимает его в землю, в этот раз болезненно надавливая на горло, но всё же не перекрывая дыхание. — Что, ты никогда не задумывался об этом? — с небольшой издёвкой интересуется Джон, не испытывая перед своим оппонентом ни малейшего страха. Лишь всё то же предвкушение и дрожь, горячей волной тепла опускающейся от шеи вниз. — Ты ведь это знаешь, — утверждает он следом, немного хрипя, и резко хватает мужчину за грудки, максимально к себе приближая. — Ты это даже чувствуешь. Последнее Помощник ловит уже на губах — горячим тихим выдохом — и оттого жадно втягивает в свои лёгкие воздух; Джону всё-таки удаётся довести его и себя до предела. Он сильнее сжимает пальцами ткань чужой рубашки, вновь гораздо требовательнее дёргает за ту на себя и в конце концов победно врезается в губы. Срывает с них развязный горячий поцелуй, ощущая, как при этом усиливается хватка на шее, и тем не менее с особым упоением довольствуется ответными действиями. Помощник с жадностью впивается в него, по-хозяйски ведёт рукой по правому боку — талии и внешней части бедра — и сжимает свои пальцы, грубо сминая джинсовую ткань. Внезапное возбуждение стискивает все внутренности в районе низа живота, а с губ так и норовит сорваться хриплый рык. Джон снова ломает его — почти со слышимым треском. Он охотно целует его, постепенно насыщается им и непринуждённо поглаживает ладонью обнажённую грудь под расстёгнутой рубашкой — слово «гнев», по каждой букве которой он практически любовно проводит подушечкой пальца. В этот же миг Помощник всё же отстраняется, будто ошпаренный. В нём, Джон уверен, сейчас бурлит целое множество несовместимых жгучих ощущений: отвращение и удовольствие, злость и одержимость, ужас и страсть. Тот не знает, за что именно стоит ему зацепиться, и это замешательство можно с лёгкостью различить в его глазах. — Ну что, убьёшь меня? — интересуется Сид, быть может, к такому даже готовый. Помощник к искуплению всё равно не придёт, а значит, врата Эдема для него уже по умолчанию являются наглухо закрытыми. — Убью, — подтверждает мужчина, однако в итоге лишь убирает с шеи ладонь и грубо срывает ключ, необходимый ему для спасения Хадсон. — Но не сегодня. Решительно поднимаясь с земли, он отряхивает свои джинсы, несколько недолгих секунд всматривается в чужое неоднозначное выражение лица и просто уходит, не проронив больше ни слова. Джон же, заинтригованный подобным ответом, переводит свой взгляд с ускользающей фигуры на чисто-голубое небо и впоследствии, довольный, сытый, улыбается. До скорой встречи, Помощник, — думает он, снова начиная предвкушать.