Только великое страдание есть последний освободитель духа. Ницше
Белег заблудился. Он шел через лес уже много дней, но не мог ни отыскать следов, ни обрести уверенность, что движется в нужном направлении. Свет слабо пробивался сквозь толщу ветвей, и нутро леса тонуло в полумраке – это тоже не облегчало задачу. Несколько раз Белег забирался наверх, продирался сквозь сучья и оглядывал местность в надежде увидеть хоть какие-то приметы и знаки; но все было без толку. Впрочем, нет, он видел кострище. Дважды. Это было их с Гвиндором кострище, хотя он даже не смог понять – одно и тоже это место или два разных. Гвиндора рядом не нашлось, хоть он и звал его долго, как принимался время от времени звать Турина. Но лес был темен и молчалив, и Белег шел дальше… Путь снова преградил ручей, и Белег, не останавливаясь и не боясь напороться на острые сучья, спрыгнул в него и преодолел за несколько шагов. Со дна поднялась черная муть, закружилась вокруг, пачкая руки и одежду. Но он не обращал внимания и торопливо выбрался на берег, чтобы снова продолжить путь. Ничего приметного не попадалось, хотя орки должны были пройти где-то здесь же и изрядно наследить. Тем более следовало спешить: если он ошибся с направлением и потерял отряд, у него почти нет времени, чтобы отыскать его снова и настигнуть прежде, чем случится непоправимое. И он спешил, то и дело переходя на бег и рискуя запнуться и растянуться в сплетении древесных корней и сухого валежника. От напряжения сил в груди ворочалась боль. Белег старался не прислушиваться к ней, отмахивался, как от насекомого, и думал только о том, что должен как можно скорее разыскать Турина. Но помимо этой смутной боли его одолевало небывалое, незнакомое прежде смятение. С ним ничего нельзя было поделать, оно отвлекало, мешало трезво размышлять, сбивало с толку и только гнало вперед – быстрее и быстрее. – Турин! – звал Белег в очередной раз и в очередной раз не слышал ответа. Собственный голос мгновенно затихал среди деревьев, словно проглоченный лесной глушью. – Турин! – повторял он. Впустую… Путь ему снова преградил ручей. Потревоженная, поднятая со дна черная муть заклубилась в воде, делая ее совсем непрозрачной, осела на руках, на одежде. Белег только отмахнулся от нее и уже карабкался прочь, цепляясь за скользкие, похожие на змей корни. Внезапно, нашаривая опору, он ощутил чье-то прикосновение. Дернулся и чуть было не свалился обратно в воду, но чья-то сильная рука удержала его и одним рывком вытянула наверх. Он немедленно вскочил на ноги, готовый защищаться. Но угрозы как будто не было: перед ним стояла женщина и смотрела мягко и печально. Сначала Белег даже принял ее за королеву, но через мгновение сам себе удивился: ничего общего у них не было. Мелиан была высока, темноволоса и красива той строгой, но яркой красотой, которую передала дочери. Эта женщина была куда ниже, фигуру ее скрывал свободный серый плащ, а обрамленное капюшоном лицо казалось каким-то размытым, нечетким. Белег смотрел и отчего-то не мог уловить черт и скорее ощущал, чем видел некий светлый спокойный образ. – Мне нужно спешить, – наконец, вымолвил он и попятился. – Тебе нужно остановиться, – покачала головой женщина и осторожно взяла его за руку: – Посмотри. Белег помотал головой. – Посмотри же, – мягко повторила она и перехватила вторую руку. – Не могу, – скорее прошептал, чем произнес Белег и хотел снова попятиться, но она удержала. Не в силах сопротивляться он теперь лишь смотрел, как она отпускает его, но только затем, чтобы потянуться и прижать пальцы к вискам. Прикосновение было мягким и прохладным. Но отчего-то Белег зажмурился и в тот же миг ощутил, будто его хорошенько встряхнули. Мир словно перекувырнулся через голову, завис на мгновение в воздухе, а потом встал на свое место. Тут же исчезли и усталость, и боль в груди, и озноб после купания в ручье. Белег сглотнул и, решившись, открыл глаза. Древесные стволы вокруг тоже исчезли – они превратились в каменные колонны; сумрак в кронах стал клубящимся серым туманом, сквозь него просвечивало тусклое сияние. Шуршащая лесная подстилка уступила место ровному, без стыков плит, тоже серому и каменному полу. Лес колонн, подобно лесу древесному, был темен, беззвучен и пуст; вокруг не было никого. Белег чувствовал, что смятение его достигло пика, и, хотя ощущение сердцебиения теперь тоже пропало, ему казалось, будто сердце должно бы колотиться, как у загнанного зверя. Он еще раз сделал над собой усилие и опустил взгляд. Неопределенно-темное на бурой ткани влажное пятно расползалось по всей груди, цепляло подтеками рукава и верх штанов, поблескивало в тусклом, льющемся сквозь туман свете. Белег, не веря, смотрел на себя несколько мгновений. Затем поднял руку, чтобы прикоснуться, но женщина перехватила и остановила, хоть и не стала ничего говорить. Сам он тоже молчал, не двигаясь и не отводя взгляд. Смятение постепенно ушло, но уступило место какой-то холодной пустой тоске и вкупе с ней чувству обреченности. Он ощутил желание опуститься на каменный пол и сжаться в клубок. Но вместо этого вскинул голову и спросил: – А что с ним? Женщина не ответила. Повернулась и, взяв его за руку, потянула за собой. Он послушно пошел следом. Они миновали множество колонных пролетов, но в сумраке и тумане Белег не мог различить, был ли это один нескончаемый чертог, или просто границы между разными оставались невидимы для его взора. Но потом женщина вдруг отклонилась от прежнего прямого пути и повела его куда-то в сторону. Вскоре вокруг стало как будто светлее и свежее, клочья тумана больше не клубились между колонн, а те сделались шире и приземистее. Белег принялся озираться по сторонам, но вдруг увидел впереди яркую полосу – нечто вроде дорожки света, какую солнечный луч, пробившись сквозь листву, рисует между деревьями. Дорожка эта тянулась через пролеты наперерез тому, как шли Белег и женщина; начало и конец ее терялись за пределами видимости где-то среди колонн. По полосе света шел человек. Шел прихрамывая, припадая на левую ногу, но быстро и уверенно. Белег так удивился, вдруг увидев его, что остановился и выпустил руку своей провожатой. А когда опомнился и огляделся, понял, что остался один. Но замешательство длилось недолго, и он снова двинулся вперед, следя за фигурой человека. Тот не замечал чужого внимания и продолжал идти своим путем, а Белег теперь уже видел, что чем дальше, тем ярче делается дорожка, и тем менее различим в ее сиянии становится силуэт идущего. Наконец, он исчез вовсе. Белег в задумчивости постоял, глядя в это манящее средоточие света, затем развернулся и пошел в противоположную сторону. Люди попадались ему еще несколько раз. Мужчины и женщины, старые и молодые, зрелые и совсем дети; медленно или торопясь они шли вперед, не замечая ни присутствия Белега, ни близости друг друга, и свет постепенно поглощал их. Сам Белег заметил теперь, что постепенно этот путь становится все более размытым, рассеянным – словно превращается в полураскрытый, разложенный среди колонн огромный веер. Силуэты людей по одному появлялись с разных сторон и двигались вперед, чтобы затем выйти на главный путь. Тут он и увидел Турина. Тот сидел под колонной, прислонившись к ее основанию, уронив на колени руки и устремив перед собой отрешенный, безучастный взгляд. Белег поспешил к нему, но остановился, не доходя нескольких шагов. Сейчас он видел, что где-то там, на просторах Белерианда с их последней роковой встречи прошло лет десять. Так мало… Но в волосах человека теперь поблескивали серебристые нити, вокруг рта и возле глаз залегли морщины, и та складка над переносицей, которая часто отмечала гнев или недовольство, или глубокую задумчивость Турина, теперь сделалась постоянной. Ощутив укол то ли жалости, то ли горечи, Белег переступил на месте и, не сразу решившись, снова шагнул вперед. Турин заметил его не сразу. Еще несколько мгновений он все также безразлично смотрел перед собой, потом вяло повернул голову, словно услышал досужий шум, и обмер. Медленно поднял и прижал к груди ладони и стал подниматься, упираясь и скользя спиной вдоль колонны; и когда уже почти выпрямился, вскинул вдруг руки, прикрыв ими голову, и как подкошенный рухнул обратно – ничком, сжавшись и сдавленно завыв. Белег медленно подошел к нему и опустился на колени; накрыл прячущие макушку ладони своей рукой, вторую руку прижал к спине и стал ждать, не двигаясь и ничего не говоря. Может быть, это продолжалось несколько мгновений, а может быть, гораздо дольше. Вой сменился беззвучными рыданиями, затем к ним присоединились какие-то неразборчивые слова. А затем Белег дождался достаточного промежутка между ними и успел вставить: – Ну же: ты как будто призрака увидел. Понадобилось еще немного времени, прежде чем Турин, неловко выпрямившись, сел и взглянул на него. – Не смешно? – спросил тогда Белег, и Турин медленно покачал головой. Белег виновато развел руками, а затем подался вперед и обнял Турина, крепко прижав к себе. Тот сперва дернулся и сжался, словно испугавшись, но затем покорился и сам прильнул головой к подставленному плечу. Они просидели так еще какое-то время. Потом Белег, собравшись с мыслями и с силами, сказал: – Я прощаю тебя. Турин вздрогнул, отстранился и решительно замотал головой. Зажмурился, помолчал еще и, наконец, уже глядя прямо и открыто, произнес, как выдохнул: – Прости меня. – Я прощаю тебя, – повторил Белег. – Ты тоже меня прости, – и добавил, остановив возражения: – Что не был рядом и не помог. – Я прощаю тебя, – кивнул тогда Турин. Потом, когда прошло еще время, Белег все же спросил – что было дальше. Где именно он не был и в чем не помог. И Турин, не отказываясь, рассказал. Про Нарготронд, Финдуилас и Тумхалад; про Глаурунга, Дор-Ломин и Ниэнор; про то, как все закончилось. А Белег слушал и чувствовал, что несмотря на скорбь и горечь, где-то внутри у него, где когда-то было сердце, словно распадается комок. И сам Турин, постаревший, поникший, будто распрямляется, освобождаясь от того, что так терзает его. Серебро в черных волосах стало постепенно тускнеть, складки на лице делались слабее и мягче, пока не исчезли вовсе, оставив только ту, извечную – над переносицей. Наконец, когда все слова были сказаны, Белег понял – можно. Он поднялся и, подхватив Турина под локоть, заставил подняться тоже. Они неспешно прошли вперед и остановились перед тускло светящейся дорожкой, еще не влившейся в основной яркий путь. – Думаю, пора, – сказал Белег. – Пора, – согласился Турин. – Как думаешь: мы увидимся опять? – Уверен, что да, – ответил Белег и не покривил душой. – Тогда до встречи, – произнес Турин. Белег отозвался тем же, и они снова крепко обнялись. Турин шагнул на полосу света, и оба пошли вперед – один внутри, другой снаружи. Ничего больше не говорили, только переглядывались иногда, пока свет не стал слишком ярок для Белега, и он вынужден был остановиться. Турин этого не заметил. Возможно, оттуда, изнутри ему тоже было не видно, а возможно, Путь уже завладел его вниманием и теперь увлекал только вперед. Белег еще смотрел ему в след, пока мог различить, а потом просто стоял, провожая взглядом сначала шаркающую старуху, затем полную девушку с длинной косой, а затем испуганного мальчика с выпавшими передними зубами. Потом развернулся и, заложив руки за спину, побрел прочь. Мыслями его полностью владела только что поведанная Турином страшная история, но обреченность и пустота ушли. Он ощущал теперь грусть и печаль, а вместе с ними умиротворение и покой, и даже принялся рассеяно пинать шишку, когда та вдруг попалась ему в траве. Задумавшись, он нескоро опомнился, а когда сообразил, вскинул голову и увидел зеленые, шелестящие, пахнущие хвоей и ветром деревья, то даже не удивился.Часть 1
1 декабря 2018 г. в 13:50