Своя. Чужая. Уже не мать.

Беспредельны просторы, манят своей глубиной. Как виденье проходят года. Силуэт выплывает: знакомый, до боли родной, Словно рядом была всегда. Так похожа на мать, он веками её любил. Верен был ей как не был никто. Никогда не сдавался, искал, её не забыл, И готов рассказать ей про то. Обвиняет: злодей, и не ценит он жизней чужих, Но сама ведь учила тому. Он всего лишь продолжил их дело, одно на двоих, Знал: однажды вернётся к нему. Она здесь, но колючие искры в глазах, А ведь он так отчаянно ждал! Всё твердит: он не прав, и его проклинает в сердцах. Он молчит: неприятен скандал. Обвиняет его в бессердечии, в хладе души, И не верит, что в сердце пожар. Ненавидит его; убеждать он её не спешит. Так боится он с ней новых свар. Предлагает остаться навеки ей подле себя, Но опять получает отказ. Всё кричит, что важна ей земная семья. Колка сталь её карих глаз. Как сказать ей, что любит её всей душой, Когда в душу не верит его? Объяснить, что готов он спасти род земной, Коль уж хочет она того? Ведь не слышит его; словно в мареве тонут слова. И мучительней это всего: В нем рождается свет, очень слабый, едва-едва, Но не видит она ничего. Принимая игру, ненавидит он сам себя, Ей не хочет он быть врагом. Но нет шансов, и в сердце любовь погубя Он и правда становится Злом.