Monster

      Пыльное небо серо-фиолетовое и придорожный мотель, в полутьме неправильно яркие неоновые три буквы - единственное, что еще осталось от старой вывески. Сухой ветер гонит мусор по дымящей песком дороге.       Ты смотришь в пустую даль и молчишь хмуро, я сижу за рулем и смотрю на тебя насмешливо. Ты же знаешь, как я тебя ненавижу? Определенно знаешь. [Под угрозой ножа я сдался, И теперь вся моя невинность - твоя]       Ты глядишь на меня и не видишь, взгляд проходит сквозь - всегда так делаешь, когда психуешь, я выучил каждый твой шаг, каждое движение за миллионы лет, что мы провели вместе, думаю, ты тоже сделал то же самое, потому что иначе ведь не удавалось бы вертеть мною так легко. Если я сдохну - это будет на твоей совести, потому что ты же так хорошо все знаешь, мог бы предупредить, рассказать, и ты так часто доводишь меня до непреодолимого желания выстрелить в висок. Хотя знаешь... Тебе ведь правда проще будет без меня, такой ненужной и глупой проблемы. Да, приятно осознавать, что ты кому-то нужен в этом давно умершем мире. [Ты избавился от неё, И наполнил меня ненавистью.] На тебе старая коричневая кожанка, рубашка, потертые брюки - ты, в отличие от меня, не заморачиваешься с внешним видом, это мне нужно искать себе вещи в максимально хорошем состоянии и хорошо выглядящие, иначе я спать не смогу спокойно, и это так смешно, учитывая то, насколько мы оба проёбаны. Брендовые шмотки, понтовый черный плащ, зачесаные волосы и серьга в ухе, а в руках мутная бутылка какой-то сомнительной вонючей бурды, жрать нечего, а на лице страдание всей Вселенной - картина маслом. Машина совсем расклеилась, и тормозные колодки ни к черту, в чехле на заднем сидении огромная дырка - но, похоже, это все, что у меня осталось теперь. Бухло вместо еды, разваливающийся автомобиль и пыльное небо, а еще ненависть к себе и всему миру, тупая ноющая боль глубоко в подкорках сознания. И ты. [В тишине ты прогоняешь меня, В пламени ты поглощаешь меня]       Что мне сделать, чтобы стать хоть на шаг ближе? Ты как чертова загадка сфинкса, не разгадав которую, на смерть себя обрекаешь. На долгую и мучительную, с конвульсиями и агонией. Чтоб ты знал: я ненавижу тебя. [Ты думал, что я забыл, Но это навсегда в моей голове.]       Я ненавижу тебя всей душой, ненавижу твой взгляд, режущий не хуже ножа, совсем не похожий на того светлого, простого человека, которого я знал когда-то; ненавижу твое упрямство, ненавижу, когда ты молча вылезаешь из машины, хлопнув дверью, как только я начинаю спорить с тобой, мне же, блять, тоже хочется почувствовать себя живым; ненавижу то, что ты заставляешь меня чувствовать себя монстром, ненавижу сигареты в твоих руках, потому что это, черт возьми, неправильно, ненавижу, как висит на тебе слишком большая рубашка, потому что ты кажешься таким беззащитным и несчастным в ней. Я ненавижу тебя, потому что ты сделал со мной что-то, чего я ощутить и понять не могу, наверное, впервые в жизни. [Ты — пульс в моих венах, Ты — война, что я веду, Можешь ли ты изменить меня? Можешь ли изменить меня?]       Ты был последним, кто должен был оказаться со мной в этом раздолбанном автомобиле, кто угодно, кроме тебя: Марсело, Серхио, Марио - и я до сих пор не понимаю, почему, когда мир начал рушиться, и все разбежались, именно ты, человек, у которого большинство проблем то в последнее время было как раз из-за меня, остановился возле моего дома. Я помню осунувшееся лицо, синяки под глазами и рассеченную губу, я помню, как тряслись твои руки, и как ты пытался скрыть это, цепляясь за руль изо всех сил, пока увозил нас обоих из этого ада. Помню, как стиснул ты зубы, когда я неосторожно ляпнул про Ваню и детей, и лишь белая кожа приобрела синеватый оттенок. Ты молчал всю дорогу, ты надеялся, что я не дурак, пойму, и я понял, только сделал все, конечно, не так, как надо было. Наверное, я должен был застрелиться прямо там, или прыгнуть на ходу с моста в воду, или что-нибудь еще, потому что это в сто раз лучше, чем мертвый мир и отчаяние в неоновом свете синего солнца, что принадлежит нам обоим сейчас, но больше всего я хочу отмотать время назад, туда, в тот день, и обнять тебя крепко, забив на догоняющую сзади смерть, стиснуть в объятьях и не выпускать минуту, пять, десять, заставить тебя разрыдаться, выпустить боль наружу, впитывать твои слезы и забирать себе твое отчаяние. Но это невозможно, и я слежу день за днем, год за годом, как ты убиваешь себя им, мрачным бессмысленным страданием, ставшим уже привычкой. Как ты убиваешь и меня. И я бы давно свалил в туман, наорав на тебя напоследок, а ты бы бросил мне вслед ничего не выражающий взгляд исподлобья и отвернулся, и мы бы разошлись, но я не могу. Это не жалость. Это не привязанность. Это сумасшествие и одержимость. Тобой. [Ты — любовь, которую я ненавижу, Ты — мой наркотик, Заточишь ли ты меня в клетку? Заточишь ли ты меня?]       Мне нужно это. Мне нужно это - слышишь? - вот до чего дошло. Мне нужно чувствовать, мне нужно знать, мне нужно думать - над тобой и о тебе, мне нужно говорить с тобой, это просто привычка, не более, шепчу себе, но это правда ненормально. В час ночи я лежу, скорчившись на заднем сидении, наслаждаясь тем, как приятно выскочившая пружина впивается в ребра, и слежу, как ты ровно дышишь, устремляя машину в серую пустоту, не моргая, глядя перед собой. Этот мир проебан до тла, а мы еще зачем-то цепляемся за никому не нужную жизнь, может, объяснишь, почему до сих пор не сбросил нас вместе с машиной с какого-нибудь обрыва? Ты не человек, говорю я себе, люди не могут быть такими. Ты умер уже давно, а у меня на глазах лишь тень блуждает туда-сюда, безэмоциональная, ненавидящая весь мир и заставляющая всех ненавидеть. Я знаю, как это произошло, и ничего нет хуже этого знания. Больше того, я сам умер так же. [Это — тот мир, который ты создал, Результат того, во что я превратился.]       Моя жизнь перестала быть жизнью, когда я не успел. Ты стоял и ждал возле машины, в вонючем тумане серного дыма, пока меня рвало на части изнутри, пока не остывший еще ветер свистел среди развалин. Пока я стоял на коленях перед остатками того места, где всего день или два назад дожидался меня мой сынишка, прижавшись носом к дрожащему оконному стеклу, и не мог даже вскрикнуть, заплакать, шевельнуться. Меня не придавливало к земле многотонным грузом. Черная дыра не засасывала меня мучительно долго. Я просто перестал существовать, и теперь я, кажется, знаю, что называется быть убитым горем. Ты не обнимал меня сзади, пытаясь утешить. Ты ничего не говорил омерзительно ласкового и ободряющего, нахуй ваши розовые сопли. Я не помню, как ты едва ли не силком запихнул меня в машину, не помню, как мы уносились дальше по разрушенному некогда прекрасному городу, но помню, как вечером мы накидались в хлам в каком-то богом забытом заведении посреди пустыни; хозяин нес какой-то бред и пытался завязать разговор, но никто из нас не слушал, а ты, даже пьяный, глядел на меня слишком осмысленно, из-за чего мне очень хотелось двинуть тебе в лицо. Не было никакого "не могу поверить" и прочей ерунды, о которой пишут в книгах, был только истерический смех со слезами вперемешку и боль, усиленно заливаемая алкоголем. Да, вот так - все очень прозаично, как и то, как мы оба заснули потом прямо на холодном песке, и я, наверное, все-таки дал тебе по лицу, потому что твоя разбитая губа снова кровоточила, но ты никогда не припоминал мне этого. Ты вообще слишком понимающий, это раздражает. Нельзя быть таким идеальным, ну же, я чувствую себя идиотом рядом с тобой. [Неважно, сдаться ли или сопротивляться, Ведь монстр всегда побеждает.]       Ты сжигаешь мосты, ты сжигаешь людей на мостах, ты, не задумываясь, берешь пистолет и стреляешь на поражение, когда кто-то угрожает твоей жизни. Ты как загадочные мрачные персонажи из детективных романов, и бесишь меня этим невыносимо, только вот у этих самых персонажей за таинственной мрачной маской тайны и переживания, а у тебя только сигаретный дым и пустота. В кого ты превратился, солнечный мальчик с улыбкой, греющей сердце? Худые тонкие руки, бескровные губы; ты кашляешь все чаще и сильнее, задыхаешься от этого кашля по ночам, кто бы подумал, что лучший футболист мира закончит как привидение с глазами, выпитыми смертью? Мы ведь никогда не знали друг друга слишком близко, и я не понимал, как можно быть таким открытым и простым абсолютно со всеми, но знаешь, тот Лукита нравился мне гораздо больше. Но ты снова смотришь сквозь меня, запрокидываешь голову, делая глоток - ничего ты не понимаешь, глупый маленький Криш, и плевать, что я на год младше. Я психую, я бью ногой по колесу, я кричу тебе что-то отчаянно гневное, я ненавижу тебя, потому что ты делаешь из меня такого же монстра, в которого уже превратил сам себя, в монстра, который может убивать ради еды, обманывать и предавать ради того, чтобы спастись самому, а потом задумчиво курить под серо-фиолетовым небом и молчать, но ни одна мышца не вздрагивает на твоем лице, ты и не замечаешь меня будто, как если бы эмоций больше совсем не осталось в твоем высушенном сердце. Обессиленный, я сажусь прямо на холодную землю, обнимаю руками колени, утыкаюсь в них лбом, мне страшно рядом с тобой, я не знаю, что мне делать, мне страшно за тебя, но только пыльный ветер вьется вокруг ядовито-зеленой вывески, и тишина пожирает изнутри. [Моё сердце — ловушка, приманка для души. Я возношу тебя, а затем отпускаю, Кто знал, что пустота может быть такой холодной?] - Зачем мы живем? - я спрашиваю тебя тихо. Зачем из раза в раза ты спасаешь мою никому не нужную жизнь, ведь без меня тебе было бы намного проще? Зачем не спрыгнуть со скалы, взявшись за руки, раз ты не можешь так без меня? Зачем нам жить с этой дырой в груди, зачем чувствовать боль? Зачем спать на заднем сидении, зачем мотаться от одного города мертвого к другому такому же, зачем жрать сомнительного вида консервы, пить в неоновых барах, зачем драться за право на жизнь с толпой озверевших бандюганов? Зачем не сдохнуть просто так? - Не выйдет, - ты отвечаешь так же тихо, твой голос чуть хрипит, и я сжимаю кулаки, чтобы не поддаться странному порыву какой-то отчаянной нежности, что вдруг накрывает меня с головой, - Мне слишком много еще нужно тебе сказать. Сказать? Но ты не говоришь больше ни слова, а я опять остаюсь со своими мыслями и вопросами. Я теряю себя в них, и ты - единственное, что еще заставляет меня думать, я так ужастно несчастен из-за тебя, но не пережил бы все это без твоей руки, и я не знаю, как объяснить это, как объяснить тебя. [Я потерял частички себя, что делали меня целым, Я — тьма, Я — монстр.]       Я ненавижу тебя. Я ненавижу себя. Это пыльное небо, мертвую планету, неоновые огни в ночном ненормально зеленоватом небе. Поэтому, когда в очередной раз смерть дышит нам в затылок, я совсем не боюсь. Я как ты - потерял страх, потерял эмоции, любовь и способность быть счастливым. На старом заводе что-то ворчит глубоко внутри, и впервые за столько времени я вижу ужас в твоих глазах, когда ты вдруг отталкиваешь меня от двери, ведущей к главному реактору. Сияние золотисто-алое ползет по ржавым стенам, это огонь, это конец, но мне плевать, жаль только, что ты так и не узнаешь, как сильно я ненавижу тебя, так сильно, что, не задумываясь, пожертвовал бы собой ради твоей улыбки. Мы бежим зачем-то туда, где должен быть выход, хотя надежды нет, это скорее инстинкты, потому что там уже все завалило балками и горящим мусором, ты обжигаешь руки, пытаясь расчистить нам путь, и я не выдерживаю, отворачиваю тебя от готового сожрать огня, прижимаю к себе, целую обожженные пальцы, уже закручивающиеся от жара волосы, умоляю послушать раз в жизни и прекратить убивать себя хоть за миг перед смертью, как бы тупо это ни звучало, пытаюсь запомнить твое лицо, вдруг ставшее таким простым, родным, снова по-человечески выразительно осмысленным, твои глаза, слезящиеся от дыма. Ты целуешь меня за секунду до того, как нас накрывает взрывом. [Ты — пульс в моих венах, Ты — война, что я веду, Можешь ли ты изменить меня? Можешь ли изменить меня? Ты — любовь, которую я ненавижу, Ты — мой наркотик, Заточишь ли ты меня в клетку? Заточишь ли меня?]       Сине-фиолетовая ночь клубится за грязными окнами причудливыми кошмарами, в полутьме блуждают по стенам неоновые лучи пляшущего в небе зеленого пламени. Я слушаю, как ты тихо дышишь во сне в моих объятиях. Наверное, судьбе угодно было, чтобы мы продолжали жить, неизвестно зачем и для чего. Мы ведь чудом остались живы тогда, очнувшись в кромешной тьме, наглотавшиеся пепла и пыли, сжимающие отчаянно друг друга за руки, как в сказках о смерти рядом в один и тот же миг. Нас спасла прикрывшая сверху каменная плита, и никто ни слова не произнес, пока, боясь лишний раз дохнуть, мы выбирались из-под завала, разыскивали оставленную машину, пока мчались по пыльной дороге до ближайшего мотеля. Хозяин смотрит недовольно на грязных и ободранных посетителей, в копоти, крови и саже, но несколько заряженных энергоячеек в качестве оплаты делают свое дело, и вот у нас уже номер с двумя узкими металлическим кроватями, пустыми стенами и обжигающе холодным полом. Вода ледяная, а душ сломан, но спасибо, что есть хоть что-то. Ты все так же ни слова не говоришь, только в твоем лице меняется что-то неуловимо, когда ты бросаешь на меня быстрый взгляд из-под сбившейся челки. На тебе черная футболка, размера на три больше, и в глазах такая нерешительность несчастная, что я просто притягиваю тебя к себе и обнимаю крепко, а ты прячешь лицо у меня на груди, вздыхая так устало. Мы и в постель ложимся так же, ты прижимаешься щекой ко мне и замираешь, впервые за столько месяцев засыпая спокойно, а я не могу сомкнуть глаз, вспоминая тот взгляд, которым ты одарил меня перед нашей смертью, взгляд человека, который вдруг понял, что это конец.       Мы оба так чертовски устали. Я сжимаю зубы, потому что от мысли о том, что, оказывается, пришлось тебе пережить на самом деле, мне хочется кричать. Зато теперь я знаю, что ты не мог мне сказать так долго. Почему не мог избавиться от меня, или от собственной жизни. И все это время не спасал самого себя трусливо, а пытался спасти м е н я. Слушал мои крики и прятался вместе с болью и отчаянием под маской тупого безразличия, терпел мои выходки и рисковал жизнью, чтобы терпеть еще и еще, ради единственного оставшегося у тебя человека, которого считал близким. Почему я? Я никогда не узнаю ответа на этот вопрос. Как и ты никогда не узнаешь, почему именно ты выпал на мою долю.       Мы никогда не будем счастливы. Не в этом мире. Но я касаюсь губами твоего лба и обещаю себе, что сделаю все, чтобы ты снова почувствовал себя ж и в ы м. Чтобы мы оба почувствовали.       Ты впервые за столько месяцев улыбаешься во сне. [Ты — пульс в моих венах, Ты — война, что я веду, Можешь ли ты изменить меня? Можешь ли ты изменить меня Из монстра, в которого ты меня превратил?] Уже изменил. За окном светает.