Смерти нет

Тендо никогда не считал себя крайне религиозным человеком. С Богом он говорил по-простому, как умел. Говорил как со строгим, но справедливым отцом: просил сил выстоять бурю, благодарил за каждый, отмеренный стуком плиток хронометра, день без смертей, просил уберечь живых, просил присмотреть за теми, кто ушел раньше. Но стоя над двумя могилами, одна из которых была ещё довольно свежей, он просто не знал как просить присмотреть за Этими двумя, ведь знал наверняка, что они оба были закоренелыми атеистами. Они верили в людей и их поступки, верили в себя самих, в своё дело, силу осязаемую, но никак не в Бога. «После конца, - говорил старый Йейе, - каждый попадёт туда, куда он верит, что попадёт». Тендо впервые задумался над этими словами всерьез только сейчас. Рай и Ад. Элизий и Аид. Вальхалла и Хельхейм. Дуат. Дзигоку. Диюй. Прибудет ли за тобой в конце всего белокрылый ангел-хранитель, встретит ли тебя Пётр, потребует ли с тебя плату мрачный Харон, протянут ли тебе длани прекрасные валькирии. Приедут ли за вами Алан Тьюринг и Джон Леннон на колеснице, запряжённой тройкой кайдзю, чтобы отвезти вас в планетарий и на склад образцов. На кладбище героев Войны никогда не было малолюдно; каждый день на могилах появлялись свежие цветы, свечи, памятные вещи. Пилоты, офицеры, учёные, внесшие наибольший вклад в победу, первопроходцы дрифта. Мемориал в центре кладбища был виден из каждого уголка города, говорят, это вторая по величине статуя в мире. Три человека, стоящих плечом к плечу и устремивших к побережью взгляды полные уверенности: пилот в полном снаряжении, техник с инструментами в руках и юная девушка в лабораторном халате со структурой ДНК кайдзю на раскрытой ладони. Закрыв глаза, Тендо рисовал в своей голове усталые, но преисполненные той же уверенностью лица. Лица всех, кто верил, что они смогут выстоять в этой неравной войне. Он помнил всех поимённо, и каждое имя отзывалось в голове шумом моря, лязгом металла, запахом благовоний или мятных леденцов и кофе, ультрамариновым цветом или шелестом бумаг, стуком карандаша о кульман. Множеством языков и говоров: английский, немецкий, русский, мандарин. Ни страха, ни сожалений. Тендо цеплялся отчаяно за эти образы, но постепенно они начинали исчезать, растворяться во времени, как липкий холодный туман на рассвете. Первыми таяли лица Кайдановских и братьев Вай Тей. Не удержал, не сберёг. Слышал каждое их слово и вздох до самого конца. Исчезают в багровой вспышке Стэкер Пентекост и Чак Хансен. Отец для всех. Сын для всех. Тендо зажмурился сильнее. Эти смерти отзывались в груди колким холодом. Двадцать один год, этот мальчик только начал жить... Ряды лиц в его голове стремительно редеют. Они больше были не нужны. Разлом закрыли и все были счастливы вернуться домой. В звенящем эхом пустом ангаре остаётся всего несколько человек, те с кем они и после войны работали вместе или просто старались поддерживать связь. Уходит Герк. Уходит Райли. «Передай привет Йенси». Их остаётся четверо: он сам, Ньютон, Германн и Мако Мори. Багровая вспышка. Десятилетнее молчание хронометра уносит и её жизнь. Тендо положил первый букет на сиротливо голую могилу. В отличие от множества других, возле этой плиты не было ничего, кроме маленького плюшевого бобрика, рядом с которым легли аккуратно перевязанные белой лентой каллы. Восхищение. «Вы великолепны!». Последнее подношение единственной настоящей рок-звезде. — Кто-то из студентов, а? – Тендо грустно улыбнулся, глядя на игрушку. Последнее Трио превратилось в последний дуэт в 36-м году, когда один из пациентов закрытой психиатрической клиники, вопреки всем мерам безопасности, покончил с собой единственным доступным способом – разбив собственную голову о стену. Мало кому понравилась идея, что «предатель» должен быть захоронен среди героев, отдавших жизнь в борьбе против тех, кого Он за ручку привёл обратно и показал все самые уязвимые места. И всё же... «Ньютон Гайзлер 1990-2036» Второй букет еле находит себе место среди внушительных размеров горы цветов. Прошла всего неделя после похорон, и никто не думал ещё убирать их. Несколько веточек белых орхидей опустились поверх чьего-то подвядающего букета роз. Усердие и стремление к идеалу. Дань его неубиваемой способности держаться своих слов под гнётом всех обстоятельств. «Германн Готтлиб 1989-2037» Смерть Ньютона сильно ударила по Германну, хоть он и старался этого не показывать. С головой ушёл в работу, делая всё возможное, чтобы каждая секунда, отсчитываемая возрожденным хронометром, не ушла впустую. Это его и погубило, сведя в могилу всего за полгода. Тендо открыл глаза. Перекличка окончилась, а его соло звучит оглушающее тихо в слишком большом, для одного единственного человека, ангаре. — Теперь ты совсем один, - тонкие теплые руки обернулись вокруг его собственной, щека прижилась к плечу. Эллисон сказала, что хочет найти могилу своего брата, но Тендо точно помнил, что он похоронен в Сиэтле, впрочем, был безгранично благодарен за её понимание, а также за возможность побыть наедине со своими мыслями. – Это так страшно: оставаться последним из кого-то. — Разве последним? – Тендо спокойно улыбнулся. По ту сторону его будет ждать громадный штрафной шот и шутки, что он самый живучий сукин сын из всех. Он будет счастлив вновь увидеть Их всех. Всех тех, кто ушёл раньше. Но и сейчас он ничуть не сожалел об их уходе. Теперь они все где-то там, среди прочих, приглашённых на небеса. Потому что смерти нет. Есть лишь немного грустное прощание и обещание скорой встречи. — Я никогда не буду один.