Postmortem

Он не может допустить, чтобы Ленор ушла. Она уже мертва, но для Джеймса все возвратимо. Пока кажется, что девушка просто спит, он уверен, что её можно разбудить. В сказках мёртвых принцесс будят поцелуями. В жизни юноша только протирает глаза ладонью, пока изображение перед ним не становится чётким. Читает шепотом, нараспев, заклятие, написанное в стариной книге. Про эту книгу взрослые рассказывали всякие жуткие истории, когда он был ребенком, а как взрослому студенту, трезво смотрящему в будущее, ему была безразлична колдовская слава древнего фолианта. Нынешний век не для суеверий, а для науки. Но когда смерть протянула к его невесте холодную гнилостную руку, иного выбора просто не осталось. Ленор рано умирать. Смерть в восемнадцать, когда готовишься к свадьбе, а жизнь полна мечтаний, — страшная ошибка. Ошибка, с которой он не намерен мириться. Слова заклятия обрываются слишком резко. Джеймсу страшно. Он весь не только боль и скорбь, но напряжение, натянутая струна, и он совершенно уверен, что кто-то сейчас откроет дверь и войдёт. Или же его мёртвая Ленор встанет. Но секунды сыплются в будущее, а ничего не происходит. В доме мертвенно-тихо, и в этой тишине Джеймсу кажется, что платье девушки шелестит, будто мертвая невеста хочет подняться, чтобы хотя бы сказать прощальные слова своему любимому. Слова, которых она так и не успела произнести. Джеймс бросается к ложу, опускается на колени и прислушивается, прижимаясь головой к её груди. Дыхание. Шепот. Тишина. Он отпрянул, поднимая взгляд. Лицо Ленор все та же холодная маска умиротворения и покоя. Счастья. Девушка кажется прекрасной, но такая красота более не только не принадлежит Джеймсу, но и этому миру в целом, и от этого становится ещё больнее. Ленор, ты ведь хотела жить? Она выглядит слишком безмятежно, чтобы не усомниться в положительности ответа. Ленор, не молчи! Ленор... Не будь столь жестока, смилостивься, ответь! Мёртвые молчат. А живые... Живым остаётся только надежда. Надежда, склонившись к её груди, услышать робкое сердцебиение, уловить её дыхание. После почти минутного сидения в неудобной позе юноша медленно поднимает голову, смотрит в глаза возлюбленной. Очи Ленор кажутся серыми, хотя юноша прекрасно помнит, что взор возлюбленной цвета живой яркой зелени. Она меняется, перестает быть похожа на себя прежнюю, на живую девицу с яркой душой, превращаясь в совершенно бесполезный кусок мяса. Как бы он ни хотел сохранять память о Ленор, любить то, что когда-то было ею и любить её саму - не одно и то же. Поэтому Джеймс, совсем не веря в произведенный им ритуал, в чудо воскрешения, силится запомнить девушку такой, какой она была. Изгнать из памяти темнеющую корочку на губах и мертвое безразличие в утрачивающих цвет глазах. Юноша отводит взор, опускает веки, берет мертвую возлюбленную за руку, сжимая тонкие пальцы, опускает голову ниже, почти касаясь губами её губ. От девушки пахнет сладковато, но пока этот запах только на периферии сознания, ненавязчивый совсем. И всё же Джеймс уверено может сказать, что Ленор не идут новые духи. Он не осознал того мига, когда первый, пока ещё невинный поцелуй накрыл её холодные, податливые и твердые одновременно губы. Этот поцелуй не был похож ни на один прежний, ибо Ленор не отвечала. Он отстранился резко, отдернулся, словно возлюбленная дала пощечину, окрикнула. "Что ты творишь?" Произнести вторую часть фразы — запрет "Она мертва" — у Джеймса не хватает сил. Он медленно облизывает губы, словно чувствуя, как по ним расползается гнилостное горькое и удушающе-сладковатое. К горлу подкатывается тошнота, и юноша дышит медленно и глубоко, стараясь хоть немного перебороть её. Это был всего лишь невинный поцелуй. Конечно, это грешно, но разве праведно разлучать возлюбленных? Какая вина в том, что тот, кто любит, прикасается к той, кого любит? Она не отпрянет, не бросится прочь. Но даже будь у неё такая возможность, Ленор бы позволила поцелуй, а когда они взойдут на брачное ложе — и что-то большее. Но теперь это останется невозможностью. Не то, что бы мечтами, но той частью жизни, которая уже закрыта для него. Он смотрит на девушку, отводит упавшую ей на лицо угольно-черную прядь, чтобы поцеловать, всего лишь кратко, коснуться губами виска, но чуть задержаться, желая почувствовать пульсацию жилки. Он зарывается носом в темные пряди, вдыхая сладковатое, оседающее смертным пеплом в лёгких. Вторая рука медленно скользит по шее, легким невесомым движением обводит выступающую ключицу. Ленор кажется ещё более болезненно худощавой, чем он помнит, и это вызывает в Джеймсе желание прижать её к себе, защитить от всего мира. И неважно, что защищать уже поздно. Он смотрит на болезненно бледное, словно светящееся изнутри, тело и не может не поверить, что Ленор и правда улыбается от его прикосновений, и это что-то более, чем неровный бег теней на недвижной маске жизни. Пальцы спускаются ниже, и только сейчас юноша понимает, что под корсетом белого платья скрываются потемневшие, почти незаметные из-за сумрака пятна. Разум будоражит странное извращенное любопытство, и он отходит за свечой, чтобы, вернувшись, всмотреться уже в неровном, но все же свете свечи в следы на бледном теле. Темноватые пятна похожи на синяки, словно от чужих слишком грубых прикосновений, Джеймс ловит себя на совершенно глупой и иррациональной мысли: кто бы не был тот, кто посмел прикоснуться к телу Ленор, будь он ангел смерти или сам Бог, он заслуживает ненависти. Пальцы медленно сдвигают ткань корсета, чтобы осмотреть следы, и материя поддается, а когда ткань медленно сползает с бледной груди, Джеймсу мнится, что она дышит. Схватившись за эту мысль, он, словно безумец, переворачивает тело несколько более резко, чем сам того хотел, и принимается фактически раздирать нити, удерживающие корсет. Ткань поддается, открывая миллиметр за миллиметром бледную кожу и вязь пятен-синяков у позвоночника. Под чужими тёплыми пальцами, лишь слегка надавливающими, эти следы исчезают, и Джеймс чувствует, что Ленор снова принадлежит ему. Скоро за пальцами следуют поцелуи. Он словно не отдает себе отчета в том, что творит. Словно хочет этими поцелуями стереть следы тления, отогреть ледяное тело. Юноша берет возлюбленную за плечи и осторожно переворачивает. Убирает с лица тёмные пряди, снова непорочно целуя в лоб. Ленор ангельски-прекрасна в своем мёртвом покое. Она — произведение искусства, и юноша не может оторвать взора, только наблюдает за внезапно колыхающимися небольшими грудями. Кажется, что Ленор дышит, и Джеймс не может отказать себе в том, чтобы снова прильнуть к губам. Мёртвая невеста не дышит, но её поцелуй уже не тошнотворен, и Джеймс осторожно берёт девушку за руку, чтобы уложить холодеющую кисть себе на плечо. Она смотрит нерешительно, из-под темных пушистых ресниц, и Джеймсу кажется, что если бы не сумрак, он бы разглядел следы румянца на нежных щеках. - Ленор, будешь ли ты моей? — он целует тыльную сторону ладони полуобнаженной покойницы, поднимаясь поцелуем до запястья, проводит влажную дорожку кончиком языка. В полумраке комнаты ему кажется, что Ленор смеется от щекотки. А затем он слышит мягкий шепот "Я согласна". Разум понимает, что мёртвые не могут ответить, а сердце вспоминает о призраках и фантомах. Быть может не такая, какой он привык её видеть, но всё же Ленор даёт позволение? И он целует снова, в третий раз — упоенно, так, как поцеловал бы её на супружеском ложе, чувствует, как живое тело соприкасается сквозь ткань одежды с холодным под ним. Пальцы вновь очерчивают ключицы и грудь, а внутри разрастается что-то, рождённое из нежности, ревности и любви. Пальцы вырисовывают неведомые узоры, когда он решается прикусить кожу у шеи. Следов на шее покойницы не остается, но, словно в издевку над чувствами ныне уже безответно влюблённого, пятна выделяются на бледном теле, словно фиалковые лепестки. Будто кто-то устлал их свадебное ложе сорванными мёртвыми цветами. Он прижимается ближе, уже разобравшись с преградой в виде ткани. Рубашка больше не мешает их телам соприкасаться, и Джеймс чувствует, как внутри от странного контраста поднимается что-то незнакомое. Он водит рукой по бокам, иногда слегка царапая, касается груди, сжимает в пальцах соски, делает все то, что делает супруг на брачном ложе. Прижимаясь так, чтобы было удобнее, Джеймс невольно раздвигает чужие ноги коленом, которое вклинивается как раз между узких бедер. От мысли, что от самых сокровенных мест возлюбленной его отделяет лишь тонкая ткань платья, щёки юноши заливаются румянцем, но остановиться сейчас будет предательством по отношению и к себе, и к любимой. Так что он опускается ниже, поглаживает бедро через платье, а затем скользит пальцами по нежной коже под тканью. Жара и влаги нет, но прикосновение отдается в теле юноши дрожью, когда он думает, что первым (и последним) прикасается к Ленор. Он не решается сразу перейти к соитию, только стаскивает юбку, преодолевая сопротивление неподвижного тела, которое вдруг одолело смущение. —Не надо, Ленор, не надо, — шепчет он, прижимаясь губами к шее, — Мы сыграем самую роскошную свадьбу, — давит всхлипы, покрывая поцелуями лицо. Ему хочется плакать от переполняющих одновременно таких противоречивых чувств, но юноша держится, закусив губу. Джеймс осматривает тело под собой, поборов стыдливость и поддавшись какому-то иному ощущению, раздвигает её бедра шире, касается рукой там, где не успел при жизни, разводит пальцами нижние губы, давит пальцем на горошинку клитора и снова поглаживает по бедру. Пальцы у него болезненно сухие. Юноша слышал, что когда девушке приятно, то в средоточии удовольствия у неё тепло и влажно. Но даже не находя желанной влажности, он трется о лобок Ленор, ощущая, как собственный член наливается кровью. Это безумие. Джеймс возненавидит себя за этот последний шаг, но иначе не может. Дрожащие пальцы разбираются с остатками ткани, мешающей любовникам соединиться, и он входит в девственное ложе. Проникновение получается одновременно приятным и болезненным: внутри узко и сухо, и Джеймс не может без боли даже толкнуться. Влажность приходит в процессе, пусть юноша и не понимает, что это кровь. Но двигаться становится несколько легче, и член, до этого проникавший лишь по головку, входит по середины длины, а затем, когда Ленор будто бы расслабляется, — полностью. Он просто поддается инстинкту, проникая в тело под ним и не стараясь даже контролировать ритм толчков. С собственных сжатых губ рвутся тихие стоны, а дыхание становится порывистым. До боли не хватает хоть какой-то ответной реакции. Он жмурится, покрывая краткими поцелуями плечи, и на грани накрывающего с головой удовольствия, будто бы слышит тихий ответный стон, перед тем, как обессилено упасть в объятия Ленор. *** Он не помнит, как добрался до стула, на который, бессильный, упал, не знает, сколько просидел так. Только когда разум более-менее проясняется, Джеймс понимает, что он сидит на стуле почти одетый, не считая того факта, что распахнутая рубашка спадает с одного плеча, оголяя кожу. Именно к этой обнажённой коже юноша ощущает прикосновение и тут же поднимает глаза. Перед ним Ленор, несомненно мертвая и живая одновременно. Кожа её по-прежнему бледна и даже отдаёт синевой, словно дорогой фарфор, в глазах плещется непривычная гнилостная желтизна, но взор её умиротворен. Юноше страшно, но этот страх не может пересилить иного чувства. — Но как? Как? — Разве ты не этого хотел? — улыбается мёртвая невеста, обнажённая, с алыми подтеками на бедрах и маской мёртвой ангельской невинности на лице. Он молчит, а Ленор с непривычной властностью берёт возлюбленного за плечо, заставляя встать. И Джеймс подчиняется, покорно идет, как агнец на заклание, совершенно не сопротивляясь, когда его шею обхватывает любимый шёлковый шарфик Леноры. Она шепчет что-то о чудесах, о самой лучшей свадьбе, о том, что они будут вместе, когда смерть соединит их. Джеймс не слушает. Если это их последний разговор — так ли важно, что говорит любимая, когда можно запомнить её прикосновения, её голос, запах её волос, внезапно не смешанный с гнилостью. Её губы касаются его уха, когда воздух покидает лёгкие с тихим свистом. Вдохнуть снова у несчастного возлюбленного не хватит сил. Они и правда будут вместе. Смерть соединила их. Ушедшие с разницей менее, чем в два дня, пусть и захороненные на разных кладбищах. Самоубийц не хоронят вместе с теми, чьи души призвал бог. И только краткая заметка-некролог попытается пролить свет: "Молодой студент Джеймс С... был найден повесившимся на девичьем шарфе рядом с трупом своей возлюбленной."