Sex for homework

На следующий день Тони несколько минут топтался у двери, прежде чем зайти в кабинет философии. Наконец, надвинув на лицо капюшон толстовки, он быстро зашел в аудиторию, сразу поворачиваясь спиной к учительскому столу, и попытался незаметно проскользнуть на заднюю парту. Стив уже все утро терпел на себе чужие взгляды из-за обтягивающих рубашки и джинсов, которые надел, как и обещал. Заметив опоздавшего подростка, он тут же прервал объяснение и окликнул его: – Тони Старк, можете сказать причину своего опоздания? Мальчишка тут же замер, а Роджерс снял очки и продолжил смотреть ему в спину. Тяжело вздохнув, Тони медленно обернулся и поднял глаза. Все его лицо и костяшки пальцев были разбиты, левый глаз окружен черным синяком, щека припухла, а из рассеченной губы до сих пор сочилась кровь. – Извините. Извините за опоздание. Тони повернулся и пошел дальше. Но резко побледневший Стив поднялся на ноги и подошел к нему. Студенты тут же зашушукались. Сначала Роджерс подумал, что обсуждают Тони, но потом буквально ощутил взгляды, прикованные к своему телу, и мысленно ругнулся. – Тишина в аудитории! Посидите тихо, я выйду со Старком. Аккуратно, но настойчиво, Стив взял его за руку, и вывел из класса, не дав даже положить сумку. Немного сопротивляясь, Тони последовал за ним. Как только они оказались в коридоре, и дверь закрылась, Стив отпустил руку, и Тони прижал ее к груди, морщась от боли в ушибленном запястье. – Не лезьте в это! Не трогайте меня больше… – подросток шмыгнул носом и враждебно посмотрел на него. – Ч-что случилось? – Стив всеми силами скрывал злость, переходящую в самобичевание, потому что ему не удалось уберечь Тони. – Да действительно, блять, что же могло случиться после того, как вы выебали меня в кинотеатре, где работает парень из параллельной группы! – Тони закатал рукав, пока говорил это. На внутренней стороне предплечья несмываемым маркером было выведено «шлюха». – Вы знали, что он там работает! Вы не могли не знать! – Я… я не знал… ч-черт, я не хотел этого… прости… я, правда, не знал. Ошарашено глядя на надпись, Стив провел по ней пальцами. Он закусил губу и прикрыл глаза, понимая свою вину. Парню теперь проходу не дадут из-за него. Тони быстро заморгал из-за навернувшихся слез и судорожно всхлипнул, протирая глаза. – Он велел мне «заработать» у вас автомат для него… Он хотел, чтобы я ему тоже дал… «Мне же не привыкать»… Старк покраснел и буквально задрожал от ненависти и унижения. Преподаватель осторожно приблизился, обнимая его и поглаживая по голове. Вдруг Тони резко дернулся и обернулся, практически отталкивая его. В конце коридора стоял Смит – тот самый парень, работавший в кино. Проскользнув под рукой Стива, который пытался его остановить, Тони рванулся к нему. Подростки тут же сцепились, и через несколько секунд к ним присоединилось еще несколько человек на стороне Смита. – Прекратить! Разошлись быстро! Стив уже подбежал к ним, пытаясь успокоить словами. Но вместо того, чтобы слушаться, парни захохотали, нанося Тони еще более сильные и болезненные удары. – Ой, смотрите, кто пришел свою подстилку защищать! Конечно, спасает задницу, которую потом будет лапать! Роджерс плохо помнил, что случилось дальше. Он просто схватил Смита за шиворот, и изо всех сил ударил его по лицу, сбивая с ног. Остальных подростков тут же как ветром сдуло. Тони медленно сполз по стене, прикрывая рукой сломанный нос, и покрыл их всех трехэтажным матом. – Боже, Тони! Ты в порядке? – Черт подери, а по мне не видно?! – Подросток жалобно застонал, пытаясь вдохнуть, и ощупал онемевший бок. Кажется, сломаны ребра. – Вам нужно возвращаться на пару, мистер Роджерс… Я сам до медсестры дойду. – Ты хотя бы идти можешь? – Стив осторожно поднял его и помог встать на ноги, взволнованно заглядывая ему в глаза. – К-конечно… – Старк, пошатываясь, пошел к лестнице, и вдруг опять застонал, опираясь на стену. – Ну уж нет, я тебя такого никуда не отпущу… Мы едем в больницу. Мужчина легко поднял его на руки и осторожно, чтобы не задевать ушибы и кровоподтеки, понес его вниз на улицу. Аккуратно усадив его на заднее сиденье своей машины, Стив коротко поцеловал Тони и сел за руль. Несколько минут они ехали в полной тишине. Роджерс было решил, что парень потерял сознание, но тот вдруг подал голос. – А вы славно вмазали этому уроду. Я готов потерпеть еще разок, только чтобы увидеть это снова. Старк слабо усмехнулся, размазывая кровь из сломанного носа по всему лицу. Стив молча кинул ему пачку салфеток, и тот благодарно кивнул. Более-менее остановив кровь, подросток продолжил более хриплым голосом. – Вы ведь не хуже моего знаете, что он уже прибежал жаловаться к директору. Вам лучше быть там, чтобы иметь возможность защититься от его клеветы. Или хотя бы на паре. Но никак не здесь, со мной… – Не говори ерунды, Тони. Я тебя люблю, и тебе нужна помощь, значит, я сделаю все, что в моих силах. А со Смитом мы разберемся позже. Сейчас твоя безопасность важнее всего. Т-тони? Ты меня слышишь? Быстро оглянувшись, Стив увидел, что Тони лишился чувств. Закусив губу, Роджерс вдавил педаль газа до предела, умоляя только чтобы с парнем было все в порядке. За пару минут они доехали до больницы. Бросив машину едва ли не с открытыми дверьми, Стив поднял подростка на руки и понес в больницу. Кровь с его лица и рук пачкала рубашку, но мужчина не обращал на это внимания. Передав Тони на руки двум медбратьям, он следовал за ними, пока его не остановили у входа в реанимацию. Роджерс терпеливо дождался, пока подростка переведут в обычную палату и установят точный диагноз. Заметив, что к Тони приехал его опекун, он подошел и попытался поговорить с ним, но охранники тут же вывели его из здания больницы. В итоге, Стив сидел на крыльце и курил, обвиняя себя во всем произошедшем. Тони пришел в себя через пару часов в больничной палате. Он плохо помнил, как туда попал, но картина ближайшего прошлого постепенно восстанавливалась в его голове. Через несколько минут к нему зашли врач, полицейский и тот, кого он хотел бы видеть меньше всего – его опекун, Обадайя Стейн. Тяжело вздохнув, Тони сам задал вопрос, опережая их всех: – Где мистер Роджерс? На вопрос никто толком не ответил, и даже не попытался разобраться для чего он был задан. Все взрослые, как один, решили, что Тони спрашивает про Стива, потому что именно он его избил, но потом сжалился и привез в больницу. Полицейский начал что-то раздраженно бормотать в рацию, Обадайя отправлял своих охранников на поиски Роджерса, а врач бросился успокаивать Тони, который отчаянно кричал: – Нет! Вы все не так поняли! Но его никто не слышал. Сам подросток лишь снова зашелся кашлем, отдающимся болью в груди. Все кроме врача быстро вышли из палаты, а доктор немедленно велел Тони замолчать и начал осматривать его. Тем временем, до Стива уже добрались люди Обадайи. Они силой подняли его с крыльца и начали бить по лицу и животу, не обращая внимания на камеры и проходящих по улице людей. Стейн стоял на ступенях и холодным безразличным голосом вещал: – Если я еще хоть раз увижу тебя рядом с Тони, больше тебя не увидит никто и никогда. Надеюсь, ты это понял, а то придется объяснять более доходчиво… Обадайя развернулся и ушел обратно в больницу, а охранники еще несколько минут избивали Роджерса. Наконец, им надоело, и они ушли. Через пару минут появились двое полицейских и забрали Стива в участок. Когда опекун вернулся в палату, Тони начал объяснять ему, как все было на самом деле, опуская лишь некоторые подробности. Из-за действия сильных обезболивающих речь выходила практически бессвязной, но Обадайя все прекрасно понял. Снисходительно улыбнувшись, он присел на край кровати и заговорил лицемерным тоном: – Тони, мальчик мой, из-за того, что мы тебя не сразу поняли, все сложилось как нельзя лучше. Мы не можем писать заявление на Смита, его родители – основные держатели наших акций. А теперь у нас есть тот, на кого можно перевести стрелки. – Ты предлагаешь посадить человека, который меня спас? – Тони резко помрачнел. – И спасти тем самым компанию и твое будущее. Когда ты поправишься, будет судебное разбирательство, которое инициирует отец Смита, которому Роджерс ,по твоим словам, «вмазал». Там ты скажешь то, что я тебе велю. А пока отдыхай, – отмахнувшись от протестов Тони, Обадайя вышел из палаты. Суд был назначен через пять дней. За это время Тони успел более-менее поправиться, Стив – успокоиться (несмотря на пребывание в участке), а семья Смита и Обадайя – собрать огромное количество доказательств. Старка повезли в здание суда прямо из больницы. Сидя на заднем сидении машины, которую лично вел Обадайя, он комкал в руках листок с подготовленной для него речью, в последний раз повторяя ее. На бумагу упало несколько слезинок, но потом Тони надел темные очки и вышел из машины, остановившейся напротив дворца правосудия. Через минуту рядом с ним уже стоял Обадайя. Обняв его за плечи одной рукой, он тихо шепнул подростку на ухо: – Надеюсь, ты принял правильное решение, мальчик мой. Старк коротко кивнул в ответ и последовал за полицейским, который встретил их, чтобы проводить до зала заседаний. Пока они шли по полутемным коридорам, подросток лихорадочно копался в себе. Он до сих пор не решился, что будет говорить. Паника нарастала с каждым шагом, но ничего путного в голову не приходило. Конечности становились ватными, и пару раз он зашатался, но его крепко держал за локоть Обадайя. Услышав, как хлопнула дверь, Стив, сидящий на скамье подсудимых, поднял голову. Он увидел Тони и хотел подойти к нему, но стоящий рядом охранник толкнул его, заставляя сесть на место. Подросток бросил короткий взгляд на Стива, но никак не отреагировал. Краем глаза Старк осмотрел зал. Он заметил директора колледжа, нескольких одногруппников и психолога, который числился при колледже, но на деле никогда там не появлялся. Заседание началось. Как и велел Стейн, парень сидел спокойно, опустив голову, и не проявлял никаких эмоций, пока судья рассказывал суть дела. Но когда на середину зала вышел Смит и начал нести откровенный бред про постоянные избиения и унижения со стороны учителя, Тони едва сдержался, чтобы не вскочить и не подраться с ним снова. В какой-то момент Старк разозлился настолько, что полностью выпал из реальности и не заметил, что Смит уже договорил, и теперь слово передали ему. Пошатываясь, Тони поднялся со своего места и обернулся к залу. Он тяжело вздохнул и, запинаясь как школьник, недоучивший стихотворение, заговорил: – На видео со видеокамер, установленных в коридорах колледжа,которые предоставил суду адвокат мистера Роджерса, действительно видна моя физическая борьба с другими учениками. Причиной этому послужило мое желание остановить их от написания заявления о некомпетентности преподавателя. Смит и остальные хотели сообщить в полицию о постоянно происходящих инцидентах, а я этому препятствовал и признаю свою вину, – писанина Обадайи была полной клеветой, Тони смягчал фразы, как мог, но все равно слова и мысли были чужими. – Я защищал и выгораживал мистера Роджерса, потому что у меня не было другого способа получить хорошую оценку по философии, кроме… оказания интимных услуг. Если бы Тони в этот момент обернулся, он бы увидел, как Стейн передает судье фотографии, сделанные Смитом в кинотеатре. Но Старк смотрел куда-то в стену, чтобы не замечать никого из присутствующих. Наконец, он осмелился быстро взглянуть на Стива. В небесно-голубых глазах того читалось такое разочарование и одиночество, что Тони не выдержал. Наплевав на свою речь, он обернулся к судье чуть ли не со слезами на глазах. – И все же я хочу попросить у вас снисхождения! – слова парня сразу стали более искренними и уверенными. – Этот человек всегда внимательно относился к своим ученикам, он оказал мне помощь, практически спас мне жизнь и здоровье во время одного из последних конфликтов с одногруппниками… Зал зашумел, а сам Тони едва не потерял сознание от переполнявших его чувств. Он кивнул и вернулся на свое место. Над ухом тут же раздался шепот Обадайи: – Я знал, что ты сделаешь все как надо, мальчик мой… Теперь Тони было плевать абсолютно на все – ничего не могло быть хуже того, что он сейчас совершил. Он пришел в себя только когда судья уже объявлял приговор – пятнадцать лет лишения свободы. После выступления Старка Стив тоже перестал слушать. Было ясно – его уже не оправдают. Роджерс не держал зла – по одним только изломанным и лживым фразам было ясно, что тот говорил не от своего лица. Стив как будто бы успокоился. Но услышав приговор, он ужаснулся. Адвокат прогнозировал восемь-десять лет заключения, а на деле – выход по амнистии через семь. Но чтоб пятнадцать лет… Пять с половиной тысяч дней… И все это время он не сможет вернуться домой. Все это время он не сможет вести уроки философии. Хотя, и потом его вряд ли допустят до преподавания. А проживет ли Тесса столько лет, дождется ли его? Но самое страшное, все это время он не увидит Тони. От размышлений Стива оторвал полицейский, грубым рывком поднявший его со скамьи подсудимых и надевший на него наручники. Роджерса повели прочь из зала суда, и он едва не свернул шею, пытаясь, возможно, в последний раз взглянуть на Тони. Но Стив увидел лишь спину парня, которого практически силой тащил из зала Обадайя, не позволяя оглянуться. Старк не помнил, как оказался в своей комнате. Все его мысли были заняты тем, что прямо сейчас оформляют документы и везут в тюрьму единственного человека, которого он по-настоящему любит. К реальности его вернул, как всегда слащавый, голос опекуна. Он решил зайти к парню через несколько часов после возвращения домой и подбодрить его. – Тони, мальчик мой… Не переживай так. Жертвы необходимы всегда, и хоть порой они кажутся непосильными, нужно уметь поступать правильно. Мне тоже жаль этого Стива, он вроде неплохой человек… Вот, держи, это компенсация морального ущерба. Мужчина протягивал Тони несколько крупных купюр. Пару секунд подросток смотрел на них, будто не понимая, что это. Но потом взял их в руки и продолжил бессмысленно пялиться куда-то в бесконечность. Медленно подняв глаза на Стейна, Тони резко рванул деньги, разрывая их пополам, и швырнул бесполезные бумажки в лицо Обадайе. – Подавись ими, ублюдок! – Вытолкав его из комнаты, подросток шумно хлопнул дверью. Тони провел в своей комнате несколько дней, вообще не выходя. Он постоянно курил, ходил из стороны в сторону и сжимал кулаки до кровавых следов от ногтей на ладонях. Он не мог смириться с мыслью, что натворил что-то непоправимое. В принципе, так и было – он обрек на пятнадцатилетнее заключение невиновного человека. Любимого человека.