It's just one more thing I'll regret I hate my weaknesses They made me who I am
Вчерашний матч с «Локомотивом» уже позади, точно так же, как и заслуженная победа, принёсшая ЦСКА три очка. Впереди теперь один выходной, как всегда и бывает на следующий день после удачной игры. Обычный, ничем не примечательный день, который одноклубники проводят вместе. Они рубятся в приставку, сидя на полу, удобно согнув ноги, прижавшись спинами к дивану и заворожённо глядя в телевизор. — Блин, Федь, я не шучу: у меня глазные яблоки сейчас уже высохнут и из глазниц песок посыплется, — усмехнулся Кучаев, сожмурясь и откинув джойстик в сторону. — Слишком много биологических терминов, — легонько улыбнулся Чалов, остановив игру и спокойно отложив джойстик (хотя глубоко-глубоко в душе взбесился-таки на друга за то, что игру пришлось прервать). — Всего два! — Костя до сих пор сидел, зажмурившись, и чувствовал, как боль только продолжает разрастаться из-за того, что глазные мышцы в течение большого количества времени были напряжены. — Причём выучил я их не в школе на уроках биологии. — На футболе? — с невозмутимым лицом спросил Федя. — Да-а-а, — лениво, но в то же время с детским восторгом негромко протянул парень. — Это странно, наверное, но это так, — Кучаев засмеялся, продолжив тереть глаза руками. — Меня совсем не заботило строение собственного организма до тех пор, пока я не начал играть. — А почему «странно»? — спокойно спросил Чалов, удивившись. — Я тоже, например, раньше не знал, где точно находится мениск, и почему все пацаны вокруг жалуются, что он у них болит. До тех пор пока сам травму не получил, — нападающий ухмыльнулся и пожал плечами. — Уроки анатомии с Федей Чаловым. Получи травму – узнай название повреждённой конечности. — Типа того, — футболист улыбнулся и вытянул ноги. Повисла пауза. Комната резко наполнилась молчанием, не было слышно ни звука. Даже таких привычных вещей вроде лая собак или звонкого крика детей во дворе не было слышно. Тишина в этот момент обнимала парней со всех сторон. — Ты прикинь, — равнодушно произнёс Костя, нарушая это возникшее недолгое умиротворение. — Чего? — Чалова даже удивил тот факт, что полузащитник не договорил фразу, которую хотел произнести. — Мы играли пять часов без перерыва, — Кучаев не понимал, с какой интонацией стоит это произносить, поскольку внутри себя не осознавал: гордиться им с другом, что они так долго играли в приставку или же срочно бежать на профилактику зрения? — Выходной, — Федя улыбнулся одним лишь уголком рта и пожал плечами. — Такой себе выходной, — Костя ухмыльнулся явно неодобрительно. — Надо выйти проветриться. — На балкон? — Почему на балкон-то, Федь? — он улыбнулся, фыркнув носом. — Идти куда-то? — Чалов поморщил лоб и поджал губы, посмотрев сначала на забрызганное снаружи каплями дождя окно, из которого было видно, что на улице пасмурно и промозгло, а затем на Кучаева, как бы намекая, что выбираться из тёплой квартиры он никуда не намерен. — Ну ладно, — согласился полузащитник. — Тогда сейчас пойду чай заварю. Прямо не могу, дико пить хочется. — Мне тогда тоже сделай, — лениво попросил Федя и улёгся на пол, вытянувшись в струнку. — Ты не прифигел ли, дорогой? — усмехнулся Кучаев, сверху посмотрев на друга. — Да тебе же несложно, Костян, что ты выпендриваешься? — хитро улыбнулся нападающий. — Чёрный с двумя ложками сахара? — Мимо. Зелёный без сахара, брат. Футболист лишь бросил досадное «Бля» и, засмеявшись, вышел из комнаты, вспоминая, где находится кухня и непосредственно сама заварка. Федя же решил подняться и переместиться поближе к роялю, стоявшему в углу. Чалов внезапно для себя осознал, что играл на инструменте в последний раз… Очень давно. Нападающий думал о том, что сейчас, с таким убойным режимом, совершенно нет времени на лишний отдых, и уж тем более на музыку. Думал о том, что прошёл уже год с лишним с того момента, как он провёл отпуск в Индии с замечательной компанией. Причём здесь те каникулы на Гоа? Притом, что Чалов в последний раз играл на рояле тогда, когда они были с Костей (и ещё парочкой друзей) в отеле. Они вместе шли после ужина, и голову Станисавлевича внезапно посетила мысль, которой он решил поделиться с Федей. Мол, «сядь-ка, братец, за рояль и сыграй нам шо-нибудь». В подобной ситуации, вроде, и на хуй за такую просьбу послать хочется, а вроде и поиграть на рояле не такая уж плохая мысль… Говоря совем уж коротко о том, что приключилось дальше: Чалов нерешительно уселся за инструмент, озираясь на проходящих мимо незнакомцев, и принялся играть что-то (ну, не что-то, а «Лунную сонату» Бетховена, которую играл каждый раз, когда не знал, что сыграть...) на память, периодически похихикивая от того, что не очень хорошо помнил ноты. Своим «великолепным» исполнением форвард лишь вызвал у Кучаева дёрганье левого глаза и желание громко-громко материться на весь холл первого этажа отеля, заткнув уши. «Бетховен бы снова стал слышать, чувак!» Федя встал возле рояля. Смутившись, провёл пальцем по слою пыли, решив, что «надо бы убраться». Да некому и некогда. Чалов давно уже живёт не с родителями, а с девушкой. Ну, как «живёт»?.. Она периодически появляется, будто просто напоминает, что ещё жива и здорова. Видит футболист её только на фотках, которые она временами выкладывает в Инстаграм. Бывает, что они видятся воочию, но при этом ни у кого, ни у единого человека, не создаётся впечатления о том, что перед ними пара любящих друг друга людей. Максимум – хорошие друзья. «Мы пара, ты не имеешь никакого права мне изменять, точно так же, как и я; я не могу без тебя представить своей жизни, поэтому буду иногда с тобой делать фотки, где целую тебя в щёчку, но ты пойми: личное пространство, любимая работа, приносящая деньги, и подружки – мне важнее», – фраза, описывающая всё отношение Леры к парню. Футболист резко задумался о своей жизни, стоя у музыкального инструмента. У Феди есть такая особенность, о которой многие близкие знают: он «уходит в себя», причём когда надо и когда не надо. Как только мысли о прошлом, настоящем и будущем настигают Чалова, их (да, мысли) не волнует, в каком состоянии пребывает нападающий: он может просто спокойно сидеть где-то или тренироваться, веселиться с друзьями или играть в матче против «Спартака», выгуливать собаку или стоять в очереди на кассе. Мысли приходят сами собой, у них нет определённого расписания. Парню думается о ценных сердцу воспоминаниях, каких-то странных эпизодов из жизни, непонятных концепциях чего-либо, мемах, грустных моментах… Кажется, на ум приходит всё, что только можно. В голове у форварда в конце-концов рождается артхаусное кино. — Блин, Федь, этот твой зелёный чай какой-то вонючий, — в комнату возвращается Костя, держа в руках чашки. Чалов чуть вздрогнул от неожиданности, но друг этого не заметил. — Это же пиздец, Федос. Как ты его пьёшь? — Ну да, он пахучий, но зато иммунитет повышает, — Федя едва улыбнулся, отходя от рояля. — Это ты самовнушением занимаешься? — Да нет, правда. Я же не болею, как видишь. — Сейчас сделаю так, как любит делать моя бабушка, — Кучаев поставил чашки на стол и три раза постучал по деревянной поверхности, постаравшись выглядеть при этом максимально серьёзно. — Эта штука всегда работает, — нападающий усмехнулся и взял бокал. — И для профилактики нужно ещё сказать: «Тфу-тфу-тфу, чтоб не сглазить», — парень улыбнулся. — Ну, это – классика, — пожал плечами Чалов и сверкнул на секунду улыбкой, — Спасибо за чай, Костик. Полузащитник сел на край дивана рядом с хозяином квартиры, который, в свою очередь, вальяжно развалился, закинув ногу на ногу. Выглядело это всё так, словно парень с девушкой решили устроить большой совместный семейный ужин, чтобы познакомить родителей друг с другом. Кучаев смотрелся девочкой-подростком, которая хотела понравиться родителям её парня, оставить о себе приятные впечатления, и при этом, чтобы её собственные родители видели, какая она скромная и достойная. В то время как Чалов уже будто бы сказал отцу своей девушки: «О да, Ваша дочь тоже зовёт меня папочкой»... Это, конечно, с одной стороны, всё нормально, потому что Федя у себя дома, а Костя пришёл к нему в гости. Но с другой стороны, странно – ведь Кучаев не к незнакомому человеку домой пришёл, чтобы так скромничать. — Два вопроса: как твои глаза и что за чашки ты взял? — аккуратно поинтересовался Чалов, но скрыть своё недовольство полностью у него не вышло. — Два ответа: первый – спасибо, нормально; второй – они сверху стояли, — будто попросил прощения Костя. — Не рыться же мне было по шкафам в поиске нормальных чашек… — Лучше бы ты порылся, чувак, потому что в этом нет ничего такого! — продолжал с той же интонацией нападающий, показывая, что не обижается, но в то же время малость возмущён. — Ты же не чужой мне человек всё-таки, — тут Чалов смягчился. А потом с усмешкой произнёс: — Сидим, блять, из рюмок каких-то пьём. Где ты их только откопал, где находится это «сверху»? Я уже даже забыл об их существовании… — Ну, всё равно неловко шарить по шкафам, пускай даже в доме лучшего друга, — Кучаев смущённо улыбнулся. Затем последовала маленькая лекция-просьба, из которой полузащитник извлёк следующий урок: приходя домой к Феде, нужно чувствовать себя предельно свободно и раскрепощенно, лазать по шкафам и копаться в его вещах, если придётся, и ни в коем случае не брать маленькие чашки, ежели захочется испить чаю. В случае несоблюдения этих просьб-наставлений-правил, Чалов расстроится и решит, что ему не доверяют. Такой уж он человек. — И чем займёмся? — полузащитник усмехнулся, сделав глоток чаю. Федя ничего не ответил, лишь пожал плечами. Парень не понимал, что с ним происходит. Каких-то пятнадцать минут назад такого ощущения где-то внутри организма ещё не было… «Вроде хорошо, а вроде и не очень. То есть, как-то даже... Херово?.. Как говорит Марио: "Плохорошо"», – подумал про себя Чалов. Он принялся прислушиваться к тишине, ничего не ожидая, но в то же время как будто беспрестанно ожидая чего-то. Форвард вдруг задумался о том, что сейчас, в это же самое время, в других местах на земле кипела, торопилась, грохотала жизнь; а здесь, в этой тихой, уютной и просторной квартире та же жизнь текла так неслышно… — Я хочу, чтобы ты сыграл что-нибудь, — негромко произнёс Федя, выдохнув и закрыв глаза на пару секунд. — Что? — Кучаев не расслашал, что пробормотал его друг. — Думаю: может, мне сыграть что-нибудь? — нервно протараторил нападающий и кашлянул. А в мыслях: «Блять… Я даже не знаю, что хуже: то, что я сейчас сморозил или же этот пиздец с голосом. Почему он западает, как при простуде?..» — А, — неуверенно выдал Костя. — Ну, давай. Давненько я, кстати, не слышал, как ты играешь на рояле. — А давай, может, в ч-четыре руки? — голос дрогнул; Чалов шмыгнул носом, не понимая, зачем, и взглотнул. Федя сел за рояль и посмотрел на одноклубника, как бы уже приглашая взглядом того присесть. — В четыре руки? — приятно удивился Кучаев. Форвард кивнул. Кивнул словно ребёнок, которого спросили: «Сынок, будешь мороженое?» — Да давай, — парень пожал плечами и улыбнулся. Он сел рядом с Федей и почувствовал, как тот сжался. Будто бы боялся чего-то… Но чего? Полузащитника поразило такое поведение, однако он не стал задавать каких-либо вопросов, потому что решил, что может ошибаться. Хотя знает его как облупленного… Но всё же: вдруг ему показалось, что его лучший друг весь съёжился и выглядел так, будто ожидал получить по затылку чем-то тяжёлым? Разумеется, показалось... — Вспомнить бы хоть что-то, — Чалов странно хихикнул, затем кашлянул в кулак и поднял крышку рояля. — Прикольно. Сам предложил – сам не знает, что играть. Молодец! Можно шопеновский ноктюрн в ми-бемоль мажоре, — после короткой паузы ответил Кучаев. Он смутился немного от того, что только что услышал, а именно – мягко говоря, «чудной» смех какой-то школьницы, которая вернулась с концерта «Пошлой Молли», где вовсю голосила, подпевая любимым песням так, словно пыталась переорать Кирилла Бледного. Впечатление, по крайней мере, сложилось именно такое. — Ну, ноктюрн номер два, — уточнил Костя после того, как увидел озадаченное лицо Феди. — Да самый известный шопеновский ноктюрн, Господи боже, Чалов! — Это который?.. — парень чуть нахмурил брови. — В смысле, Федь, «который»?! Быть такого не может, чтобы ты не знал! — Кучаев очень удивился вопросу друга. — Блин, Костян, я… тупой, — форвард горько усмехнулся, отводя взгляд в сторону. — Я не понимаю, про какой ты ноктюрн говоришь. — Да самый, блять, узнаваемый, Федь! — по голосу было понятно, что полузащитник готов был заорать, но ограничился эмоциональным воскликом. (Восклик не есть крик). Чалов закрыл глаза ладонями и тихонько засмеялся. Футболист реально не мог понять, о каком таком ноктюрне идёт речь. Ещё это странное состояние, мешавшее всему… Дурацкая задумчивость и непонятные мысли, заполонившие весь мозг. Парень словно забыл обо всём, что только знал; его голова была занята соверешенно другими вещами. А тут этот ноктюрн… К тому же Федя поймал себя на мысли, что любое его действие кажется каким-то скованным и неестественным, но ничего сделать с этим не мог. Ничего. — Ну как мне тебе ещё объяснить, а? — Костя с улыбкой посмотрел на лучшего друга и убрал ему руки от лица. — Напеть, что ли? — и без шуток, Кучаев начал мычать мелодию второго ноктюрна. Правда даже эта манипуляция не спасла ситуацию: парень до сих пор не понимал, что это за произведение и смотрел виновато на полузащитника… — Ну, это который… Как, блин, ещё объяснить?.. А! Короче! Знаешь, у "Мьюз" в «Юнайтед стэйтс» он звучит где-то с середины трека! — А-а-а, ясно! Так бы сразу и сказал. Форвард иронично засмеялся, потому что понимал, что это странно – не знать классику, причём действительно самую-самую известную композицию Шопена, но зато знать песню "United States of Eurasia" группы Muse. Но ещё страннее было то, что парень знал наизусть эту композицию, играл её пару-тройку раз, но по неизвестной причине не понял, о каком таком нюкторне идёт речь… Опять же, футболист думал совсем не о том. Ему не до ноктюрнов и игры на рояле. Он уже жалеет о том, что это ляпнул! — Уроки музыки с Константином Кучаевым, — Федя ухмыльнулся. — У меня «Угадай мелодию», а у тебя «Сломай да узнай». С футболом закончим, в старости будет чем заняться. — Ага, — согласился Чалов, опуская глаза в пол. Опять эта тишина. Она всюду. Это страшное молчание повисает настолько резко… Парни ведь только что шумели, комната была наполнена смехом, а сейчас слышно лишь ровное дыхание каждого. Форвард задумался ненадолго. Немногие, наверное, знают, что Федя любит поэзию и сам неплохо умеет читать стихотворения, которые частенько заучивает наизусть. „«И в этой тишине есть что-то неземное, невыразимое... душа молчит и ждет: как будто в этот миг все страстное, живое… О смерти вспомнит и замрет». Блин, ну, не о смерти, конечно, но то, о чём я думаю, мне кажется, не хуже смерти…” – думал Чалов про себя. — Ну так что? — наконец хрипловатым голосом спросил Федя и улыбнулся левым краем рта. — Начинай, — ответил ему Костя. — Я?! — Давай ты, а я подыграю, — Кучаев подмигнул и усмехнулся. — И это сказал человек, который, считай, закончил музыкальную школу? — Чалов вопросительно поднял брови. А сам будто бы музыкальную школу не закончил, да? — О-о, — засмущался полузащитник. — Сейчас щёки порозовеют, вот смотри, — пошутил футболист, а спустя короткую паузу добавил: — Прямо как у тебя. Бомбардир лишь ухмыльнулся, услышав эту фразу. До него не сразу дошло… — Стоп, в смысле «как у меня»?! — прошло около пяти секунд после того, как парня насторожило сравнение друга. — У тебя сейчас дикий румянец на щеках, Федь, — спокойно пояснил Костя. — Тебе не жарко? — Н-ну, душно, но-о, — промямлил Чалов, нахмурив брови, и решил прикоснуться к щеке. — Бля, да они прям горят… — Ого, нихуя! — Кучаев тронул аккуратно одноклубника за скулу. — Чего ты дёргаешься? — парень засмеялся, почувствовав, как Федя вздрогнул от его прикосновения. — Не знаю, — застечиво пролепетал Чалов. — А это не аллергия на чай твой дебильный? — уже на полном серьёзе, немного взволнованно, спросил полузащитник. — Хотя… Ты же счастливейший человек, у тебя ведь ни на что нет аллергии. — Да жарко просто, наверное, или… — задумчиво отвечал Федя, убирая руки от лица. — Не знаю, короче… — Ты всегда краснеешь, когда сильно нервничаешь, — медленно произнёс Костя и улыбнулся. Нападающий настороженно посмотрел на парня. — Это забавно, потому что тебя, например, сразу видно, когда ты врёшь. — Ч-ч-чего-о? — засмеялся Чалов, теперь уже удивлённо глядя на друга. — Или когда переживаешь, или когда волнуешься, — продолжал Кучаев. — Хотя это, наверное, одно и то же… В общем, когда на нервяке. И форвард вправду поймал себя на мысли о том, что нервничает сейчас. Иначе отчего он намеренно хрустит пальцами, думает непонятно о чём, смущается, зажимается и чувствует себя максимально некомфортно, хотя рядом его лучший друг? Друг, рядом с которым Федя всегда живой и настоящий, не стесняющийся эмоций – совершенно не такой, каким его представляют фанаты ЦСКА. Для армейских болельщиков Чалов – сдержанный парень, который скромен во всём и говорит только по делу. Отчасти они правы, но нападающий никогда не бывает сдержанным, когда он вместе с его лучшим другом Костей Кучаевым. Федя становится будто совсем другим человеком. «Что за бред? Почему меня так, блять, смущает то, что я сейчас сижу так близко с тобой? Ёб твою мать, Костя, что за херня? Почему меня ни разу, блять, не смущал тот факт, что я могу с кем-то голым обняться в раздевалке, а сейчас меня коробит… Нет, не коробит, другое слово… Я даже слово нужное не подберу. Бля-я-я, почему меня изнутри как-то потряхивает от того, что наши плечи и ноги сейчас соприкасаются прямо сейчас… Сука!» – мелькало в голове у Чалова. Мысли лились неконтролируемым потоком. — Ладно, — Костя хлопнул ладонями по ляжкам и выдохнул, усмехнувшись, — Так уж и быть – начну, — он понял, что Федя явно был полностью погружён в свои мысли. — Очень надеюсь, что ты помнишь ноты и не испохабишь нашу игру. — А, да, — опомнившись, отозвался парень, нервно улыбнувшись. Кучаев намеренно хрустнул костями пальцев, выждал паузу и принялся играть, чуть прикрыв глаза.Frédéric Chopin
Nocturne in E-flat major, Op. 9, No. 2
Федя задержал дыхание, внимательно наблюдая за тонкими бледными пальцами, шагавшими по клавишам рояля. «И когда мне подключаться?..» – подумал про себя Чалов и прикоснулся к щеке, почувствовав, что она всё ещё горячая и порозовешая. — Боже, у меня такое чувство, будто мы где-то в филармонии выступаем, — нападающий еле заметно улыбнулся. — И от этого выступления зависит вся жизнь. В ответ Костя лишь фыркнул, усмехнувшись, и надавив на правую педаль, стал удерживать звук, не нажимая клавиши в этот момент. — Давай, — тихонечко произнёс Кучаев. Парень растерялся, но всё-таки сообразил, когда нужно вступать. «Пиздос. Сам же, дурак, предложил в четыре руки играть! Стоп, а Косте, дебилу, какого фига в голову пришла идея играть эту парашу, в смысле, шедевр мировой классики… Почему я не сказал, что тупо ноты не помню? Он бы запросто поверил хотя бы потому, что я, еблан, только со сто пятидесятой попытки угадал, что это, блять, за произведение, о котором идёт речь!.. Господи… У меня слишком много вопросов к себе. Но ещё больше, сука, к моим мозгам!» – было в голове нападающего. А ведь действительно: шопеновский ноктюрн номер два в четыре руки мало кто исполнял… Исполнял ли?.. Если только такие же любители, как Костя с Федей. — Федя, ёб твою! — зашипел полузащитник, хихикнув. — Да нормально всё! — Чалов закусил губу, приняв сосредоточенный вид, но ему хотелось смеяться. Истерично. — Запорол какую часть, блин! Ирод ты, Федя, — пошутил Кучаев, не отрываясь от игры. — Я неспециально. — Да ты половину нот, блять, такое ощущение, что тупо на слух подобрал прямо сейчас! — Костя прекратил играть, потому что в порыве эмоций всплеснул руками. «Ну, вообще-то так и есть?» – подумал, но не сказал нападающий. — Н-е-ет, мне просто опять не хватило наглости, — извиняющимся голосом пролепетал Федя. — Ну посмотрим, как будет звучать твоё следующее оправдание, — ухмыльнулся полузащитник. — В четыре руки невозможно играть! — прикрикнул Чалов и убрал руки от инструмента. — Нет ничего невозможного, — пошутил Кучаев. — Но ты только посмотри, как оно нескладно и паршиво звучит! — Это потому, что ты нервничаешь и от этого твои кисти… как танцующие крабы. Как у алкоголика. Такие: оп-оп, бочком по октавам так путешествуют, клацая по клавишам. Федя улыбнулся и спустя несколько мгновений, немного колебнувшись, произнёс: — Давай начнём сызнова. — Сызнова? — Костя, зажмурившись, засмялся в голос. — А что тебе не понравилось в этом слове? — Чалов сделал вид, что удивился, хотя про себя думал: «Блять, ну не дебил ли? Сызнова… Откуда я это слово взял вообще…» — Когда такой распрекрасный Фёдор с очаровательными крас… нет, багряными ланитами! И с такими… дикими очами предлагает начать сызнова: как тут откажешь?! — театрально спросил полузащитник. — Иди на хуй, Костян, — парень застенчиво усмехнулся и опустил взгляд в пол. — Сейчас сыграем сызнова да пойду, — Кучаев пожал плечами и улыбнулся. — Ладно, без шуток: давай домучаем уже этот ноктюрн. Я в курсе, что ты сам предложил сыграть что-нибудь на рояле вдвоём, а я, по большому счёту, в гостях, но давай, пожалуйста, играть. И да, именно то произведение, которое в четыре руки не играется… Вот заодно сделаем что-то странное и такое, что до нас, по-моему, никто не делал. Ты же знаешь, Федька, что я как приебусь к чему-то одному… всегда дело до конца довожу. И ничто меня не остановит. — Только Михалыч, — спокойно возразил Федя, но имя тренера было упомянуто в шутку. Даже Виктор Михайлович тут бессилен… Диалог мгновенно оборвался. Как только это происходит?.. Небольшое и совсем недолгое эхо раздаётся в комнате, а затем ему на замену приходит абсолютная тишина. Безмолвие – это, конечно, нормальное состояние в квартире Чалова, ведь он живёт один, музыку не включает, сам с собой не разговаривает (во время игры в компьютер не считается). Но сейчас же он не один, а с лучшим другом, с которым его так много всего связывает, так что это молчание кажется каким-то нелепым. Что за поведение такое странное у парней? Оба сидят за роялем отнюдь не благородно и роскошно, а будто два замерзших волнистых попугая в минус двадцать, примостившись на тоненькой ветке. Костя наконец берёт инициативу на себя, но делает это уже, видимо, потому, что начинает слышать звук своего сердца и течение крови по кровеносным сосудам. — Тебе точно не жарко? — спросил Кучаев. Под «взятием инициативы на себя» подразумевалось то, что полузащитник нарушил эту страшную, угнетающую тишину. — Может, я окно открою? — Сиди-сиди, — Чалов помотал головой. «Что, блять, с тобой?» – с какой-то досадой подумал про себя Костя и начал заново играть. Затем парень легонько задел локтём форварда, чтобы тот приготовился музицировать. Федя хотел было начать ослаблять звук, дотянувшись ногой до левой педали, которая, в принципе, используется не столько для ослабления, а сколько для изменения окраски звука во время игры, создавая этим самым дополнительные, акцессорные нюансы. — Извини, — без улыбки произнёс Чалов, почувствовав, как задел Кучаева ногой. Всё бы ничего, но получилось это как-то не по-дружески вызывающе. Хотя казалось бы, просто дотронулся ногой… — Смешно, — безэмоционально ответил полузащитник, но потом, после достаточно долгого молчания, всё-таки прихрюкнул, не сдержав смех. И это, если посмотреть правде в глаза, было и впрямь смешно. Все парни из ЦСКА сначала в шутку лапают за члены друг друга в душе, получают смачные шлепки по заднице от Виктора Михайловича, в раздевалке вечно смеются с окололегальных шуток, целуют друг друга в макушку, лоб, щёки, да даже в губы (чего греха таить), а потом просят прощения, если вдруг какое-то прикосновение могло показаться гейским. В этот раз ноктюрн звучал более убедительно и уверенно, словно они репетировали его долгое время. Со стороны казалось, что атмосфера царила совершенно ненапряженная, спокойная, а парни играли в своё удовольствие. Всё почти так, если не брать в счёт подрагивающие руки Феди и странное, тянущее ощущение в районе солнечного сплетения. Чалов боковым зрением наблюдал, как аккуратно и с какой нежностью его друг ставил пальцы на клавиши, порой поднимая лицо к потолку и закрывая глаза. Нападающий видел, как Кучаев «болен» инструментом, парня это восхищало. И каждый раз его удивляло, как в Косте, в этом спокойном парнишке, уживается любовь к музыке, талант глубоко и тонко чувствовать любую мелодию и эта любовь к футболу и к скорости, а помимо этого ещё умение проявлять жёсткость, да такую, что можно огрести от ВМГ... Федя почувствал, как напряглись его глаза, от того, что им сложно следить за игрой лучшего друга и в то же время смотреть на октаву и играть самому. Однако же Чалов всё ещё внимательно наблюдал за тем, как полузащитник, не глядя на клавиши, а уставившись куда-то перед собой, играет медленную красивейшую композицию. Любой невольно бы заслушался, даже тот, кто в музыке ничего не понимает и утвержает, что не любит классику, что она скучная и неинтересная. Каждый человек, без преувеличения, совершенно отвлечётся от мыслей, когда будет слушать шопеновский ноктюрн. Футболист сидел и наблюдал за лучшим другом, чьи пальцы ловко скользили по инструменту, создавая прекрасный набор звуков. Понятное дело, Федя пару раз запнулся из-за своей невнимательности и кипящего внутри воления, но это нисколько не испортило композицию. Чалов бессознательно замечтался, всё ещё чувствуя, как рдеют его щёки. Парень представил бушующий в пасмурную погоду океан и совершенно безлюдный, дикий песчаный пляж, где есть только он один и огромные булыжники. Океан всё волнуется и беспокоится, волны, бьющиеся о те самые камни, создают шум. Форвард представил, как стоит посреди этого пляжа совершенно один, наедине со своими мыслями, наедине со своими чувствами. Состояние его – один в один как сейчас. Федя отвлёкся на посторонние мысли, продолжая играть вполсилы, не понимая – хорошо ему или нет. Парень до сих пор думал о том, что стоит совершенно один на этом пляже, пускай только в голове, мысленно. Чалова в одно мгновение окутал страх того, что его вот-вот накроет огромной волной, уволочет в бездонный океан, а затем выбросит, как ненужную вещь. Федя очистил голову от тревожных мыслей и прекратил играть окончательно; он на долю секунды задержал взгляд где-то перед собой, а затем, повернув плавно голову и чуть наклонившись вперёд, поцеловал Костю. Искусанные от волнения губы Чалова накрыли мягкие губы Кучаева. Кажется, это был самый спокойный и одновременно пылкий поцелуй на свете. — Я понял, почему у тебя порозовели щёки, — легко, еле заметно улыбнулся полузащитник после того, как Федя оторвался от его губ. — Потому что ты в прямом смысле горел от желания. — Нет, — взглотнул Чалов, совсем не сдерживая гримасу отчаяния. — Я горел от того, что не понимал, что за херотень происходит в моей голове!.. А ещё больше горел от того, что я думал именно о тебе. Какого, блять, Кучаев?.. — Это нормально, когда влюбляешься, — иронично заметил парень. — Блять, Кость… — с досадой пролепетал форвард. — Всё нормально. — Я только что поцеловал тебя, — прошептал громко Федя; он будто бы только что осознал, что сейчас между ним и его лучшим другом произошло. — Да, я это понял, — решил свести на шутку Кучаев. — Блин… — Ничего страшного. — Как, блять, пиздец… — Тише-тише, — футболист посмотрел на Чалова. — Сука, блять, у меня же есть девушка! Мы с ней вместе четыре года почти, неважно, что мы не видимся практически… Ну, чисто теоретически вместе… Эта участь постигает всех жен спортсменов, и она это знала и… Блять, Костя, что со мной? — нападающий заикался и старался не закричать. — Что это, блять, было?! — Это просто ещё одна вещь в копилку к тем вещам, о совершении которых ты будешь жалеть и чувствовать, что проявил слабость, — миролюбиво объяснил Кучаев. — Но это совсем не так. И так же спокойно, как только что произнёс свою речь, Костя, прикрыв глаза, поцеловал Федю быстро. — У тебя тоже порозовели щеки, — усмехнулся Чалов, продолжив смущаться. — Тут жарко, — сориентировавшись, ответил полузащитник, помахав рукой словно веером. — Конечно, да, — парень засмеялся. — Потому что рядом горячий парень. — Как я ненавижу эти изъезженные фразы, — негромко сказал футболист. — Но почему-то от тебя я их всегда терплю. — Значит и вправду любишь. — Как друга. — Угу, — кивнул пару раз головой Кучаев и постарался не засмеяться. Федя почувствовал, как его сердце начало биться часто-часто. Будто бы он смотрел самый страшный фильм ужасов за историю человечества, при этом пробегая многокилометровую дистанцию в жаркий день. Парень выдохнул, попытавшись успокоиться. Как же долго он копил свои чувства в себе, стараясь изо всех сил не показывать их никому. И ведь у него получалось! До этого дня. «Не выдержала душа поэта», и это нормально. Любовь, если она действительно настоящая, никак не скроешь и ничем не прикроешь. «Это такое двоякое ощущение… Ты вроде и счастлив, что всё так сложилось, потому что Костя… Не имеет ничего против, что ли?.. А с другой стороны, блять… Я… И Костя?.. Пиздец. Боже мой, кто бы мог подумать…» – рассуждал про себя Чалов. — Ты прав, — нападающий наконец скрасил эту повисшую паузу. — Это действительно, в какой-то степени, проявление слабости. — Можешь её почаще проявлять, когда ты рядом со мной, — Костя сперва опустил взгляд в пол, мол, засмущался, а потом посмотрел на Федю и, чуть нахмурив брови, строго приказал: — Но не на поле! Там не смей, там рви как тигр. Футболисты усмехнулись одновременно, взглянув друг другу в глаза. Больше не нужно никаких объяснений – одного взгляда достаточно. Федя неимоверно счастлив тому факту, что всё сейчас свелось на добрую шутку, хотя ситуация получилась максимально неловкой (настолько, что у лучшего бомбардира РПЛ покраснели щёки). Костя, конечно же, догадывался о том, что так тщательно пытается утаить от него его лучший друг, Кучаев не слепой и слишком хорошо знает Чалова, чтобы не замечать его странного поведения. Но до конца поверить, что это правда, полузащитник не смог. Почему? Самому бы понять. Они оба жили какими-то отговорками. Люди становятся такими идиотами, когда начинают говорить об истинных чувствах. Сколько бы лет им не было, какими бы интеллектуалами они не являлись. Невозможно скрыть любовь, даже когда тебе кажется, что ты блестяще это делаешь, и никто не догадывается. Люди действительно в какой-то степени проявляют слабость. Самую искреннуюю слабость... — И что, мы теперь?.. — словно не веря в происходящее, спросил Федя. — Друг другу во всём сознались, — Костя кивнул головой и, смущённо расплывшись в улыбке, взял одной рукой парня за руку, а другой дотронулся до щеки Чалова. — Я не помню уже: говорил ли тебе, что у тебя тоже порозовели щёки, но… В любом случае, тогда повторюсь и скажу, что мы похожи в этом плане, — нападающий улыбнулся, продолжая смущаться. — И не только в этом, — Кучаев чуть наклонился и нежно поцеловал форварда в нос.