Уроки литературы

Окулова

       А дисплей упавшего на пол телефона неясно мерцает в темноте, словно угасающая фосфорная звездочка на потолке моей комнаты. Я щурюсь из-за света, легко бьющего по глазам, и пытаюсь понять, в какой момент уснула со смартфоном в руках.        Медленно потянувшись, я опускаю ноги на теплый пол. За окном уже совсем темно, и, наверное, можно было бы лечь спать уже до утра, но недоделанное задание по литературе, которое я должна показать Максиму на завтрашнем занятии, заставляет меня подняться с постели.        Поднимаю телефон, который, к счастью, не разбился и, щелкнув выключателем, сажусь за стол, заваленный сборниками для подготовки к ЕГЭ, учебниками и тетрадями. Учиться осталось совсем немного – через месяц отгремит Последний Звонок, мы сдадим экзамены, отпразднуем выпускной и разойдемся разными дорогами.        О будущем – туманном и уже таком близком мы с Максимом не разговариваем, но это не значит, что я об этом не думаю. Каждый раз, когда приходит время прощаться, я закрываю глаза, пытаясь представить, что Максим уходит не до завтрашнего дня, а навсегда. Эти мысленные репетиции конца наших отношений сводят меня с ума, и я точно знаю, что если учитель узнает о моих мыслях, то разозлится. Но по-другому у меня пока не выходит.        Я встряхиваю волосами, когда понимаю, что вместо биографии Платонова открыла совершенно другой сайт. Новосибирский государственный университет находится слишком далеко от моего дома – дорога на учебу будет занимать около двух часов в одну сторону. И в случае поступления сюда я останусь с родителями. И останусь с Максимом.        Еще совсем недавно – в начале наших странных отношений, я с легкостью думала о том, что придет время, я скажу учителю «до свидания» и уеду покорять Москву. Еще совсем недавно – когда Максим рассказывал о Карине, я с легкостью думала о том, что рано или поздно ему нужно будет жениться, но уже по-настоящему. Еще совсем недавно – когда горячие поцелуи обжигали мою кожу, я с легкостью думала о том, что люблю Виктора, а Максим – всего лишь противоядие от этих болезненных чувств.        Я ошиблась по всем пунктам. Мой отъезд в Москву, даже несмотря на всю его необходимость, сейчас кажется мне невозможным. От мысли, что Максим женится и будет целовать другую женщину, меня выворачивает. А чувства к Виктору, которые когда-то казались мне любовью до гроба, оказались фикцией.        Я люблю Максима, и эта любовь делает меня счастливой, но и она же отравляет мою жизнь. Иногда мне кажется, что однажды я окажусь перед зеркалом, которое способно показывать правду, и увижу свое настоящее отражение – семнадцатилетнюю глупую девушку, которая спит с женатым мужчиной, по совместительству являющегося ее учителем. Что скажут обо мне все те люди, что будут стоять позади меня и видеть страшное отражение? Что скажут они о Максиме?        Выдохнув, я закрываю вкладку с сайтом университета, щелкаю и сворачиваю браузер, а потом вообще захлопываю ноутбук. Номер Максима я набираю быстрее, чем успеваю подумать об этом.        – Маленькая, я думал, что ты спишь, – отвечает он почти сразу же.        – Что ты скажешь, если я не сделаю то задание, которое ты мне дал? – спрашиваю я, отъезжая на офисном кресле назад.        – А что вызвало у тебя трудности? – совершенно по-учительски интересуется Максим.        – Ощущение, будто мы сейчас на уроке, – шепчу я.        – Ты спросила, я ответил. – Он молчит несколько секунд, словно пытаясь подобрать слова. – Ты знаешь, какие у меня требования к ученикам, особенно к тем, что сдают ЕГЭ по моим дисциплинам.        Максим говорит тихо и совершенно спокойно, но каждое произнесенное им слово отзывается колющей болью где-то внутри.        – Максим, – начинаю я, – ты всегда видишь во мне свою ученицу?        Тишина в телефонной трубке, кажется, даже звенит. Я представляю Максима, сидящего в гостиной с очередной книгой, от чтения которой я его отвлекла. Я практически вижу, как он хмурится, а потом, взъерошив свои темные волосы, глубоко втягивает немного сигаретный воздух, витающий в квартире.        – А ты, Маша, – неожиданно произносит он, – ты всегда видишь во мне своего учителя?        – Нет, не всегда, – отвечаю я.        Максим почему-то усмехается, и я слышу это в трубке.        – А я никогда не вижу в тебе свою ученицу. Ну, раньше, конечно, ты была только Машей Окуловой – дерзкой девчонкой с первой парты. А потом все как-то резко стало другим, и я вообще перестал воспринимать тебя, как школьницу. Это стало моей ошибкой.        Теперь усмехаюсь уже я, цепляясь взглядом за собственное расплывчатое отражение в окне.        – Ошибкой, да?        – Я считаю ошибкой не наши с тобой отношения, а только лишь то, что я втянул тебя в них, - отвечает Максим.        – Разве это не одно и то же?        На последних словах мой голос срывается, и я, вцепившись пальцами в подоконник, дышу медленно и глубоко, пытаясь успокоиться. Максим снова не спешит с ответом, и я ловлю себя на мысли, что каждый раз, когда я пытаюсь говорить о наших отношениях, мы оба оказываемся в каком-то тупике.        – Я, кажется, уже говорил тебе это, но могу повторить еще хоть сотню раз. – Он все-таки отвечает. – Ты изменила мою жизнь. Я люблю тебя, маленькая, но боюсь, что однажды эта любовь обернется против тебя.        – Так сделай так, чтобы этого не произошло, – прошу я. – Я знаю, у тебя получится.        – Маша, у нас все будет хорошо, – обещает он, и на душе становится как-то совсем уж легко.        «Все будет хорошо», – с этой мыслью я все-таки доделываю домашнее задание. С ней же ложусь спать, надеясь на то, что в эту ночь увижу только хорошие сны. ***        Пятница пролетает слишком быстро. Кроме основных уроков и дополнительных занятий в расписание нашего класса добавляются репетиции Последнего звонка. Мы поем песни и разучиваем стихи, сидя прямо на полу в актовом зале. Чуть ли не впервые в истории все мы увлечены процессом и делаем что-то вместе.        В субботу, после невероятно выматывающей консультации по русскому, Максим знакомит нас с миниатюрной и взбалмошной женщиной.        – Марина Леонидовна поможет вам с вальсом, – говорит он, выпроваживая нас в актовый зал.        Там женщина делит нас по парам вместе с 11М. Маленкова танцует с Северцевым, Бойкова с Щетининым из параллели, Назаровой в партнеры достается какой-то щупленький отличник, явно мечтающий получить Нобелевскую премию.        Без пары остаюсь только я, и Марина Леонидовна долго и путано извиняется передо мной. Я говорю ей, что все в порядке, а потом ухожу, радуясь, что получила чуть больше свободного времени.        – Я успел проверить всего три тетради, а ты уже сбежала с репетиции? – Изгибает бровь Максим, когда я запираю за собой дверь. – Иди ко мне.        Я сажусь к нему на колени, положив голову на крепкое плечо. Учитель рассеянно гладит меня по спине, периодически забираясь пальцами под блузку.        – Я осталась без партнера, – говорю я совсем тихо.        – Всех мальчишек разобрали? – удивляется Максим, а потом нежно целует меня в щеку. – Маленькая, давай я…        – Нет, – перебиваю я. – Не нужно ни вставать со мной в пару, ни искать кого-либо для этой же цели.        – Не хочешь танцевать со мной?        Максим спрашивает это шутливым тоном, но его карие глаза остаются совершенно серьезными. Я качаю головой – танцевать с ним выпускной вальс было бы по-настоящему волшебно, но мы оба можем сделать что-то не то, и тогда все тайное станет явным.        Я дотягиваюсь до своей сумки, и достаю кейс с наушниками и смартфон. Протягиваю один Максиму, второй вставляю себе в ухо и встаю. Беру учителя за руку, заставляя подняться вслед за мной. Музыка начинает играть как-то резко и неожиданно, и я опускаю взгляд, когда понимаю, что из всего моего плейлиста умудрилась включить самый слащавый трек.        Руки Максима на моей талии горячие, а мои, обвивающие его шею – наоборот, какие-то ледяные. Мужчина делает первый шаг, и я следую за ним, на целое мгновение забывая, как дышать. Мы танцуем, умело огибая препятствия в виде парт и стульев, глядя друг другу в глаза. На втором припеве Максим подхватывает меня под спину, резко наклоняя вниз, а потом целует, и этот поцелуй будоражит кровь, прогоняя желание по венам.        – Ты – моя, – шепчет мне в губы учитель, прижимая к себе так крепко, что дышать получается с трудом.        – Да, – киваю я, закусывая губу, – твоя. ***        Эта суббота с легкостью попадает в список лучших дней моей жизни. После школы мы с Максимом идем в кино – на совершенно детский мультик, который, впрочем, понравился нам обоим. Потом мы несколько часов, прерываясь только на то, чтобы зайти и перекусить, гуляем по парку, где я умудряюсь съесть три рожка мороженых и два больших облачка сладкой ваты.        – Она приторная, – качает головой Максим, когда я отщипываю маленький кусочек и протягиваю ему.        Усмехнувшись, встаю на носочки и целую учителя. Это – слаще всего на свете, и я улыбаюсь сквозь поцелуй.        – А так? – спрашиваю я, отстранившись.        – А так, – как-то хищно улыбается Максим, – ты собрала толпу зевак.        Я оборачиваюсь и действительно вижу несколько человек, столпившихся позади меня. Щеки заливает предательский румянец, и только пальцы Максима, окольцевавшие мой подбородок, не дают мне опустить голову вниз. Учитель подмигивает мне и, склонившись, снова целует, не обращая внимания на окружающих. ***        Мы возвращаемся в квартиру за полночь. Мои родители уехали на два дня, и я получила свободную субботнюю ночь в подарок. Когда мы с Максимом переступаем порог, он прижимает меня к входной двери, упираясь ладонями в твердую сталь по обе стороны от моей головы. В его глазах я вижу переплетение эмоций, но побеждает самая сильная – страх.        – Что случилось? – шепчу я, касаясь любимого лица.        Максим качает головой и отходит на несколько шагов назад, но я успеваю схватить его за руку. Я прижимаю ладонь Максима к своей грудной клетке – туда, где под кожей и ребрами бьется сердце.        – Понимаешь? – спрашиваю я, не произнося главный вопрос вслух.        Мужчина только кивает, и уже моей рукой накрывает свое сердце.        – Вот, видишь, – шепчу я, – все это – правильно.        Мы стоим так бесконечно долго, и впервые я не позволяю своим страхам и сомнениям взять надо мной верх. Все будет хорошо, ведь это обещал Максим, а свои обещания он всегда выполняет.        – Мне надо в душ, – говорю я, разбивая хрупкость момента.        – Я принесу тебе чистую рубашку, – отпускает меня Максим. – Маша, я…        Я останавливаюсь на полпути, а учитель вдруг качает головой и вымученно как-то улыбается.        – Все в порядке, иди, – говорит он.        И я ухожу. ***        Из ванной я выхожу только спустя полчаса и застаю Максима на кухне. Он сидит за столом, спиной ко мне, и я вижу широкий бокал с янтарной жидкостью в его руках.        – Максим? – спрашиваю я, почему-то не решаясь подойти к нему.        Он ставит бокал на стол, и я вздрагиваю – звук неожиданный и будто бы ледяной.        – Я никогда не видела, чтобы ты пил такой крепкий алкоголь, – добавляю я, когда он оборачивается.        – Не было причин для этого, – пожимает плечами мужчина.        – Я что-то не так…        Максим вдруг обжигает меня болезненным взглядом – совсем как в тот раз, когда мы впервые поцеловались. Я инстинктивно делаю шаг назад, впечатываясь спиной в стену и обнимая себя руками.        – Почему ты всегда винишь себя? – спрашивает Максим, подходя ко мне. – Не отвечай, вопрос был риторическим.        – Послушай, Максим, я не виню себя, просто твое сегодняшнее настроение пугает меня и…        Он прикладывает указательный палец к моим губам и расстегивает несколько пуговиц на черной рубашке. Максим тянет ткань в сторону, обнажая мое плечо, и я вздыхаю, когда он оставляет на коже багровое пятно.        Я закрываю глаза – всего на мгновение, а потом, толкнув Максима к стене напротив, делаю глубокий вдох и опускаюсь перед ним на колени. Учителя что-то гложет, и мы обязательно поговорим об этом, но позже, а сейчас я хочу сделать так, как обычно делает он – заменить собой все страхи и сомнения.        Расправиться с пряжкой ремня удается далеко не сразу, но когда я все-таки слышу отчетливое «щелк», победно усмехаюсь. Максим проводит рукой по моим волосам, заставляя поднять взгляд.        – Ты хоть понимаешь, что хочешь сделать? – хрипло спрашивает он, и я вижу расширенные от возбуждения зрачки.        Я уверенно киваю, одновременно с этим дергая собачку «молнии» вниз. Максим расстегивает свою рубашку, но не снимает ее, и я слышу полустон-полувздох. Я чувствую его теплоту, краснею и бледнею, причем, одновременно. Выдохнув, дергаю одежду Максима вниз и оставляю на обжигающей коже несмелый поцелуй.        – Ты ведь скажешь, если я что-то сделаю не так? – тихо спрашиваю я.        – Ты сделаешь все правильно, – сдавленно отвечает он.        Учитель наматывает мои волосы на свою руку, и я закрываю глаза. Все так, как и должно быть. Мы двигаемся в унисон, и все внутри меня сворачивается в какой-то невыносимо приятный клубок.        Максим неожиданно резко тянет меня наверх и впечатывается в мои губы болезненным поцелуем. Я оказываюсь лежащей на столе быстрее, чем успеваю осознать это, и вздрагиваю, когда слышу, как пуговицы рубашки, одетой на мне, рассыпаются по полу. Максим снимает с меня нижнее белье, разводя ноги, а потом вдруг вымученно вздыхает.        – Я пью таблетки, – тихо сообщаю я, догадываясь, о чем он сейчас думает. – Уже три недели.        Максим смотрит на меня немного удивленно, и под этим взглядом я снова краснею, совсем как в первый наш раз.        – Для меня это будет впервые, – признается он. – Я никогда не занимался сексом без защиты.        – Я тоже, – киваю я, и мы тихо смеемся.        Проходит всего лишь несколько секунд.        – Я тебя люблю, – очень серьезным тоном произносит Максим, переплетая наши пальцы.        Он входит в меня медленно, закрыв глаза и нервно дыша. Столешница подо мной жесткая и неприятная, но эти ощущения перекрывает тягучее наслаждение. Максим вдруг резко подается вперед, входя до конца, и я обвиваю его ногами. Он двигается отрывисто, балансируя на грани боли и удовольствия, и я, стараясь не стонать слишком сильно, то и дело утыкаюсь ему в плечо. Чувствовать Максима настолько близко, кожа к коже – непередаваемо, и меня хватает совсем на чуть-чуть.        Я выгибаюсь в его руках, выкрикивая его имя, а потом обессиленно падаю на стол, больно ударяясь спиной о дерево. Учитель заканчивает спустя пару минут, и я издаю очередной стон – мне слишком горячо.        Максим без слов подхватывает меня на руки и несет в ванную. Мы стоим вдвоем под теплой водой, не переставая целоваться. Мягкий звук этого поцелуя сводит меня с ума, и я снова оказываюсь прижатой к стене, а Максим вновь вколачивается в мое тело. Когда на Новосибирск опускается уже глубокая ночь, мы возвращаемся на кухню. Я варю себе кофе, а Максим, откинув голову назад, с наслаждением закуривает. Я улыбаюсь, когда понимаю, что он, наконец-то, расслабился.        – Маленькая, спой мне, – просит он вдруг.        Я, почему-то жутко волнуясь, начинаю петь – тихо-тихо. Но с каждой следующей строчкой мой голос крепнет. Максим тушит окурок, и я сажусь к нему на колени, обвивая шею руками. От меня пахнет кофе, от него – сигаретами, и вдыхаю этот ядовитый никотиновый запах. И пусть песня, которую я пела, слишком уж печальная, и пусть завтра я снова вернусь домой, главное, что сейчас мы вместе.        Сейчас и навсегда. ***        В воскресенье вместе с родителями приезжает бабушка, а это значит, что все те дни, что она пробудет в нашем доме, ни мама, ни папа не станут меня пилить – она им просто не позволит. Впервые за долгое время я чувствую себя в собственном доме по-настоящему счастливой и расслабленной.        Вечером, когда мы разговариваем с Максимом по телефону, я замечаю, что он больше слушает, чем говорит, но решаю, что не стану снова расспрашивать его. Я рассказываю про бабушку, завтрашнюю репетицию и трудности с домашней работой по математике. Все темы о школе Максим почему-то обходит стороной, никак их не комментируя, и я перескакиваю на яблочный пирог, который сама приготовила на ужин.        Когда я ложусь спать, паника вдруг подкатывает к самому горлу, и я с трудом подавляю желание позвонить Максиму.        Утром я вижу входящее сообщение от учителя, и от лаконичного «Я люблю тебя» меня вновь прошибает каким-то холодом, который только усиливается, когда он не отвечает ни на один мой звонок.        Я отказываюсь от завтрака и приезжаю в школу слишком рано. К моему удивлению, Северцев уже сидит на скамейке в коридоре, штудируя справочник по обществознанию. Я рассказываю ему о плохом предчувствии, Игорь советует успокоиться.        После урока алгебры, на котором я получаю «пятерку», мы подходим к кабинету русского. Стол Максима, на котором обычно царит идеальный порядок, сейчас завален тетрадями и книгами, а на самом краю стоит синяя фарфоровая чашка.        Я опускаюсь на стул, пытаясь успокоиться, но со звонком понимаю, что делала это зря. Когда в кабинет входят Лариса Юрьевна вместе с Маргаритой Юрьевной, мое сердце пропускает удар.        – С сегодняшнего дня, – начинает учительница физики, – я – ваш классный руководитель, а Лариса Юрьевна будет вести у вас уроки русского языка и литературы.        – А где Максим Михайлович? – недовольно спрашивает Маленкова.        – Он уволился, – с едкой улыбкой отвечает Лариса Юрьевна. – И уехал в Москву.        Игорь накрывает мою руку своей широкой ладонью, и только это не дает чудовищному крику вырваться из моей груди. Я хочу встать, но Северцев дергает меня так, что я снова оказываюсь сидящей на стуле.        Я ловлю на себе сочувственный взгляд Маргариты Юрьевны и вспоминаю о ее предупреждениях. Учительница склоняет голову набок, обводит фальшивыми карими глазами весь класс и произносит тихое:        – Мне жаль.