Уроки литературы

Окулова        Никогда прежде сон не был таким приятным.        В постели Максима мне тепло, уютно и очень-очень хорошо. Вздохнув, перекатываюсь на левый бок и тут же сталкиваюсь с какой-то преградой. Не успеваю я испугаться, как чувствую теплое прикосновение к своей руке.        – Не бойся, – шепчет Максим и переплетает наши пальцы. – Это я.        – Уже три? – спрашиваю я, положив голову ему на грудь, не открывая глаза.        Он тихо смеется, а потом я слышу ответ:        – Уже шесть.        Тут же распахиваю глаза, но вижу только темноту. Сажусь, прислонившись спиной к изголовью постели и взволнованно спрашиваю:        – Почему ты не разбудил меня?        Максим тянется ко мне, заставляя лечь обратно. На нем нет пиджака, а на голубой рубашке расстегнуто несколько верхних пуговиц. Касаюсь пальцами его теплой кожи, прижимаясь к телу учителя ближе.        – Зачем? – отвечает вопросом на вопрос Максим. – Я хотел, чтобы ты отдохнула.        – Спасибо, – благодарю я, толком не понимая, за что именно. – Я полежу еще пять минуточек, а потом поеду домой.        – Ты полежишь еще пять минуточек, – повторяет он, поглаживая мою спину, – а потом мы пойдем на кухню. Там нас ждут великолепные стейки и овощной салат. – Максим целует меня в щеку. – Предвосхищая твой вопрос, признаюсь: еда из ресторана. Мои кулинарные навыки не настолько хорошо развиты.        – Хочешь, я научу тебя? – предлагаю я, пытаясь одной рукой расстегнуть еще несколько пуговиц на его рубашке. – Я могу.        – По-моему, учитель здесь я, – напоминает Максим, перехватывая мои пальцы. – Тебе не нравится эта рубашка? – Он снова смеется, а потом ловко расстегивает ее до конца. – А по поводу уроков кулинарии, я согласен. Но, хочу предупредить, учитель из меня гораздо лучше, чем ученик.        Приподнявшись, распахиваю полы его рубашки, а потом медленно целую Максима в шею, снова ощущая горечь туалетной воды на языке. Учитель тяжело вздыхает, когда я опускаю поцелуй ниже – на его грудную клетку. Полумрак спальни придает всему действию особую атмосферу, и я продолжаю покрывать теплую кожу Максима поцелуями, чувствуя, приятную тяжесть внизу живота.        – Остановись, – сдавленно шепчет он, когда я опускаю поцелуй еще ниже, а его рука ложится на мою голову, что совершенно противоречит его просьбе.        Я улыбаюсь, а потом резко провожу языком по тонкой дорожке темных волос, заканчивающейся где-то под ремнем. Максим издает тихий стон, и я снова целую его кожу, возвращаясь наверх. Несмотря на собственную браваду, я понимаю, что все-таки есть грань, которую я пока не готова перейти.        Максим переворачивает меня на спину и, нависнув сверху, медленно целует меня, раздвигая губы языком. Я думаю о том, что ему, наверное, сейчас горько от вкуса его же туалетной воды, оставшейся у меня во рту, но потом учитель снова стонет, и я понимаю, что на горечь ему уж точно плевать.        Максим сжимает мою нижнюю губу зубами, и я скрещиваю ноги у него за спиной, желая быть ближе. Чувствую, что он возбужден, и от осознания этого по-хорошему схожу с ума. Учитель улыбается сквозь поцелуй, и я чувствую его руку на своем животе. Длинные пальцы ласкают нежную кожу, и я выгибаюсь, не разрывая поцелуя.        Неожиданно рука Максима соскальзывает ниже – прямо под кромку моего нижнего белья.        Его язык, отчаянно исследующий мой рот, отвлекает меня от мыслей о его пальцах, которые спускаются еще ниже, задев при этом какую-то слишком чувствительную точку, от чего меня словно прошибает током.        – Пойдем на кухню, – выдыхает мне в губы Максим, и убирает пальцы оттуда, где мне хочется, чтобы они были. – Иначе я не остановлюсь.        – Да, – киваю я, потому что та часть меня, что не одобряет отношения с учителем, вопит от страха и волнения, – идем.        Он встает с постели быстрее, чем я успеваю о чем-либо подумать, и, протянув мне руку, помогает подняться вслед за ним. Даже в расстегнутой и изрядно измятой после моих манипуляций рубашке Максим выглядит просто великолепно, и не могу сдержать улыбки.        – Беги на кухню, – говорит он, а потом целует меня. – Я переоденусь и приду.        – Я накрою на стол, – шепчу я, вставая на носочки, чтобы тоже прикоснуться к его губам. – Еда в холодильнике?        – На столе. – Максим перекидывает мои волосы на правое плечо, открывая доступ к моей шее, но я делаю несколько шагов назад, качая головой. – Умница, – ласково произносит он.        Подмигнув, выхожу из спальни. На столе действительно стоит аккуратно упакованная еда из ресторана, которая, к моему удивлению, еще не успела остыть. С легкостью нахожу тарелки, приборы и салфетки, пока Максим переодевается в своей спальне.        – Очень красиво, – слышу я его голос, когда включаю чайник. – И ты красивая.        С улыбкой на лице оборачиваюсь и вижу Максима, который стоит в дверном проеме. В темно-синих джинсах и белой футболке он выглядит гораздо лучше, чем я. Пытаюсь пригладить спутанные волосы рукой, и учитель начинает смеяться.        – Я поцелую тебя, и твои волосы перестанут лежать волос к волоску, – говорит он. – Так что не трать время понапрасну.        Опускаюсь на стул, Максим садится напротив. Еда действительно очень вкусная, но почему-то у меня совсем нет аппетита.        – Ты не заболела? – обеспокоенно спрашивает учитель, когда замечает, что я вяло ковыряю вилкой салат. Подавшись вперед, он касается губами моего лба. – Температуры нет… Почему тогда не ешь?        – Как-то не хочется. – Я отодвигаю тарелку. – Но все очень вкусно, спасибо.        Максим фыркает и откладывает столовые приборы в сторону. Взяв мою руку в свою, он подносит ее к своим губам, оставляя на моей коже теплый поцелуй.        – Я еще купил тот вишневый пирог, который тебе понравился в прошлый раз. – Он переплетает наши пальцы. – Хочешь?        Качаю головой, потому что сейчас мне действительно ничего не хочется. Бросаю взгляд на часы, висящие на стене, понимая, что вот-вот мне придется ехать домой. Не думаю, что повезет второй раз подряд, а это значит, что я буду вынуждена выслушать очередные претензии родителей в свой адрес.        – Иногда я жалею, что не могу читать мысли, – признается Максим, и я вздрагиваю. – Я хотел бы знать, о чем ты постоянно думаешь.        – Ну, – тяну я, – сейчас я думаю о том, что сегодня родители прочитают мне очередную лекцию о том, какая я неблагодарная дочь. В остальное время я думаю о школе, ЕГЭ, поступлении. – Умением лгать с честными глазами я никогда не обладала, поэтому, выдохнув, признаюсь в самом сокровенном: – О тебе. Я очень часто думаю о тебе. Практически постоянно.        – Это взаимно, – говорит Максим, улыбнувшись. – Я не хочу, чтобы тебя беспокоили мысли обо мне, потому что когда я думаю о тебе, я… – Он осекается, совсем, как сегодня утром. – Не волнуйся, я обо всем позабочусь.        Он успокаивает меня каждый раз, заставляя чувствовать, что я в безопасности. Я совершенно не представляю, во что выльются наши отношения с Максимом, но пока понимаю только то, что не хочу, чтобы это заканчивалось. Но мне все равно страшно. Мне нравится сидеть на его кухне и в его футболке. Улыбаться, когда хочу. Дрожать от удовольствия, когда он целует меня. С Максимом я непозволительно счастлива – впервые в жизни. И вот этот факт меня и пугает, но об этом я решаю не говорить.        – Что сегодня было в школе? – пытаясь перевести тему, спрашиваю я. – Все как обычно?        – Обсуждали пробный экзамен. – Максим улыбается. – Потом пришла Рита, чтобы объявить о завтрашней самостоятельной работе.        – Рита? – до меня не сразу доходит, о ком он говорит. – А, ты о Маргарите Юрьевне.        – О ней. – Максим вскидывает брови, и я понимаю, что нервозные нотки в моем голосе он уловил. – Не знаю, в курсе ты или нет, но у нее есть муж и ребенок.        Эта новость, хоть и удивляет меня, но все же немного успокаивает. Маргарита Юрьевна – очень красивая женщина, и Максим вполне мог обратить на нее внимание. О чем я вообще думаю?        – Самостоятельная по физике – это, конечно, не лучшая новость за сегодня, – бормочу я. Мне совсем не хочется провести остаток вечера за учебниками. – Надеюсь, я не пропустила какие-то важные темы.        – Я попросил Северцева, завтра он принесет тебе все конспекты. – Максим почему-то хмурится. – Он завалил меня вопросами о твоем состоянии, только что с апельсинами к тебе домой не поехал!        Я смотрю на учителя из-под ресниц и улыбаюсь уголками губ. Уже второй раз он обращает внимание на наше общение с Игорем, и это вызывает во мне какое-то незнакомое, но жутко приятное чувство.        – Мне, наверное, пора. – Я встаю из-за стола, одергивая футболку. – Мои вещи в спальне?        Максим кивает, но когда я прохожу мимо, он ловит меня за руку, усаживая к себе на колени. Его ладонь ложится на мое бедро, и я обвиваю шею учителя руками, прижимаясь к нему.        – Ты тоже о чем-то думаешь, – замечаю я. – И тебя что-то гложет. Знаешь, у тебя могут быть проблемы из-за меня. Очень большие проблемы.        Максим же просто отмахивается, всем своим видом демонстрируя, что на это ему совершенно плевать. Я тоже бы хотела быть настолько спокойной, но, кажется, со временем у меня разовьется настоящая паранойя.        – Мы так и не поговорили о моей жене, – напоминает Максим. – И сегодня, пока я ехал домой, много думал об этом. Маша, это самый нелогичный поступок в моей жизни! Ты же… Мне страшно представить, что ты думаешь обо мне, а еще хуже – что думаешь о себе в контексте всей этой ситуации.        Я грустно ему улыбаюсь. Как объяснить Максиму, что я запретила себе думать о том, что встречаюсь с учителем, к тому же, с женатым? И как сказать ему о том, что когда я все-таки думаю обо всем этом, меня выворачивает?        – После того, как я побывала в этой квартире, – тихо говорю я, – мне стало немного легче. Всегда видно, есть ли в доме женщина. И здесь ее нет, а значит, ты не живешь со своей женой. И я, наверное, поступаю не как коварная разлучница, – на последних словах я даже смеюсь. – Считай, сама себе выписала индульгенцию.        Максима, может, многое и не беспокоит в наших отношениях, но эта тема его все же волнует. Он в одно мгновение становится каким-то напряженным, и я тут же вся подбираюсь у него на коленях.        – Мне нечего от тебя скрывать, Маша, я просто не люблю об этом вспоминать, – говорит Максим. – Когда мне исполнилось семнадцать лет, отец сообщил, что нашел мне невесту. Я был знаком с Кариной – наши семьи дружили, да и она сама была неплохой девушкой. Но, услышав о свадьбе, я взбунтовался.        Пытаюсь представить себе семнадцатилетнего Максима, но почему-то не получается.        – Моего брата ждет такая же участь, – говорю я. – Я не удивлюсь, если невесту ему уже нашли.        – Мой отец злился, и я хотел уйти из дома, но потом заболела мама, и он стал меня шантажировать. – Губы Максима сжимаются в одну тонкую линию. – Мне пришлось согласиться на все его условия, лишь бы он оплатил необходимое лечение. Это было тяжелое время, Маша. А я был очень глупым.        На глаза у меня наворачиваются слезы – слышать о подобной жестокости намного тяжелее, чем кажется. Максим стирает влагу с моего лица подушечками пальцев.        – На следующий год, когда я стал совершеннолетним, мы поженились и уехали в Москву. Я поступил в МГУ, как и мечтал. Карина пыталась пробиться в театральный, но провалилась на вступительных экзаменах. – Максим недобро усмехается. – Она так и не получила образование, насколько мне известно.        – Вы не общаетесь? – удивленно спрашиваю я.        – Мы общались в течение первого года после свадьбы, по-честному пытаясь построить семейные отношения. Ничего не вышло, и мы разъехались по разным квартирам, встречаясь только на семейных торжествах.        Все оказывается гораздо проще, чем я думала, но легче на душе от этого у меня не стало. Максиму было неприятно рассказывать об этом, и я уже начала жалеть, что вообще полезла к нему с вопросами о Карине.        – Я снял это идиотское обручальное кольцо, закинув его в первую попавшуюся коробку, которая оказалась частью чайного сервиза, оставшегося от бабушки, – продолжает Максим, и я не решаюсь остановить его. – Знаешь, мы женаты уже одиннадцать лет, и только недавно я узнал, что моя мама никогда не болела. Она притворилась, чтобы отец мог найти мое слабое место. Говорил же – тогда я был глупцом.        Он говорил мне, что не терпит лжи, и я, вспомнив об этом, задаюсь вопросом, что он почувствовал, узнав о предательстве матери. И как она могла так поступить со своим сыном?        – У меня нет ни сил, ни желания скандалить с родителями. Я просто хочу… Спокойствия. Мы были обязаны прожить с Кариной в законном браке десять лет, а прошло даже больше. Пусть, вместе мы и не жили, но игра на публику была выше всяких похвал.        – Ты хочешь развестись? – спрашиваю я.        – Знаешь, – отвечает Максим, – года через три после свадьбы мне стало плевать на то, что на четырнадцатой странице моего паспорта стоит штамп о заключении брака. Но в последнее время я понимаю, что все это – неправильно, поэтому, да, я хочу развестись.        Мне не интересно, что натолкнуло его на подобные мысли, но этот вопрос я не решаюсь задать. Я беру его правую руку, на безымянном пальце которой блестит обручальное кольцо.        – Извини, что настояла на том, чтобы ты носил кольцо, – шепчу я. – Если тебе совсем не нравится, сними его.        Максим обхватывает мое лицо ладонями, улыбаясь.        – Боюсь, Маленкова тогда устроит вечеринку в честь этого события, – говорит он. – Я сниму его, когда разведусь с Кариной.        – Знаешь, я думала, что тут скрывается какая-то загадочная история о разбитом сердце, а на деле все оказалось куда проще, – признаюсь я. – Хотя тебе ведь было больно.        Максим, глядя мне в глаза, очень серьезно произносит:        – В жизни всегда так. Все проще, чем кажется. – Он нежно перебирает мои волосы и улыбается. – А больно было совсем чуть-чуть.        Я встаю с его колен, понимая, что на сегодня наше время окончательно вышло. Пора ехать домой.        – Спасибо, что ты рассказал мне, – благодарю я. – Мне легче. Приятно не быть разлучницей.        Я улыбаюсь, но Максим, напротив, очень серьезен. Не успеваю толком подумать о том, что я сказала не так, как он признается:        – Даже если бы у нас с Кариной был настоящий брак, даже если бы она жила в этой квартире, я бы не смог быть с ней после того, как узнал тебя.        Эти слова звучат слишком откровенно. Мне становится неловко, и я не знаю, что сказать в ответ. Если бы у них было именно такой брак, то я, получается, стала бы любовницей? Это неправильно.        – Я знаю, чем ты сейчас думаешь, – бросает Максим.        Я вскидываю голову.        – Да? И о чем же?        Он поднимается на ноги и смотрит на меня – внимательно, и даже как-то строго. Я опускаю взгляд в пол, и именно в этот момент Максим берет меня за руку.        – Я никогда бы так не поступил с тобой, – говорит он, явно пытаясь меня успокоить. – Карины бы в моей жизни уже не было.        Но эти слова оказывают на меня ровно противоположный эффект. Чувствую, что начинаю закипать и делаю два шага назад. Максим крепче перехватывает мою руку, не отпуская.        – А сейчас? – В моем голосе отчетливо слышны нервозные нотки. – А сейчас она есть в твоей жизни?        Этот диалог начинает отдавать дешевой мелодрамой. Пока я пытаюсь успокоиться, Максим удивленно смотрит на меня.        – Маша, ты же знаешь, что Карины здесь нет, – напоминает он, и я не понимаю, что он имеет в виду: свою квартиру или свою жизнь. – А ты есть. Давай сосредоточимся на этом.        Я все-таки выдергиваю свою руку. Хочется плакать, забившись в укромный уголок, а не стоять здесь и не объясняться перед Максимом. Даже не верится, что я затеяла скандал на пустом месте. Но мысли о Карине отчего-то теперь причиняют мне боль.        Неужели это… ревность?        Мне вдруг становится по-настоящему страшно.        – Максим, – сдавленно зову я, – пожалуйста…        Он смотрит на меня – внимательно и взволнованно, а я не знаю, как сказать ему, что боюсь и ревную. И, что хуже, – я не понимаю, как объяснить это все самой себе. Разве может быть ревность там, где нет любви?        – Я тебя не обижу, – тихо обещает Максим. – Обещаю.        И я ему верю, и даже киваю, соглашаясь. Максим облегченно выдыхает, и уже через секунду я оказываюсь в его объятиях. Мы стоим так несколько минут, а после я возвращаюсь в спальню, чтобы переодеться. Моя собственная одежда кажется чужой, и несколько минут я стою перед зеркалом, будто желая убедиться в том, что я все та же, и что совершенно ничего не изменилось.        Уже возвращаясь к Максиму, я вдруг начинаю думать о Карине. Улыбка против воли расцветает на моих губах, когда я вспоминаю, что этот брак – всего лишь фикция.        Максим и Карина не принадлежат друг другу. Они оба – жертвы «родительской нелюбви». Но боль Максима задевает меня за живое, а боль Карины совершенно не трогает.        Мне ее не жаль.