Вытяни из омута

— Когда в последний раз ты принимал свои таблетки, Салли? Дождь холодными каплями бьет по лицу, а волосы лезут в глаза. Идти вперед так же быстро, как когда он выбегал из дома, уже не представляется возможным. Но он старается. Изо всех сил. Ему просто нужно поговорить. И наконец-то ощутить себя «дома». — Эм… не так давно. Старая, слегка подгнившая от времени и сырости, лестница трещит под ногами, когда он поднимается в забытый всеми домик на дереве. Волосы, не собранные в хвосты, опять лезут в глаза, из-за чего Салли несколько раз промахивается и соскальзывает на несколько ступенек вниз. Глубоко дыша, он снова и снова подтягивается и лезет наверх, цепляясь обрызганными и слегка грязноватыми пальцами о вбитые в дерево доски. Где-то рядом гремит гром, а после в небе беснуется молния. Салли так же далек от спокойствия, как и эта паршивая погода. Чтобы отодвинуть доску, служащую дверью, Салли приходится упереться в нее двумя руками. Но даже так она плохо поддается напору, будто не хочет впускать его внутрь. Не может быть, чтобы ты был мне не рад, думает он, из последних сил толкая ее вверх и в сторону одновременно. Доска медленно отъезжает, открывая темную комнату, которую временами озаряет свет от молний. Последний рывок и вот — он внутри. Осунувшийся, мокрый и грязный — жалкий. После всего, что произошло, Салли не думал, что упадет в пучину ненависти снова. Но удар пришел с неожиданной стороны. — Ларри?.. — хрипло зовет он, подползая на коленях ближе к окну, чтобы в редком свете видеть комнату полностью. И пусть она практически не изменилась, а все вещи, пусть и разбросаны, но по-прежнему валяются рядом со своими местами, Салли ощущает, что что-то не так. Но, чтобы все было как раньше, нужно только собраться, прийти сюда днем и навести порядок. Развесить слегка отсыревшие постеры на стенах, сложить и прибрать разложенные вещи. А потом, возможно, все-таки утеплить этот пустой и всеми забытый дом. Сделать из него что-то вроде убежища, но не для двоих, как планировалось, а только для себя. Для себя… — Ты здесь?.. — спрашивает Салли вновь, вздрагивая от холода и грома за окном. — Знаешь, не так давно вышел новый альбом нашей любимой группы… — начинает неспеша, шмыгая носом. Салли подтягивает продрогшие ноги ближе, обнимает руками колени. Замечает, что и так рваные джинсы обзавелись новыми дырками. Наверное, это произошло тогда, когда он раз за разом пытался влезть в этот одинокий дом. Цеплялся за гвозди, когда соскальзывал вниз снова и снова. — Там есть некоторые прикольные песни… — говорит в пустоту, ожидая, что она вот-вот заполнится уже не живым, но по-прежнему дорогим и любимым другом. Но Ларри его будто игнорирует. Или просто не хочет видеть. Что ж, Салли понимает его. Доставая старенький телефон с треснутым экраном, он быстро находит их любимые песни, в списке которых затесалось несколько новых треков. Включая их по порядку, Салли кладет телефон динамиком вверх рядом с собой, а сам утыкается лицом в колени, изредка покачивая мокрой головой. Ларри появляется спустя долгое время. Салли его уже не ждет: слушает знакомые треки, поджимает изуродованные шрамами губы, яростно зажмуривает болящие глаза до ярких пятен под веками. Руки плотным кольцом обнимают колени, гром временами заглушает все звуки, а Салли плохо до такой степени, что хочется орать. Очередная песня на долю секунды прерывается помехами, а потом звучит так же, как и всегда. Салли тут же вскидывает голову, видя перед собой только черноту и мельтешащие от края к краю яркие полосы и загогулины. Вертится из стороны в сторону, но никого не видно, только размытые очертания комнаты. — Ларри?.. — спрашивает еще раз, громко дыша. — Да, Салл, это я, — отзывается где-то сбоку. Молния опять чертит небо, освещая пространство, и Салли видит его — Ларри. Его мертвые глаза неподвижно смотрят на него, а лицо, побледневшее и осунувшееся, слишком близко. Самое время напугаться, да только он уже давно к этому привык. — Почему молчал? — Салли делает музыку тише, разворачиваясь к Ларри лицом. И пусть он его практически не видит, так, кажется, правильнее всего. — Да я это, — говорит он, прерываясь и соскальзывая в шепот, — думал. — Да, это временами полезно, — соглашается Салли, хватая себя за пальцы. — Как ты? — Как, как — никак. Я застрял здесь, Салл, мне не выбраться. — Ларри подсаживается ближе к окну, но его все равно едва видно. — Я помогу тебе, только подожди! — Салли трясет мокрой головой, отчего брызги разлетаются в разные стороны. — Хотел бы я, чтобы так и было, друг, хотел бы. Разговор сходит на нет. Только музыка разбавляет образовавшуюся тишину, но от этого не становится легче. Наоборот, что-то дерет внутри, недосказанностью сдавливая легкие, что невозможно дышать. Салли облокачивается плечом о доски, глубоко, насколько может, вздыхает и спрашивает из последних сил: — Почему? Но Ларри молчит. Он не хочет ему отвечать. — Боже, ты такой мудак, — воздух заканчивается, как и силы. Салли настолько накрывает, что он не может больше терпеть. Мелкая дрожь пробивается откуда-то изнутри, глаза жгут слезы. Салли настолько плохо, что он готов на все, лишь бы стало чуть легче. Он просто не знает, как следует поступить. Что сказать и что сделать. А может, будет лучше уйти и больше не возвращаться. Да, наверное это самый лучший вариант. — Салл, я… Так было нужно! — Ларри протягивает к нему руки, чтобы успокоить, но забывает, что уже слишком поздно. Прикоснуться к нему уже не получится, он давно исчерпал такую возможность. — Кому так было нужно?! — Салли подрывается с места и мельтешит по комнате взад-вперед, напоминая загнанного в клетку зверя, который понимает, что обречен. Каждое резкое движение отзывается болью в остывшем сердце. — Да всем! — Ты дурак?! — Салли делает еще один резкий поворот, спотыкается о незаметную в темноте доску и летит вниз, больно ударяясь всем, чем только можно. — Блин, Салл, ты как? Все хорошо? — Ларри подрывается с места, беззвучно скользя по старому деревянному полу. — Давай же, поднимайся, чувак, мне страшно за тебя! Но он не шевелится: лежит лицом вниз и, кажется, даже не дышит. — Только попробуй умереть вот так! — взволнованно говорит Ларри, мельтеша рядом, без возможности хоть чем-то помочь. — Это будет очень тупо! — Не тупее того, как ты кони двинул, — шмыгая носом, произносит Салли, приподнимаясь. — Как ты? Ларри застывает рядом, обеспокоенно вглядываясь в лицевой протез. Черт, как же он мог об этом забыть... — Сними это свое «лицо», — просит, в очередной раз протягивая руки к другу, забывая о бесполезности этих действий. Салли поднимается на колени, прерывисто дыша, будто только что пробежал изнуряющий марафон. Сглотнув, он все же тянется к застежкам на затылке. Медленно расстегивает, а потом аккуратно снимает протез, тут же прикрывая лицо мокрыми волосами. — Чувак, посмотри на меня, — просит Ларри, обеспокоенно глядя на ссутулившегося друга, который сидит на коленях на полу и выглядит таким одиноким и уставшим, что что-то рвется где-то там, в груди. Дождь за окном постепенно успокаивается, где-то внизу по улице включаются тусклые фонари. Света в комнате все равно мало, но это не так критично. Все, что нужно, можно рассмотреть без усилий. Салли медленно разворачивается к другу всем телом, его лицо все еще скрывают влажные волосы. Он все так же шмыгает носом, временами трясется, и… Ларри готов убить себя еще хоть сотню раз, чтобы больше никогда не видеть его таким разбитым. — Посмотри на меня, — просит он, — пожалуйста. И Салли слушается: медленно приподнимает голову, убирает с лица налипшие волосы. За прошедшее время он практически не изменился, разве что повзрослел. Все эти шрамы и неровности — Ларри уже давно выучил их наизусть, но к его пронзительным голубым глазам так привыкнуть не смог. Эти глаза… они задевали что-то внутри, из-за чего становилось едва ли комфортно оставаться рядом. И даже сейчас, когда «живого» в нем не осталось, что-то беспокойное продолжало копошиться в груди, рядом с сердцем. — Чувак, у тебя кровь из носа идет! — Ларри подскакивает ближе и близко-близко мельтешит, размахивая руками в разные стороны, оставаясь холодком на плечах. — Все нормально… — Салли аккуратно поднимается, сжимая в одной руке протез, и идет обратно к окну, по которому уже не барабанит дождь. — Нормально, — говорит, пытаясь убедить себя в этом. Садится на пол, раскидывая ноги в стороны, и тупо пялится перед собой, утирая рукой кровь под носом. Ларри смотрит на него из темноты, и почему-то видит себя. Будто это не Салли сейчас сидит сломанной куклой под окном, а он, Ларри, смотрит на себя прошлого из будущего. Смотрит на себя убитого, но все еще живого и отчаянно нуждающегося в помощи. Он неслышно подходит ближе к Салли, садится на колени близко-близко и говорит: — Прости. За дурость. Слабость. Невозможность помочь. — Прости. За все. И Салли прорывает. Он беззвучно плачет, искривляя губы, словно ребенок. А жилы на шее так и ходят ходуном под кожей. Ларри подползает ближе и обнимает, громко выдыхая куда-то в ухо. А Салли за долгое время ощущает холодный покой, который поможет ему в дальнейшем оправиться от всего, что произошло с ним после переезда.