***
— Не думал, что ты можешь так красиво рисовать, — ты с восторгом перебирал испачканные кисти, зарисовки и полотна. Когда-то здесь, в студии, царила чистота. Наверное, потому что ты ненавидел беспорядки, как в голове, так и в своём окружении. Боже, ты не представляешь, как же сейчас тебя здесь не хватает. — Не надо, не смотри. Мне не очень нравится, когда на мои картины глазеют. — Почему же? У тебя прекрасно получается, тебе не стоит их скрывать, — ты поднял одну из незаконченных работ, валявшихся на полу около стены. Может, ты и не заметил, но на всех них я пытался изобразить любимые места наших встреч. Здесь есть и кофейня, на которой мы однажды делали домашку, и парк, где я впервые прокатился на колесе обозрения. Страшно было, но твоё присутствие успокаивало. На той, что сейчас на мольберте, была пустая дождливая улочка. Мы как-то бегали там под чёрными тучами и тяжёлые капли мочили нам одежду. Холодно, сыро, но я бы все отдал, лишь бы вернуть тот беззаботный момент и остаться в нем навсегда. Но ни одна картина не была закончена. Потому что там не было нас. Улыбающихся и держащих друг друга за руки, влюбленно смотрящих друг на друга, молча прижавшихся к родным телам. Я всегда боялся, что ты не одобришь, порвешь в клочья мои старания, порвав вместе с ними мои чувства. Это единственная причина, почему вся эта кучка лежала на полу, скрытая от чужих глаз тёмной плотной тканью. — Не знаю, Паш. Просто думаю, что они недостаточно хороши для широкой публики,— глупая, но единственная отговорка, пришедшая на ум тогда. Но ты поверил и без лишних вопросов начал наблюдать за процессом. Когда я понял что влюбился? Понятия не имею, все произошло так спонтанно и неожиданно. Просто в какой-то момент осознал, что, закрыв глаза, я увижу свою жизнь без тебя, без твоей поддержки, улыбки и взгляда. Я медленно сгнию внутри и умру, если лишусь всего этого. От таких мыслей бросало в дрожь, а понимание того, что я не смогу удержать тебя в качестве друга, нагнетало ещё больше. В голове крутилась лишь одна мысль: «Я должен признаться.» Вот только сейчас понимаю, насколько глупым и опрометчивым было это решение. — Ты мне нравишься, — набрав смелости, я на эмоциях выпалил, когда ты облокотился на старый деревянный мольберт. — Ты тоже мне нравишься, — твоя реакция никак не изменилась — на лице все ещё блестела ласковая улыбка, а ясные глаза смотрели в мою сторону. — Нет, ты не понял. Я желаю связать с тобой свою жизнь и стать частью твоей. Хочется остаться рядом с тобой, каждый день наблюдать за твоими успехами и делами. Я мечтаю, чтобы твой взгляд был вечно прикован ко мне, — в спешке, запинаясь, я старался подобрать нужные слова, чтобы не спугнуть, как не заметил твой серьёзный и отчужденный взгляд, который прежде никогда не видел. — Ты серьёзно? Прости, но если это шутка, то… — но в ответ последовало лишь молчание, напрягшее тебя ещё больше. — Я… Я не могу. Ты прекрасный человек и друг, Тош, но я не смогу воспринимать тебя по-другому. Но ты только подумай, что скажут люди, узнав, что мы, парни, встречаемся? Черт… Слушай, давай поговорим об этом вечером. Сейчас мне надо уйти, извини. И ты тихо вышел, оставив меня в пустой комнате. Наедине с кисточкой, краской и дождливой улочкой на холсте. Ты так и не позвонил. Перечеркнул все контакты и связи, лишь бы спрятаться от моих противных тебе чувств. И только сейчас я почувствовал, насколько ужасна боль от разбитых внутрь розовых стёкол.***
Я вновь поднимаю карандаш, приближая руку к холсту. Но снова и снова передо мной твои трусливые глаза — последнее, что осталось от того прекрасного образа, боготворимого и горячо мною любимого.