Перекрёсток

До сих пор чую, как в воздухе витают ванильные нотки недорогого парфюма. До сих пор в густой толпе мерещится силуэт, который пробирается сквозь неё, с целью приблизиться ко мне. До сих пор, когда закрываю глаза, вижу безмятежный взгляд, который полон любовью и счастьем, и который я больше никогда не увижу. Каждый день я провожу бесконечные часы своей жизни на этом людном перекрёстке в ожидании парня, который случайно появился в моей жизни, забывая о том, что он больше не перейдёт эту дорогу, больше не побежит ко мне на встречу. Каждый раз стоя здесь, вспоминаю нашу первую встречу: его наглую выходку, которую после никак не могла забыть. Тогда солнце уже почти спряталось за горизонт, а я устало плелась домой после изнуряющей работы. Останавливаясь у пешеходного перехода, я трепетно ждала разрешения у зеленого человечка и, вдруг, на моё плечо облокачивается чья-то тяжёлая туша. — Тихо, слышишь, это искусное пение цикад? Сначала я и вправду прислушалась, но потом, услышав лишь оглушительную сирену проезжающей мимо скорой помощи, я поняла, что в центре Сеула не встретишь ни одной цикады. Осознав, что эта глупая уловка не сработала, парень продолжал нести такую же чушь для того, чтобы я не скинули его локоть со своего плеча. Как же я тогда была злой и счастливой одновременно. После тяжёлого дня этот болван так просто поднял мне настроение своей наглостью и легкомыслием. Я терпела его тяжёлый локоть и с интересом слушала, как в кустах прятался личный фотограф, а его выходка — это позирование для обложки журнала «VOGUE». После этого, мы каждое утро и каждый вечер встречались на одном и том же перекрёстке, а после воссоединялись и продолжали наш путь. Мы жили в одном доме, места наших работ были близки друг от друга, но почему-то мы встречались только там и нигде больше. Высматривая зелёный свет светофора, мы рассказывали, что нам снилось ночью и как прошёл день, мы жаловались на проблемы и тут же забывали о них, заливаясь неудержимым смехом. Сегодня его день рождения, а я вновь жду встречи на нашем месте, зная, что это бесполезно. Крупные капли дождя медленно стекают по моим волосам, проводя мокрую дорожку по щекам, и падают в небольшую лужу, которая уже успела образоваться. Плотные серые тучи покрыли ясное небо и предвещают буйную погодку. Он был бы счастлив сегодня, ведь не любил жаркие и душные дни. Если бы он был рядом, то я уже давно стояла бы под его прозрачным зонтом, как это было раньше. До встречи с ним я терпеть не могла дожди, но после всем сердцем полюбила их, сама того не осознавая. Как-то раз под очередным осенним дождём он задал мне вопрос, из-за которого в наши отношения пришёл огромный разрыв. — Ты мне нравишься. И я тебе нравлюсь. Так почему же мы ведем себя так, как будто не замечаем этого? Думаю, нам пора остановится закрывать на это глаза и дать волю нашим чувствам. Он крепко взял меня за руку, чтобы я не помчалась на зелёный свет, который только что загорелся, увернувшись тем самым от ответа. Он знал, мне не нравились подобные сентиментальные темы, но всё равно заговорил об этом. Я не знала ответа, даже не знала, прав ли он или заблуждается. Не могла определиться, нет, я боялась отдаться ложным чувствам, которые поглощают множество людей и заставляют их неимоверно страдать. Капли дождя непрерывно стучали по раскрытому зонту, а молчание между нами не прекращалось: он уже сказал всё, что хотел, а я не могла подобрать слов для нужного ответа. Мужская рука, которая всё ещё держала мою, сжалась сильнее и мой взгляд поднялся на бесстрастное лицо парня. Его трепетный взгляд дал мне понять, что ему вовсе не нужны те слова, которые я пытаюсь сформулировать. — Можешь сейчас ничего не отвечать. Только дай мне знать, если что-то надумаешь по этому поводу. И почему, как только я разобралась в себе и осмелилась признаться об этом, тут же всё скатилось на дно. Он всегда ждал меня по утрам и ворчал, когда я наконец-то приходила. Но для такого ответственного дня я решила встать пораньше, чтобы с улыбкой встретить его. Сейчас я понимаю, что это было моей огромной ошибкой. Моё сердце безжалостно сжимается, когда вспоминаю то туманное утро. Я пришла слишком рано. На часах было только шесть часов, а на улицах ещё ни единой бодрой души. Я долго высматривала его силуэт вдалеке. И вот, наконец-то, заметив рыжую макушку, я незамедлительно крикнула его имя и, слегка подпрыгивая, бессознательно помахала ему рукой. Как только наши глаза встретились, он со всех ног сорвался ко мне. Не смотря на светофор, не оглядываясь по сторонам, просто побежал. Он был так рад меня увидеть, что забыл о таких глупых и важных вещах. Незабываемую счастливую улыбку я видела в последний раз. А последним его словом было моё имя, которое он тяжело произнёс на прощание. Я провела самые счастливые года с этим парнем за все мои двадцать четыре. Этот перекрёсток сделал мою жизнь счастливой, а после ненавистной. Этот перекрёсток, как свёл нас, так и разлучил. Мне так не терпелось признаться в симпатии, и увидеть его довольный взгляд. Теперь я могу это сказать лишь полумертвому телу, которому приходится день изо дня бороться то ли за жизнь, то ли против неё. В первое время врачи были удивлены, как «хилый парнишка» при таких смертельных травмах способен был дышать, пусть даже и через маску. В любой момент состояние может ухудшиться и кома третьей степени, в которой он находится, перейдет в четвёртую. А это ещё ближе к смерти. Врач говорит, что он борется за жизнь, но откуда ему это знать? Если признаться, я не сильно уж верю этому. Доктор просит меня приходить, как можно чаще и разговаривать с ним, говорит, он должен всё слышать. Но я уже целый год прихожу в эту палату, каждый чёртов день, рассказываю всё, что можно, даже книги ему читаю, но всё тщетно. Сегодня ему исполняется 23 года. Он очень любил отмечать праздники, особенно дни рождения. Веселиться где-нибудь с друзьями, а потом сбегать от них в укромное от мира сего местечко и в тишине наслаждаться только нашим присутствием: за несколько лет для нас это стало уже традицией. Я бы всё сделала, чтобы и этот день был не хуже прошлых, но боюсь это невозможно. Всё, что могу, это сказать те слова, которые он, наверняка, ждёт, то, что рвётся из меня целых двенадцать месяцев. Хотя, спустя такое большое время, любой уже перестанет надеяться на то, что до сих пор не произошло. Держа холодную руку, я вспоминаю, какой тёплой она была раньше. В тот день она была теплее обычного, от чего с моего лба текли капли пота. А сейчас, только прикоснувшись к худощавой ладони, возникает чувство, подобно парализующему току, пробежавшему по телу. — С Днём рождения, Донхёк. Извини, что так поздно пришла, меня задержали на работе. Ты, наверное, меня ждал, ведь я обещала тебе придти пораньше. Извини, что не сдержала обещание. По пути в больницу, в его палату я без конца прокручивала текст. Я так хотела выговориться, извиниться за всё, что причинило ему хоть малейшие неудобства, и, наконец-то, сказать то, что он так хочет услышать. Но, когда начала говорить, на глазах непроизвольно вступились жгучие слёзы, а в горле словно ком встал, не давая мне и слова сказать. Подтерев мокрые и уже красные глаза, я продолжила: — Я опять плачу… Обычно я кое-как сдерживаюсь, но сейчас не получилось… Ох, извини, мне не стоит нагнетать атмосферу, сегодня как никак праздник... Мне так хотелось поговорить с тобой кое о чём, но, как зашла сюда, сразу же все мысли перемешались… Вижу, Минхён уже был здесь, он любил дарить тебе эти цветы, которые стоят на тумбе. Джемин писал мне, что он с Джено тоже приходил к тебе, говорил, ты выглядел не таким бледным… Он мне соврал… Я вновь остановилась. Не знала, что говорить. Да и физически не могла. Смотря на беззащитное тело в его же день рождения, солёные слёзы сами ручьями скатываются по щекам и падают на мужскую сухую руку, которую я пытаюсь, как можно сильнее, сжать, в надежде согреть её. Я начинаю захлёбываться ими, склоняясь к Донхёку. — Пожалуйста… прости меня… всё из-за меня… Сквозь чистые рыдания я пытаюсь, как можно разборчивее, произнести каждое слово. Хочу, чтобы он сейчас их услышал. Иначе я боюсь, что больше не осмелюсь на их произношение. — В то утро… Я собиралась сказать, но не успела… Донхёк, прошу, послушай… Я… люблю тебя… Я хотела увидеть твою улыбку, когда услышишь это… Хотела, чтобы ты крепко обнял меня и больше не отпускал… Донхёк… Рука дрогнула. Его рука дрогнула. Всё для меня неожиданно остановилось. Неужели ты слышал меня? Слёзы продолжали стекать с щёк, но та нестерпимая боль, которая мучала меня ещё секунду назад, немного стихла. Моя надежда, у которой с каждым днём появлялись трещины, окрепла и заново возродилась. Может ли быть то, что я вновь увижу его жизнерадостную улыбку, глаза, наполненные счастьем? Может ли быть то, что я вновь услышу его звонкий заразительный смех? Да, я верю в это. Я дождусь, когда он откроет свои карие глаза. Дождусь, сильно обниму и снова признаюсь. Отстранившись, я начала ожидать твоего пробуждения. Минута. Две. Три. Ничего. Он как спал раньше, так и спит сейчас. Не сработало? Как же так. Он же отреагировал на мои слова. Так почему же… — На улице уже стемнело. Сейчас опасное время, так что мне нужно идти. Извини, что не могу ещё остаться. Обещаю, я скоро вернусь. Осипшим голосом говорю оправдания, придуманные на ходу. На самом деле, я ушла потому, что не хотела расстраивать Донхёка ещё больше. На волю рвались горячие слезы, и я больше не могла их сдерживать в себе. Я молилась, чтобы он не услышал мои горькие всхлипы за дверью. Ему и так не нравилось, когда мои глаза были на мокром месте, а я ещё и драматические сцены устроила. Раз Донхёк услышал те слова, то я не хочу, чтобы он слышал, как я плачу. Извини, что оставила тебя одного. Прошла уже неделя после того дня. Я вновь обещала, что вернусь в скором времени, и вновь нарушила обещание. Я не собиралась ему лгать, правда хотела придти следующим вечером. Но прошло уже семь дней, а я всё не осмелюсь приблизиться к больнице. После тех слов, после моего признания мне просто стыдно появится перед Донхёком. Всё это время я думала, что они способны пробудить его ото сна. Сначала я не решалась ему говорить об этом, а потом думала, что его чувства за год остыли ко мне. И вот я, наконец-то, рискнула, а взамен ничего не получила. Теперь мне стыдно за себя ещё больше. Пусть рука Донхёка и дрогнула, но чувство вины никуда не ушло. — Почему ты не навещаешь Донхёка? Тебе следовало бы сходить к нему, он же ждёт. Как только я собралась сделать шаг с тротуара, за спиной послышался знакомый хриплый голос, который немного напугал меня неожиданностью. Не подав вида испуганности, я спокойно обернулась и увидела Минхёна, его лучшего друга. На то и лучший, что приходит к нему каждый день. Но как он узнал, что я не посещала Донхёка? Не дожидаясь моего ответа, он торопливо схватил мою руку и повёл в знакомом мне направлении, по которому я каждый день ходила к нему. Всю дорогу Минхён молчал. На его лице виднелась злость? Нет. Растерянность? Похоже. Он выглядел не таким, как всегда, загадочным. Обычно, когда меня долго не бывает в больнице, он не приходит и не ведёт меня за руку туда. Может что-то случилось? — Что происходит? Что-то с Донхёком?! Чуть ли не кричу я, догоняя бежавшего Минхёна по длинному коридору больницу. Я и не рассчитывала, что он ответит, но попытаться надо было. Дойдя до двери уже «родной» палаты, он остановился, ждал, когда я зайду. Я сильно удивилась, мне было страшно открыть дверь. Однако, когда увидела, что Минхён старается скрыть неудержимую улыбку, я всё поняла, хоть и не могла поверить в это. Сорвавшись с места, я распахнула дверь и, споткнувшись об порог, торопливо забежала в палату. Я не верила в то, что видела перед собой. Лёгкий ветерок из открытого окна нежно игрался с угольными взъерошенными волосами. Золотистые лучи солнца согревали бледное худое личико, которое опухло из-за долгого сна. А Донхёк безмолвно, так невинно, смотрел на меня, не отрываясь, и беззаботно улыбался. Неужели я дождалась этого момента? Мне захотелось так сильно обнять это исхудавшее тельце, согреть его. Но ступор, в котором я находилась, не позволял мне этого сделать. Мне не верилось, что Донхёк, наконец-то, проснулся после годового мучительного сна. — Слышишь, как стрекочут цикады? Давно я их не слышал. Цикады. Он вновь заговорил про них, как в день нашей встречи, и радостно засмеялся. Спустя тягостный год я слышу твой детский смех. Настоящий, а не тот, который слышу в ужасных кошмарах. На глазах снова выступили непрошеные слёзы. Мою растерянность как будто унесло ветром, что спокойно дул из окна. — Ну же! Я знаю, ты долго ждала этого. Он расставил свои руки в стороны, ожидая моего шага. А я незамедлительно ринулась к нему, также распахивая руки, готовясь к крепким долгожданным объятиям. Мы не могли оторваться друг от друга, оба вцепились в спины друг друга и не отпускали. Было слышно, как Донхёк пытался сдержаться, но тихие всхлипы, которые доносились с правого плеча, выдали его. Тогда я прижала его к себе ещё крепче и на этот раз уверенно и чётко произнесла три слова: — Я люблю тебя, Донхёк. — И я тебя люблю. — Обещай, что больше не приблизишься к этому перекрёстку. — Мы больше не приблизимся к нему. Обещаю.