Опишите, что вы видите

Услышав, как два солдата шёпотом произносят его имя, Эдвард попросил капрала Барроу отвести его в уединенную беседку за больницей. Барроу выполнил его просьбу, и Эдвард теперь наслаждался недолгими мгновениями покоя. Для него было мучительно постоянно ощущать, как другие люди смотрят на него, наблюдают за ним, переговариваются о его гаснущем оптимизме. Больше всего раздражали слова жалости. Жалость унижала. Он терпеть её не мог. Сидя на солнышке, Эдвард попытался сосредоточиться на окружающих его звуках и запахах. Он чувствовал розы. Тонкий аромат заставлял его вспоминать о детстве и о том, как он играл в догонялки с братом вокруг аккуратных клумб в саду. Он мог представить пятилетнего брата — милого, с ямочками на щеках. Как он тянет пухлые руки к Эдварду и нараспев зовёт его: — Эдвард! Эдди! Догоняй! Лето их детства было окрашено золотым и зелёным, цветами, которые Эдвард больше никогда не увидит. — Как вы? Эдвард подскочил, напуганный внезапно прозвучавшими словами. Он повернул голову к Барроу, почувствовав, что тот на него уставился. Наверное, Барроу пытался понять по его лицу, не расстроен ли он. Эдвард удивился, что тот это заметил. Через несколько мгновений Эдвард понял, что так и не ответил, а это невежливо. — Со мной всё хорошо, Барроу, — безжизненно отозвался он. Изображать радость сил не было. — С вашего позволения, я бы сказал, что вы выглядите немного грустным, — не сдавался Барроу. Капрал всегда серьёзно относился к прямым ответам и вечному пессимизму Эдварда — это не переставало удивлять угрюмого лейтенанта. Барроу как-то признался, что может быть очень недобрым к другим людям, и что он творил много пакостей, когда работал лакеем в Аббатстве Даунтон. Эдвард едва мог этому поверить, ведь Барроу всегда был таким мягким и милым наедине с ним. — Нет, я не против, — честно сказал Эдвард, вздохнув. — Вы всё правильно сказали. Барроу слегка пошевелился — Эдвард понял это по шороху его одежды. — Хотите об этом поговорить? — осторожно спросил он, бросив быстрый взгляд на Эдварда. Лейтенант промолчал, Барроу не стал настаивать на ответе. Они погрузились в спокойное молчание, слушая пение птиц на деревьях. Потом Барроу начал развлекаться, мурлыкая «Боже, храни короля», и Эдвард позволил себе отправиться в мысленное путешествие. Память привела его на юг Франции. Ницца, один из его любимых городов. Он вспоминал, как сидел на галечном пляже с тремя друзьями. Они проводили в Ницце месяц после второго года учебы в Оксфорде. Он всё ещё мог представить яркое летнее небо и запах пирожных, которые они купили в маленькой кондитерской. Это был прекрасный день. Он тихо вздохнул. Барроу это заметил. Эдвард почувствовал, как тот поворачивает голову. — Всё хорошо, Барроу, — повторил он, и в его голосе прозвучало раздражение. Из-за этого он ощутил легкую вину. — Я ничего не говорю, — ответил Барроу. — Но думаете, — возразил Эдвард, стараясь, чтобы тон был как можно более сдержанным. Он терпеть не мог изливать своё плохое настроение на доброго капрала. Барроу усмехнулся: — Вы не ошибаетесь, думал. Вы постоянно вздыхаете, и грубо было бы не поинтересоваться, что не так. Конечно, всё ясно, но... Когда он замолчал, Эдвард согласился: — Да, всё ясно. — Вам нелегко, — тихо сказал Барроу. Эдвард фыркнул, откинулся назад, упёршись руками, и почувствовал нежный тёплый ветерок. Он нёс запах свежескошенной травы и спелых яблок. Эдварду хотелось увидеть всё вокруг и снова полюбоваться красотой природы. — Барроу, — громко позвал он. — Да? Эдвард опустил голову и смущённо попросил: — Вы бы не могли описать, что видите? Барроу почесался и передвинулся по сиденью поближе к Эдварду. — Конечно, — весело сказал он. — Но прошу обратить внимание, я не поэт. Я могу не оценить сад по достоинству. — Так я и не прошу быть Шекспиром, — слегка улыбнулся Эдвард. — Ну, — начал Барроу. — Вокруг нас много невысоких деревьев. Некоторые — яблони, я вижу на ветках несколько яблок. Они все зелёные и, похоже, вкусные. Сорвать одно? — Нет, спасибо, — мягко ответил Эдвард, покачав головой. — Пожалуйста, возьмите себе, если хотите. Я могу подождать. Пока вам не нужно возвращаться на работу — знаю, у вас есть другие обязанности. — Нет, не волнуйтесь. Мне разрешили немного побыть с вами, и Кларксон знает, где я, — заверил его Барроу, снова почесавшись. Эдвард кивнул: — Хорошо. Можете продолжить рассказывать о чем-нибудь? Барроу зевнул и сказал: — Я постараюсь описывать всё красочней. Кстати, мне не скучно. Я просто устал. Лейтенант усмехнулся и протянул руку. Она на секунду замерла в воздухе, затем Эдвард опустил её на холодную ладонь своего собеседника, успокаивающе похлопал и убрал. — У вас холодные руки, — сурово заметил он. — Холодные руки, горячее сердце! — пошутил Барроу. — Хотя не думаю, что многие считают меня сердечным человеком. Эдвард недоверчиво и презрительно фыркнул: — Тогда они просто дураки. Слова слетели с губ Эдварда, прежде чем он сумел сдержаться. Покраснев, он снова наклонил голову и откашлялся. Эдварда немного расстраивало, что его так тянет к Барроу. Он никогда не был настолько очарован другим человеком, и это озадачивало. Эдвард часто размышлял, почему так пленён молодым капралом. Возможно, из-за его бесконечного терпения, сочувствия и искренних советов. В Барроу было что-то очень уязвимое, и иногда вокруг него ощущалась аура грусти, будто жизнь у него была очень нелёгкой. Ещё он казался довольно чувствительным и очень эмоциональным — когда расслаблялся. Эдвард поневоле задумался о характере Барроу. Импульсивно, не раздумывая, Эдвард выпалил: — Я могу вас звать по имени? — Ммм? — пробормотал Барроу и снова зевнул. — Не возражаете? — спросил Эдвард и покраснел. — Не возражаете, если я буду звать вас Томасом? А вы меня — Эдвардом. Мы так много разговариваем, и мы больше не в окопах. Ну, или я продолжаю разговаривать сам с собой. — Да, можешь звать меня как хочешь, — весело ответил Томас. — Я знаю, что ты имеешь в виду, хотя... у тебя тоже бывают кошмары, да? — Как у всех нас, — пробормотал Эдвард. — Другие солдаты по ночам мечутся по постели и плачут. Иногда это невыносимо, но ничего тут не поделаешь. — Не поделаешь, — печально согласился Томас. Вздохнул и хлопнул себя по коленям. Пока Томас не стал совсем мрачным, Эдвард наклонился к нему поближе: — Мне всё ещё хочется знать, что ты видишь. Продолжи это описывать, пожалуйста. Он улыбнулся, услышав, как Томас легко, звонко рассмеялся. Его сердце сжалось, а на губах появилась нежная улыбка. — Хорошо, но если начнёшь смеяться, я остановлюсь, — предупредил Томас, толкнув Эдварда острым локтем. — Я постараюсь быть красноречивым, но могу немного увлечься. Эдвард нетерпеливо махнул в его сторону рукой. Он толкнул Томаса в ответ и заверил, что не будет смеяться, ни разу. — Итак, стоит прекрасный теплый день. Ты это уже знаешь, — негромко сказал Томас. — Погода — будто поцелуй лета. Думаю, ты понимаешь, о чём я. Эдвард сглотнул и пробормотал: — Да, понимаю. Томас продолжил: — Трава у нас под ногами нежно-зелёная. Она растёт повсюду, тянется вдоль изгороди, покрывает дальние поля, и могу поклясться — вдали она почти синего оттенка. Может быть, из-за теней, которые отбрасывают пушистые белые облака. Может, из-за обмана зрения. В любом случае, это здорово. Очень живописно. Небо голубое, голубое как незабудки. Идеальное. Над нашими головами летит птица, перелетает госпиталь. Только что бабочка опустилась на ствол дерева примерно в метре от нас. Она белая. Мама как-то мне сказала, что бабочки — это цветы воздуха. И те, и другие появляются летом, и те, и другие прекрасны, и их тонкие тела танцуют вместе на ветру. Больничная территория ограждена изгородью. Под ней растет лаванда. Ярко-лиловые цветы и зеленые стебли раскачиваются на ветру, наполняя воздух ароматом. Чувствуешь? — Да, — вздохнул Эдвард, с трепетом всматриваясь в темноту. Пусть он и не может физически видеть цветы, но теперь чувствует их запах. Яблоки и лаванда. Трава. Сладкий одеколон Томаса. Мыло. Камень. Свежий воздух. Томас добавил: — Я вижу, как маленькая пчела сидит на розовом кусте. Она не движется. Высокая трава, растущая вокруг деревьев качается, когда поднимается ветер. — Держу пари, это красиво, — у Эдварда перехватило дыхание. — Всё это. — Да, — подтвердил Томас. — Томас, я бы хотел вернуться в госпиталь. Тёплая, крепкая ладонь мягко погладила его по плечу. Эдвард наклонился и прикрыл глаза. Когда ладонь скользнула вниз и сжала руку чуть выше локтя, он схватил трость, лежащую между его колен, и без жалоб поднялся. — Пойдём, — тихо сказал Томас, направляя Эдварда влево. Сглотнув, Эдвард прошептал: — Спасибо.