***
Ширабу любит ягодный чай и светлые оттенки, а Эйта — горячий какао и сиреневый цвет. Младшая вечерами одна сидит дома, листая какие-то журналы и книги, которые находила в доме. И допоздна ночью засиживалась за письменами работами и рефератами вместе со своей кошкой по имени Хару — весна. Эйта вечерами сидит перед крыльцом дома, склонив устало голову на колени, прикрыв глаза. И в мечтах хочет путешествовать по миру: увидеть знойные берега океана Калифорнии и почувствовать теплые накатывающие волны, согретые солнцем. Тихонько засыпает на крыльце под звуки убаюкивания океана в своих мечтах, которым, возможно, еще суждено сбыться.***
Эйта идеально красивая до безумия, от мягкого произношения имени букв до завороженной сиреневы летнего платья. От задорного блеска в глазах до распущенных светло-пепельных локонов по обнаженным плечам, и легкой улыбкой на губах, со вкусом клубничного блеска. Эйта стоит у зеркала, взъерошив рукой свою гриву — светлые, пышные волосы, с более темными кончиками на концах. Ширабу помнит, как Эйта покрасила концы. Просто так, от скуки. Чисто из-за любопытства. — Дуреха, — думает Ширабу, стоя в сторонке и улыбаясь своей мысли. Но все-таки ей так идёт. По мнению Ширабу, Эйта похожа на лебедя: красивого, грациозного, нежного, пересекающего неподвижную гладь водного зеркала. Где в отражение видно светлые, чисто ангельские крылья, с белыми перьями. Тонкая, изящная шея, что игриво выглядывает из-под белоснежного ворота школьной рубашки. Ширабу в детстве вычитала в книжках, что лебеди очень верные и преданные птицы. — Интересно, а она будет готова посвятить всю свою жизнь мне? В голове проскальзывает мысль и Ширабу оглядывается, видя, себя в зеркале: невысокую, со странной чёлкой, и со слишком серьёзным лицом. А Эйта другая шумная, веселая, яркая, но не такая, как Ширабу. И ей что-то подсказывает, что нет. А внутри осуждение самой себя за слишком эгоистичные мысли, она понимает, что Эйту она не сможет удержать рядом собой, по крайне мере навсегда уж точно. Осекается, понимая, что забыла отвести взгляд, видя шутливый прищур напротив, скользнувшему по зеркалу. Эйта подходит близко, тихо, в плотную совсем. Как что-то неизбежно надвигающиеся, пугающие, но прекрасное. Словно как идеальная бушующая стихия или же неспокойное море, окрашенное в темные оттенки лазури. Касается осторожно, глаза в глаза, заправляя подруге челку за ухо — так лучше.***
Новое расписание вывешивают утром, и Ширабу получает уведомление от Эйты: Вот фотка твоего расписания, ты забыла о нем. И рядом подмигивающий смайлик. Ширабу ей благодарна — она всегда внимательна по отношению к ней: поправит воротник рубашки, или сбившуюся челку; по-сестрински приобнимет, пожелает доброго утра и ночи. В такие моменты Ширабу чувствует себя маленькой, несамостоятельной. Эйта заботится о ней — разница два года, заботливые взгляды, всё замечающие и помнящие, простой голос и руки — всегда согревающие. Эйта привыкла быть старшей в их паре, помогать, опекать, и подсказывать. Спасибо Эйта отвечает смайликом — Ширабу улыбается в горящий экран телефона — и выходит из сети. У Эйты любовь к смайликам, как она говорит, это, чтобы выразить эмоции, которых не видно при простом коротком сообщении. А Ширабу считает это лишним, также сдержанна и в личных сообщениях. Ей хочется верить, что Эйта тоже улыбнулась от её сообщения.***
Ширабу никогда не признается Эйте, как с радостью замиранием сердца получает от нее сообщения, перечитывая каждые строчки короткого письма по несколько раз. Не признается, о том, как до потери пульса, готова после занятий бежать на задний двор школы — это их место. Чтобы встретить там её, одиноко сидящую на скамейке. И не скажет ей точно, как до боли сжимает по ночам подушку, стараясь не всхлипнуть от досады и злобы на саму себя. С горечью где-то рядом, под ребрами, что так глухо копится — обжигая. Ширабу никогда не признается Эйте во влюбленности. Эйта — красивая, весёлая, умная, заботливая, внимательная и ещё тысячи прилагательных в точности описывающих её. Ширабу любит Эйту, как не должна любить её. Но Эйта такая неописуемая: Добрая, улыбчивая, ответственная. И в сравнение с ней, Ширабу думает, что она просто самая обычная непримечательная первогодка, со серьезным, молчаливым взглядом, прикрываемый странной челкой, падающей на глаза. Они общаются давно, просто крепко дружба и привязанность, не более, — думает Ширабу. Но то что, она ощущает к подруге дружбой назвать весьма трудно. Отводящие взгляды, после случайных касаний, мысли глупо скрываемые дружескими намерениями и желания всегда быть рядом с ней. Она переполнена к ней восхищением и обожанием, надеясь получить хоть каплю той любви, которой к ней чувствует. Эйта такая недосягаемая, неземная и в то же время такая обычная девушка. Она великолепна.***
Что значит любить человека, не имея возможности признаться ему? Ширабу откидывает карандаш, не дописав задачу. Эти мысли становятся все более навязчивыми, преследуя и окружая свою жертву ежедневно. Ширабу выдыхает, стараясь успокоиться и не видеть эти карие глаза, непослушные светло-пепельные волосы и… Но понимая, что становится только хуже, прикрывает руками покрасневшие лицо, стараясь спокойно отдышаться. Что значит любить человека, не имея возможности признаться ему? Вопрос повторно проскальзывает в голове. Это, когда ты видишь в родных глазах целую Вселенную, зная, что там нет места для тебя. Тебе хочется подойти и сказать наконец-то эти слова, что так глубоко прятались в сердце. Сжигая тебя изнутри сомнениями: «Я люблю тебя». Но ты знаешь что, радость и теплота глаз смениться на сомнение и непонимание. Улыбки, объятия, и взгляды, которые были лишь для тебя — пропадут, вместе с тихим: "Прости". Это надежда внутри тебя, которая живет из последних сил, с верой на взаимность. Это запоминать все улыбки, и взгляды. Записки, сообщения, поздравления с праздниками, и пожелания скорейшего выздоровления. И отвечать в ответ, боясь сказать лишнего. Желания жить ради него, ради счастливой улыбки, и просто нахождения рядом. Это ежедневно жить с секретом, зная, что так будет и завтра, и после завтра. То, что заставляет совершенствоваться, быть лучше, вдохновляет, и дает силы встречать новый день — это прекрасно. Как смысл жить дальше. Любить не только человека, но и чувства, которые он заставляет испытывать тебя находясь просто рядом. Что-то странное, но в тоже, какое-то безумно счастливое чувство. Которое заставляет понять момент жизни, чувства копящие внутри подсказывает полноценность, и всю суть тонкой и хрупкой человеческой души. Юность создана, чтобы петь ночью песни вместе с друзьями, фотографироваться и влюбляться, но уж точно не грустить и не терять драгоценное время на лишние страхи и переживания.***
Эйта вспоминает, когда в первый раз столкнулась со взглядом серых глаз, что заставили сердце трепетать внутри. Твердость во взгляде, спокойное достоинство, непринужденная грация в каждом мягком движении. Как робела перед знакомством, понимая, что интерес уже невозможно скрывать, буквально следуя по пятам за Ширабу, которая тоже начала все понимать. Как обрадовалась заинтересованному взгляду и первой улыбке напротив, до волнения в груди и безумно тихой радости под сердцем. Вспоминает чувство искренности нежности, растекающиеся внутри грудной клетки и оседающего на хрупких белоснежных ребрах, оставляющего после себя дыхание застывшим на секунду, дрожащие кончики пальцев, и самую добрую улыбку с ямочками на щеках. Эйта тихо подходит сзади, бесшумно и аккуратно касается волос подруги, вплетая в них веточку цветов. У Ширабу волосы средней длины, светло-русые, или же пшеничные, как любит говорить мама. Они очень мягкие, приятные на ощупь. И Эйта это прекрасно знает, постоянно их распуская, чтобы заплетать. Кроме Эйты, Ширабу больше никому не разрешает касаться своих волос. Для нее это что-то личное, поэтому свою челку она также подстригает сама, не доверяясь парикмахерам. Ширабу ведет недовольно плечами и отрывается от учебника, но не вздрагивает — привыкла. Привыкла к объятиям, к легким касаниям, и к светлой макушке, что постоянно облокачиваться о подставленное плечо в автобусе. Привыкла к разбавленной нежности, чем-то трепетно-хрупким — на двоих. Эйта отступает за ее спину, кладет ладони на плечи — по-детски острые еще, угловатые, — и смотрит на нее с особенным блеском в глазах, который не видит Ширабу. А младшая чувствует тепло рук, обвивающие шею, и тяжесть повисшего тела рядом. Слышит мягкий, тихий смех. Ширабу зажмуривается, вслушиваясь в родной голос рядом, у самого уха, когда Эйта склонив голову, укладывает на плече, и садится рядом, что-то мурча себе под нос. Держа в руках маленький букетик цветов. Открыв глаза, Ширабу растерянно оглядываться, понимая, что Эйта ушла. Словно обманчивое наваждение — теплая, родная, но такая далекая. Растворяясь сладкой дымкой в сознание, и ускользая мимолетно. Но только маленький букетик так и остался лежать рядом, словно легкие штрихи пастели по книжным пожелтевшим страницам останутся в памяти. Для них понимание дружбы — это было оставлять милые заметки в телефоне друг друга. Желать спокойной ночи и доброе утро. Брать наушники одни на двоих, и слушать общие песни, а по выходным готовить вместе печенье.***
Эйта слегка дергает рукав чужой куртки, привлекая внимания. Она не говорит, а просто касается. Ширабу чувствует все. Особенно Эйту рядом. Эйта достала телефон из кармана, чтобы сделать еще, еще одну фотографии и запомнить каждый миг, проведенный вместе. Эйта, было той, которая гуляя по городу может сфотографироваться у каждого дерева или кустика. На это привычку подруги, Ширабу лишь наигранно закатывала глаза, с улыбкой на губах. Смешно пряча нос в шарф, улыбаясь. Свежий первый снег — чистый, белый, полурастаявший. В воздухе пахнет зимой, прекрасная погода, чтобы гулять вместе. Щеки и нос от мороза красные, горят алым румянцем. А рука зябнут в карманах куртки. Они всегда довольно долго гуляют. У перекрестка прощаются. Ширабу забавно чихает и стряхивает снег с шапки. И Эйта к ней тянется обнять на прощание. Пять сантиметров роста сейчас остро ощущаются, когда Ширабу утыкается щекой в теплый, мягкий шарф подруги, пахнущей чем-то сладковатым и приятным. Отстраняясь думает, что надо просить, что за духи. Ширабу нелепо топчется рядом, поджимая замерзшие худые ноги, молчит. И знает, что надо что-то сказать, но делает вид, что с интересом рассматривает пробежавшую кошку. Сама не знает зачем — наверное, почему-то не хочет оставлять ее одну. А Эйта по-доброму смотрит, улыбается. Так что внутри у Ширабу что-то ломается, крошится, покалывая внутри острием, а сердце сжимается. Эйта поднимает голову и смотрит на уплывающие грязно-серое небо, рассекаемые снежными хлопьями и жмуриться. Тихо. Эйта слышит шарканье чужих кед на другом конце улицы, и недовольно оборачивается на звук, нарушивший прелесть момента. Их момента. Понимает, что пора идти. И почему-то думает, что глупо будет просто попрощаться и помахать ручкой на прощанье. Но почему-то так и произошло.***
Движения мягкие, плавные, нежные. Она танцует — и Ширабу пробирает дрожью до глубины, где едва тихим гулом отзывается ноющие сердце и мысли в голове в хаотично безобразном беспорядке, что самой смешной от себя придурошно влюбленной. Скоро традиционный бал старшеклассников, куда идут все. Или почти все. Ширабу и не собиралась туда идти. Слишком скучно. Но Эйта её приглашает. Просто так, за компанию, и не более, — думает девушка получив приглашения от подруги. Шепотом, на полу выдохе соглашается, скрывая улыбку, и восторженные звезды в глазах. Ширабу сидит тихо на кровати, с скучающим лицом. Измеряя комнату пустым взглядом изредка наблюдая за дурашливостью подруги, одиноко кружащей по комнате. Заметив скучающий вид, Эйта пытается вытянуть протестующую девушку в центр комнаты, чтобы потанцевать. Но отпускает ее запястья, слыша, короткое, тихое, стыдливое: "Не умею". Недоверие в глазах, сменяется заинтересованностью. — Я могу научить, — осторожно протягивает руку, приглашая на танец, неуверенно словно боится услышать отказ. Голос пробирается в сознание, полушёпотом, у самого уха. Её дыхание вплетается в волосы летним теплом. И Ширабу заворожено делает шаг навстречу, протягивая руку. В комнате темно. Шторы задернуты. Горит только небольшая настольная лампа на письменном столе, но Ширабу этого хватает, чтобы видеть карие глаза подруги напротив, совсем близко. Рядом. Выходят в центр комнаты, не отпуская запястий, ощущая под ногами мягкий ворсистый ковер. Темные тянущиеся тени следуют вот-вот, где-то, за спиной. Растворяясь в полумраке среди темноты, и двух фигур, напротив друг друга. Ширабу чувствует, как под кожей, что-то разрывается, от одного лишь прикосновения, когда Эйта касается её талии, притягивая ближе, и думает, что ни должна, ни должна этого чувствовать. Неправильно. Но руки немеют, стоит ей коснуться плеча подруги. И Ширабу усмехается, вспоминая, что изредка, хотя бы для приличия нужно дышать. И ругает себя за свою зажатость, и неловкость. Испуганно жмется ближе, почти рефлекторно. Так правильней. Ширабу чувствует тепло, через тонкую рубашку, проникающие внутрь через кожу, растворяясь внутри ослепительным безумием, перемешиваясь с волнением и дикой пугающей радостью. Эйта проводит рукой по плечам подруги, стараясь её успокоить, и словно стараясь стереть всю угловатость, детскую зажатость и неловкость между ними сейчас. И улыбается мягко. Ширабу вздрагивает. — Нежнее. Губы сжаты, а глаза серьезные, внимательные. Она пыталась делать все правильно, и также хорошо. Хмурится, понимая, что ей не удается повторить дорожку шагов за подругой. Эйта ведет, приняв на себя роль партнера, берет темп медленный, направляя танец. И Ширабу старается от нее не отставать, доверяясь ей. Спину держит прямо, голову высоко — смотрит в глаза. Шаги делает уверенные, маленькие, скользит мягко, доверяясь и следуя. Хрупкая ладошка лежит на чужом плече спокойно, не сжимая чувствительную кожу. Она позволяет закружить себя в воздухе, надеясь не споткнуться и не упасть, и победно улыбается после получившего элемента. — Молодец, неплохо получается, — все так же улыбается Эйта. Ширабу вспыхивает румянцем. Секунду думая, тянется вперед к Эйте, обвивая ее шею руками. Ближе. Еще ближе. И слышат шаги внизу — пришли родители Эйты. Ширабу резко отстраняется, испуганно прижав руки к груди, а в глазах сожаление.Словно обжигалась об яркий огонь. — Прости, — тихо шепчет губами Ширабу, надеясь, что Эйта её услышит, когда она выбегает из комнаты в испуге, успев прихватив лишь школьную сумку и обувь, что стоит внизу. Ширабу надеяться, что не испугала родителей подруги, когда столкнувшись с ними в коридоре, выбежала из дома, так и не попрощавшись с ними. Главное подальше, подальше — звенит в голове. Печатает быстро, не вдумываясь в сообщения, зная какое оно неправдоподобное. Но также знает, что Эйта сделает, вид, что поверила в эту глупость, словно ничего и не было. И за это Ширабу ей за это благодарна. Ширабу: Прости, я вспомнила, что обещала помочь родителям. Ширабу: И да, прости, если испугала твоих родителей, своим внезапным уходом. Отключает телефон, и закидывает его подальше в сумку, замечая, что Эйта что-то пишет. Нет, не сейчас. Старается мыслями не возвращаться к той секунде, когда она была готова так неосторожно все сломать, что они строили вмести — их Вселенную: где царила дружба и взаимопонимание. Идет по краю пустой пыльной дороге, стерев подошву кед. В одной школьной рубашке и в запачканной, мятой юбке — холодно, на перевес вместе со школьной сумкой. По детским щекам слезы, размазанные потекшей тушью. Худые девчачьи коленки разбиты в кровь. Но она мечтает увидеть лишь на миг ярко-желтые фары автомобиля перед собой и оглушающий визг шин. Которые, проносятся секундой всей жизни, вспышкой в голове. Неизвестная дорога, кажется длинной и бесконечной витиеватой, непонятно ведущей куда-то, словно на край пропасти, над бушующем морем. Там где разбиваются соленые волны, об острые, гордые скалы. Чайки летят в туман, надеясь в нем растворится, но умирают теряясь в пучинах бушующих вод. Вечернее небо серое, разбавленное акварельными тучами — дождь чувствуется в мертвой тишине, траве поникшей к дороге, и в шуршание листвы деревьев. Все замерло предвкушая слабый ливень. Растирает по щеке тушь, белом рукавом рубашки, оставив черное растекшиеся пятно близь тонкого запястья. Всхлипывает, отчаянно жмурясь, глотая горьковатые слезы — откашливаясь. И слышит легкий шум, после что-то мокрое касается кожи — поднимает голову, понимая начался дождь, но убегать от него не хотелось. Да, и спрятаться было негде. Капли дождя касается волос, лица, плеч, спины, впитываясь в тонкую ткань рубашки мокрыми разводами. Одежда неприятно липнет к телу, как и волосы, прилипающие к лицу. А Ширабу идет, словно и не замечает ничего, только опустив голову ниже. И вдыхая запах мокрого асфальта и листвы, ощущает как по спине пробежали холодные капли дождя — вздрагивает. Старается не думать, что завтра простынет под холодным ливнем, и встретить в знакомых глазах понимание прикрытое осуждением и печалью.***
— Тише, — Эйта хмурится, видит мягкой кисточкой по лицу, касаясь носа. Ширабу зажмуривается — щекотно. Но сидит смирно, старается не моргать и не дышать, когда Эйта слегка подкрашивает ей ресницы черной тушью, придерживая за подбородок. Вот рядом, совсем близко, чувствуя её дыхания на своей щеке. Завороженно следит за каждым движением Эйты, когда та порывшись, что-то достает из своей косметички, вроде помаду. Тянет к губам, нанося краситель на губы, мягко его растирая — цвет темно-розовой пудры. Ширабу замирает, стараясь не смотреть в глаза, надеясь, что краснеющие уши ее не выдадут, когда мурашки бегут по коже морозом от прикосновения. Слегка подкрученные золотистые передние пряди, выбиваются из прически и мягко щекочут тонкую шею, касаясь её; легкое светлое платье, подчеркивающее талию и босоножки, которые застегиваются на открытых щиколотках. Осматривает себя, в сотый раз поправляя юбку. — Выглядишь очень мило, — слышит Ширабу в ответ, когда оглядывает себя в зеркале. Улыбается смущенно, и благодарит. — А если я споткнусь и упаду? — Ширабу отворачивается от зеркала и внимательно следит за Эйтой, поправляющую свое платье. Она тут же отвлекается и поднимает голову, глядя на неё во все глаза. В голосе Ширабу она улавливает нервные нотки — ей страшно. — Все будет хорошо, — произносит где-то сзади, совсем рядом, на плечо девушки опускается рука Эйты и она кивает сама себе в зеркале, улыбаясь их общему отражению. Ширабу смотрит в отражение еще раз, — взгляд собственный кажется ей удивительно твердым, и уверенным. Эйта говорит спокойно, ведь знает, что это такое. Для это Ширабу это первый бал, а для Эйты уже последний. — Пошли, а то опоздаем.***
Праздник была в самом разгаре — красиво украшенный зал, приятная музыка и веселая, непринужденная атмосфера. По залу прохаживались девушки в красивых воздушных платьицах, стуча об пол маленькими каблучками аккуратных туфелек, с острым носиком. Поодаль в углу стояли парни: черные, выглаженные штанишки, белые рубашки и бабочки. Шумно переговариваясь между собой, они выискивали глазами понравившиеся девушку на танец. Ширабу старается держаться рядом с Эйтой, чтобы спокойнее и уверенней себя ощущать. Но Эйту постоянно зовут танцевать и она уходит, оставляя младшую подругу стоять одинокой фигурой в темном углу зала. За тем, как вальсирует подруга, Ширабу наблюдает, не отрываясь, с замиранием сердцем восхищенно — она движется красиво, свободно и не волнуется словно совсем. Улыбается, смеется чему-то, сверкает глазами. Эйта по-взрослому красивая, сияющая в отблески приглушенного света — невозможная. Можно смотреть на нее, не боясь, что заметит. Наблюдать, как выражение глаз меняется неуловимо, словно скользящая тень. Ширабу запоминает все, что связано с Эйтой хоть как-то — невольно, вспоминая потом ничего не значащие детали, — как звучит её смех, как выдыхает она, заканчивая фразу, и как жмурится яркому солнцу. И понимает, что это не должно иметь значения, но все равно тянется к ней: к её согревающему теплу, общим беседам по вечерам, и к прикосновениям её теплых рук. Ширабу вздрагивает только от мысли о признании, представляя, как посмеется над ней Эйта, над глупой ее детской привязанностью. Или хуже даже — общение их прекратится, сведясь к неловким приветствиям в школьных коридорах. Ширабу старается не вспоминать момент, когда она резко убежала из дома Эйты, так ничего ей и не сказав. После того вечера каждая сделала вид, что все нормально, стараясь улыбнуться как и прежде — дружелюбно. Наблюдает со стороны, надеясь не выдать себя — взгляды короче, прикосновения реже и голос тише. Возвращается Эйта веселой и немного уставший. Ширабу жалась поближе к углу, как испуганный затравленный зверь в ловушке. Надеясь избежать навязчивых и незнакомых компании. Но не успела она и успокоиться, как понимает, что Эйты снова рядом нет. — Опять пропала, — Ширабу хмурится, стараясь выискать девушку взглядом, но тщетно — Эйты нет. Парни повторно начали приглашать девушек на танец, а Ширабу просто на это все смотрела, тихонько грустя. Пока к ней не подошел высокий парень, пригласив на танец. Подумав с минуты, Ширабу неуверенно и слегка кивает, как знак и протягивает ладонь в ответ. После часа вальсирования духота давит вместе с легким головокружением и болью в висках. Навалилась быстро усталость и боль в ногах. Отклонившись, Ширабу ушла в дальний угол, потеряв всякий интерес к танцам и веселью. Как она поняла, танцевать с парнем это другое, более волнительно, нервно и страшно. Становилась все душнее и страшней — рядом не было Эйты, но что-то ей подсказывала, что ее кто-то снова пригласил на танец. Не в силах больше находиться в помещение, Ширабу покидает зал, выходя на улицу, где уже было темно и свежо. Холод пробегается по оголенным плечам и рукам, заставляя слегка съежиться от прошибленного мороза. Осторожно присаживаясь на бетонные ступени, у выхода из школы, она скидывает с себя босоножки. Сидит и тихо молчит, ощущая под пальцами мягкую ткань юбки платья, когда вновь ее одергивает и поправляет по несколько раз за вечер. Издалека и словно совсем рядом, на лестнице послышалось эхо шагов, внезапно прервав приглушённые звуки музыки, доносившиеся из зала. Обернувшись на звук шагов, она тут же отвернулась успокоившись. Это была Эйта. Она села на ступеньки рядом. — Тебе холодно? — вытягивает ноги и облокачивается об Ширабу, спросив более тихо и грустно. — Все хорошо? Она также молча кивает, добавив: "Устала". И думает наверно в этом есть какая-то особенная магия просто вот так сидит на крыльце вечером, когда рядом веселиться шумная толпа и просто сидеть и молчать. Словно чувствуется особая связь, которая выражается в молчание и в тишине. И нет, тишина не кажется гнетущей или пугающей, а наоборот расслабляющий — на двоих. Посидев немного Эйта встает и отряхнув юбку, подает руку, чтобы помочь встать с бетона. — Зачем? — лишь искреннее непонимание отражается в глазах младшей. — Собралась весь вечер сидеть на холодных ступенях? У нас есть еще два часа, пошли гулять, — и легкая улыбка уголком губ. — Ночью? — в голосе лишь непонимание. — А почему бы и нет, — протягивает руку, помогая встать Ширабу со ступеней. Хм, странная. — Пошли, — быстро одев босоножки, Ширабу берет под локоть подругу и выходя за территорию школы они и не думают, что кто-то будет их искать. Зачем, если эти два часа они пойдут бродит наугад по знакомым путям, по которым ежедневно гуляют, словно в первый раз.***
В последний раз Эйта писала в две недели назад. Триста тридцать шесть часов назад. Нет, она не считает, а просто знает. Последний раз виделись вечером после бала, так и не поговорив, лишь на прощанье тихое: "Пока". Скоро вернешься? Она не ответила. Снова. Ширабу устало закатывает глаза — что ж, вполне ожидаемо от нее в последнее время. Эйта иногда ее бесила своими выходками и загадками, особенно в последние время. Но молчаливость подруги пугала. Вечерами Ширабу нервно сжимала телефон, видя все те же непрочитанное сообщения, резавшее глаза. Когда Эйта перестала писать и отвечать у Ширабу в груди появилась чернеющая пустота. Та, которую она избегала книгами, прячась в своих мечтах, до знакомства с ней. Дни проводила в постели, смотря в белый потолок, не выпуская телефон из рук. Нервничает и злится — просматривает последние сообщения. Эйта на каникулы уехала к родственникам, ничего не сказав. Ширабу не выпускала телефон из рук, все каникулы — традиция, каждый пять минут проверять сообщения, с мыслью, а может ответит. Но ответа не было, как и надежды. И вновь включает вечером телефон, открывает сообщения. — Ну, пожалуйста ответь, — думает про себя, словно отчаянно умоляя ее. Пожалуйста. Быстро печатает и отправляет, не позволяя себе засомневаться. Эйта не читает. Экран гаснет, и Ширабу на секунду думает кинуть со злости телефон в стену. Между ними расстояние в километрах: пару слов, переписки, телефонные звонки и желания наконец-то обнять. Телефон в руке вибрирует. Я скучаю. Отвечает секунду спустя, набирая: Скоро приеду. Ширабу слабо улыбается. Я тоже.***
Ширабу знает, что не стоит читать книги допоздна, но сама же себе и противоречит, когда просыпается с раскрытой книгой под боком. Хмурится вспоминая, сколько раз грозилась Эйта, что та посадит зрения с такой привычкой. И ей кажется, что она уже букв не разбирает от усталости. Но продолжает собираться, борясь с желанием спать, поглядывая на часы. Эйта не знает, что же делать? Думает, позвонить Ширабу, спросить о делах. Слишком глупо и ужасно. Всё-таки две недели молчание с ее стороны — просто так не забывается. Ей хочется стереть в памяти этот пробел, оставив белый лист. Скрыть все то расстояние, что сейчас между ними. Но она боится услышать непонимание на другом конце телефонного звонка, и накатывающую оглушительную пустоту, разрывающие внутри, вместе с болью. Продолжает стоять на станции, сжимая разблокированный телефон в руках с набранным по памяти знакомым номером. Словно ожидая чуда или хотя бы знака. Но это не происходит. Поезд подъезжает к станции. Ширабу уже ничего не разбирает, бежит бегом, одеваясь быстро-быстро: Свитер, джинсы, куртка и черные ботинки. Спохватившись вспоминает про шарф, но он и так остается лежать на тумбочке нетронутым. Захлопывает дверь, поправляя капюшон на ходу, на лестнице. Думая только успеть к ней. Поезд подъезжает к нужной станции, и Эйта выбегает из него, ища её глазами по всей платформе, среди множества незнакомых лиц. И боится понять, что она возможна даже скорее всего её не ждет. Но замечает знакомую фигуру рядом с расписанием, Ширабу что-то внимательно изучает, вчитываясь пристально в цифры, что в глазах от них рябит. Эйта подбегает — приобняв за плечи, со спины. Ширабу не вздрагивает, знает же, что это она. Поворачиваясь обнимает крепко, цепляясь за куртку, боясь её еще раз отпустить. — Прости, — выдыхает тихо Эйта. Но Ширабу думает, что вот она Эйта рядом. Те же глаза, руки и даже куртка та же, но что-то не так в ней. И даже объятия другие. Ширабу знала, что Эйта любит объятия. И единожды она спросила у нее: "Почему?" И Эйта ответила тихо, задумчиво, словно делясь секретом или чем-то откровенным. — Мне кажется, что как не странно, но именно объятия и есть главная черта любви, — отворачивается главное не видеть ее взгляда, шепчет, надеюсь, что ее уже не слышно, но продолжает. — Чувствовать что-то трепетное, живое, теплое в своих руках, когда обнимая прижимаешься к чему-то родному, любимому, что до боли не хочется отпускать… — последние слова стерлись из памяти, но ей кажется, что именно сейчас она поняла, то, что хотела тогда сказать ей подруга. Эйта осторожно и медленно тянет не выпущенную из ладони руку Ширабу, касаясь губами её пальцев легким поцелуем, чтобы согреть слегка озябшие кончики пальцев тёплым дыханием. После прижимает к себе запястья, также не выпуская его. Они замирают, уткнувшись друг другу в плечо. Деля этот момент вместе, как и бешеный ритм сердца также на двоих. Эйта чувствует, как тело рядом вздрагивает. И думает может от холода, или испуга, но слышит всхлип, который теряет среди шума толпы и звука скрежета металла еще одного поезда, подходящего к станции.