Встреча

На квартире его уже ждали. В зашторенной тёмной гостиной в мягком кресле сидел мужчина. Заметив незнакомца, Валерка схватился за пояс достать пистолет и тут же вспомнил, что отдал оружие Даньке на хранение перед разведкой в «Метрополъ». Незваный гость, заметив рывок руки, подался чуть вперёд, выдавая себя из глубокой тени в свет, идущий из-за спины Валерки. — Добрый вечер, — буднично произнёс бывший штабс-капитан врангелевской армии Пётр Сергеевич Овечкин, с довольной улыбкой пожирая взглядом растерянного молодого чекиста. — И вот мы снова вместе, Валерий Михайлович. Я очень рад вас видеть. Что же вы застыли, словно увидели нехорошего призрака? Я не призрак и зла вам совсем не желаю. Проходите, будьте как дома. Простите, вы же уже дома. Это я такой беспардонный гость, осмелился сам себя к вам пригласить. — Здравствуйте, Пётр Сергеевич. Давно не виделись. Валерка взял себя в руки. Что ж, штабс-капитан — пройденный этап. Они достаточно друг друга знают, чтобы играть на равных и беспроигрышно для обеих сторон. Интересно, к чему приведёт эта открытая встреча, исходя из того, что Овечкин, как показал опыт, чутко угадывал за собой слежку? Но к чему такая открытость? Неужели хочет поквитаться за бильярдную в Крыму и свести счёты, загубить операцию, не зная даже о целях, лишь бы насолить? Мещеряков сделал полукруг к окну и подошёл к Овечкину ближе. Штабс-капитан расслабленно откинулся в кресле, нарочно раздвинув полы плотного пиджака, показывая, что он вооружён. — Чем удостоен чести, господин Овечкин? — спросил Валерка, наливая себе из графина воды. Он успел пройтись взглядом по мужчине, оценивая опасность. То, что он для него без оружия лёгкая добыча, Овечкин явно понял сразу. — Вы неисправимы, дорогой Валерий. Я уже столько раз просил вас обращаться ко мне по имени, а вы по-прежнему упрямитесь и не воспринимаете моё доверие к вам всерьёз. — Вы изволите шутить? Как-никак, а мы заклятые враги, господин штабс-капитан. — О, прошу, теперь без звания. — Как пожелаете, господин Овечкин. Валерка решился и сел на диван, стоящий напротив. Что ж, он согласен сыграть до ухода гостя. В лучшем случае попытаться снова переманить его на свою сторону. Кто знает, быть может, отчаявшись за годы эмиграции, потерявший буквально всё, Овечкин в этот раз сделает правильный выбор. — Могу я спросить, что побудило вас узнать мой адрес и какова цель вашего визита? — Считаете, чем больше город, тем труднее вас найти? Скрытый полумраком, Овечкин громко хмыкнул, и Валерка ощутил, как приподнялись на открытом затылке короткие волоски, а руки даже под одеждой покрылись гусиной кожей и как знакомо подобрался живот. Тело предательски вспомнило проведённые со штабсом ночи. — Вам ещё многому стоит поучиться, мой дорогой мальчик. — И всё же? Овечкин снова наклонился вперёд, позволяя лампе осветить его лицо. Валерка невольно сглотнул, упираясь лопатками в спинку дивана. Четыре года эмиграции не изменили врага. — Я старше тебя, Валера. Но что такое возраст, если есть цели в жизни и есть интересы? С первым ты, я уверен, уже прекрасно знаком. Но о втором, должно быть, только догадываешься. — Предположим, господин Овечкин. — Если я предложу тебе кое-что и ты сперва выслушаешь меня до конца, а затем обдумаешь, скажем, день-два моё предложение — тогда я могу рассчитывать на твой чистосердечный, хорошо взвешенный ответ? Учти, второго такого случая, как этот, у нас точно не будет. — Вы хотите что-то предложить мне, но ваше предложение заведомо разнится с моими убеждениями. Я вас правильно понял? — Совершенно верно, но не гадай, дорогой мой человек. Просто я хочу знать, согласен ли ты подумать над тем, что я хочу тебе предложить. Клянусь честью офицера, жизни я твоей не коснусь. В идеальном случае твоих друзей тоже. Итак? — Ваше преимущество сейчас ваш револьвер. Легко принудить врага оружием. — Против вас я всегда безоружен. — Не паясничайте, Пётр Сергеевич. Ваше требование, вне зависимости… — Всего лишь просьба, Валера, — уточнил Овечкин. — Просьба. Не более. — Пускай. Ваша просьба, вне зависимости от вашего предложения, состоит в том, чтобы я подумал над вашим вопросом и максимум через два дня дал вам на него чёткий ответ? — Совершенно верно. Валерка позволил себе задуматься. По сути дела, он мог отказаться сразу: для чекиста и убийцы красноармейцев переговоров не существует. Между ними вообще не могло быть разговоров. Им не о чем говорить, их ничто больше не связывало. Валерий ничем не был ему обязан. Даже тем обстоятельством, четыре года ранее, в Крыму. И не отдай он Даньке пистолет, разговор не состоялся бы вовсе. Но чем дольше он не говорил ни слова, тем больше становилось ясно для него и незваного гостя, что он уже принял решение. — При одном условии, Пётр Сергеевич. Раз уж вы навязываете мне свои условия, то хотелось бы уравнять позиции. — Я весь внимание. — В ответ вы выслушаете и моё предложение. Штабс невесело рассмеялся. — И мне кажется, это будет дежавю. Что ж, я согласен… По карнизу барабанил дождь, были слышны гудки редких проезжающих мимо машин, изредка кричал что-то непонятное извозчик, видимо зазывая припозднившихся гуляк. Валерка пытался уснуть, но сон, как назло, не шёл, потому он просто лежал, гоня от себя невесёлые мысли, не в силах заставить себя забыть разговор со штабсом. В спальню тихой поступью вошёл Данька и остановился в дверном проёме, закрывая собой льющийся из коридора свет. Сквозь полудрёму Валерка заметил на его поясе с левой стороны вторую кобуру и вспомнил, что так и не забрал у него свой пистолет. — Спишь? — осторожно бросил Данька в полумрак комнаты, пытаясь разглядеть лицо лежащего на кровати друга, и, не услышав ответа, повернулся, чтобы уйти. — Дань, — сипло окликнул Валерка, — останься. — Ух ты, — встрепенулся Данька. — А я думал, ты здесь дрыхнешь без задних ног. Ксанка чай пить просила позвать. — Присядь, — попросил Валерка. Данька с ногами забрался к нему на постель, мимоходом потрогав его лоб. — Загоняли нас сегодня эмигранты-сволочи. Век бы их не видал с ихним Парижем. Скорее бы обратно, на родину. — Уже соскучился? — посмеялся Валерка. — Ещё как. А ты хандришь? Что с Овечкиным, нашёл его? Завтра отчёт командиру. — Нашёл, будь он неладен, — пробормотал Валерка, уткнувшись носом в подушку. — Заметил тебя, что ли? Ладно. Поговорили хоть? — Ага, по душам, как старые знакомые. Данька недобро хмыкнул. — А вы и есть… Что сказал-то? — Немного, всё пустое. За корону не обмолвился ни словом. — Чёрт белый, — покачал головой Данька и встал. — Что ж, выбора нет, надо следить за ним дальше. — Слушаюсь, — невесело отозвался Валерка и, когда Данька отходил к двери, сказал: — Знаешь, он тоже скучает. Париж и ему поперёк горла стоит. Данька обернулся с хмурым лицом. — Думаешь провернуть с ним тот фокус, что не выгорел в Крыму? Лучше оставь. — Может, стоит попробовать? Данька быстро вернулся к его кровати и наклонился так, что Валерка почувствовал на себе его учащённое дыхание и увидел, как сведены на переносице хмурые брови. От взгляда его захотелось отпрянуть, но бежать было некуда. Он крепко сжал плечи друга и надавил. — Даже не смей, слышишь? — процедил он со злобой сквозь зубы. — Не смей снова позориться. Хватит нам твоего Крыма. — Дань, — позвал Валерка, вжимаясь головой в подушку, не в силах вырваться. — Дань, успокойся. Дань, оставь. Ну что ты опять? Данька толкнул его со всей силы в постель, с обидой, словно хотел вышвырнуть из всей своей жизни. Он медленно отошёл, глянул себе под ноги, затем снова на Валерку. — Ксанка чай сварила, зовёт пить. Яшка французских пряников принёс. Хочешь, спускайся. А за штабса завтра утром ещё переговорим. — Дань… — Дай остыть-то, ирод, — в сердцах отмахнулся Данька, выходя уже. — Как в душу плюнул, предатель. — Дань, прости. — Спи, дурак, завтра извинишься.