Геллерт

Каждый шаг гулко раздается в тишине. Альбус не пытается бежать — от себя убежать невозможно. Его похитили прямо из постели, и он даже не смог предвидеть, что кто-то из последователей Геллерта может использовать гиппогрифа для этого. Такого дерзкого похищения в волшебном мире ещё не было, и Альбус был почти восхищён этой дерзостью, этой… Уверенностью. Его усадили на роскошную кровать с балдахином, ни разу не проявив ни агрессии, ни злобы, и заперли. Альбус прошёлся взглядом по комнате, вздохнул, чувствуя как низ живота пронзает жар волнения. Он расплетает волосы. Шаги Геллерта он узнаёт быстро — слишком быстро. Пальцы подрагивают, сжимая шёлковую простынь, когда двери медленно открываются. Геллерт бесстыдно скользит взглядом по его телу, голодно, зло. Дамблдор кусает губы, загнанно смотрит, молчит. — Ньют. Ньют Саламандер. — Жёстко произносит он и в его голове такая ревность, что Альбус изумлённо вздрагивает. — Что у тебя с ним? — Ничего. — тихо произносит он, чувствуя как Геллерт пытается пробиться через ментальную защиту. Наконец, тот кивает. — Раздевайся. Альбус не повинуется, хотя низ живота пылает от его взгляда, от его тона, от того, что Геллерт Гриндевальд украл его посреди ночи из собственной спальни. Геллерт снимает своё пальто, и теперь Альбусу страшно. Он красив, он до сих пор так красив, что сердце рвется из груди. — Я буду трахать тебя всю ночь, если тебе интересно. — Геллерт расстёгивает свою рубашку и оставляет её на кресле у книжного шкафа. Ничего другого Дамблдор и не ждал, но от этих слов все внутри вспыхивает, и даже член бесстыдно начинает выпирать через ночную рубашку. — Я буду трахать тебя всю ночь. — повторяет Геллерт. — А потом привяжу тебя к кровати и повторю, — делает несколько шагов к нему. — Альбус. Альбус завороженно наблюдает за ним, пока его рука не сжимает копну рыжих волос, не тянет на себя, заставляя встать. Геллерт Гриндевальд так близко, что его, Дамблдора, сердце готово выпрыгнуть из его груди и упасть к его ногам. Геллерт зарывается носом в его волосы, прижимая его к себе. — Отпусти. — выдыхает Альбус, прижимая ладони к его груди — оттолкнуть, оттолкнуть, оттолкнуть — лишь оглаживая её. — Нет. — Властно произносит Гриндевальд, кусая его шею. — Нет. Забудь об этом. — Альбус шумно вздыхает, сжимая его плечи. — Геллерт… — Ты знаешь, что я всегда прихожу за тем, что моё, — в голосе Гриндевальда скользит уверенность — ломающая, такая… Преступная, такая соблазнительная. — Ты не мог не знать, что я приду за тобой. Я не твой, я не твой! — хочется крикнуть Альбус, но крик застревает в сердце, ломается и бьётся в лёгких. — Ты отрастил волосы, — шепчет Геллерт ему в шею, забираясь под его ночную рубашку. — Мне нравится. Альбус бьётся в его руках, как птица в силках. Альбус дрожит, и он слаб, так бесконечно беспомощен перед Гриндевальдом. — А знаешь, что самое лучшее? — шипит Геллерт, сжимая его ягодицы. — Все они знают, зачем ты здесь. Каждый из них. Все они лягут сегодня спать со знанием того, что мне отдавался сам Альбус Дамблдор. А завтра об этом узнает вся Англия. Альбус вспыхивает, пытается оттолкнуть его, но руки Геллерта сжимают его запястья, а губы и на секунду не останавливаются. Сопротивление Альбуса все больше похоже на фикцию. Геллерт чувствует это — его рыжая бестия теряется, а значит, пойдёт с ним, за ним. К ложу, к шикарной белоснежной кровати, где он наконец-то возьмёт то, что должно. Альбус кусает губы, шумно дышит. Гриндевальд не стесняется совершенно, его пальцы сжимают длинные рыжие волосы, и он зло, почти беспощадно выцеловывает его шею. — Я не перейду на твою сторону.  — Не переходи. — Выдыхает Геллерт. — Я сам заберу тебя. Резкими движениями он оставляет своего друга, своего любовника, своего мужчину обнаженным. Альбус стоит под его взглядом молча, глядит ему в глаза. С мягким упрёком, не больше. Больше — это выше его сил. — Геллерт… — Nox. — свет гаснет, но серебристая радужка глаза Геллерта немигающе смотрит на него. — На кровать. Живо. Альбус судорожно сглатывает, опускаясь на белоснежную простынь. Его пальцы грубо сжимают его бёдра, почти до синяков. Геллерт довольно смотрит, резко опуская ладонь на внутреннюю сторону бедра. Шлепок заставляет его вздрогнуть, широко распахнув глаза. Гриндевальд переворачивает его на живот, и его страсть — животная, удушающая, проникает в Альбуса, заражает его. Геллерт бьёт его по ягодицам. В чётком ритме, с каждым разом увеличивая силу удара, и Дамблдор сходит с ума. — Ты можешь остановить меня, Альбус. — шипит он, нанося удар. — Что же ты не остановишь? — издевательски тянет он. — Они не знают где твоё место, Ал. А мы знаем, не так ли? И оно… Альбус шипит от очередного удара. — Оно подо мной. — заканчивает Геллерт, кусая его в холку, пропуская длинные рыжие пряди сквозь пальцы. — Не-ет, — сдавленно стонет Альбус. — Да. — бросает Гриндевальд. — Да, Альбус. Закрылся в своём замке… Спрятался. И от кого — от меня? — Геллерт мягко смеётся. Дамблдор вздрагивает от его смеха, замирает, почти болезненно стонет — этот смех стирает его в пыль, этот смех душит его, этот смех течет по его венам. — Я знаю, — Геллерт жалит его спину поцелуями, — кого ты видишь в том зеркале. Альбус несдержанно стонет под грубыми ласками. — Ты можешь отрицать, но твоё сердце, — шепчет Гриндевальд, — я чувствую его. Я знаю, оно моё. Оно всё ещё моё, и никогда не будет ничьим больше. Геллерт переворачивает его на спину, разводит ноги, оглаживая бёдра. — Отдай мне себя, Альбус. Сам. Отдай мне то, что моё по праву. Альбус дрожит. Альбус наблюдает как Геллерт Гриндевальд стягивает с себя штаны и бельё, и он болезненно возбужден. — Помнишь, когда мы прятались от кентавров в чертовом запретном лесу, Ал? — жарко шепчет он. — Интересно, ты способен сделать мне такой же превосходный минет? Альбус краснеет, а Геллерт смеётся. Он произносит заклинание, (Дамблдор никогда не стремился изучить эротическую сторону магии, в отличии от бывшего лучшего друга), создавая почти из ниоткуда смазку. Геллерт проталкивает в него пальцы чуть резче, чем следовало, но хотя бы один за другим, и Альбус старается максимально расслабиться. — Говори со мной, Альбус. — приказным тоном бросает Геллерт, давит на простату. Альбус давится стоном, и, не сдержавшись, сжимает его плечи. — Геллерт! — стонет он, кусая губы, и Гриндевальд усмехается, жадно целуя их, кусая, сминая в своём свирепом поцелуе. — Никуда ты от меня не денешься, Ал. — тихо произносит он, размашисто трахая его. Гриндевальд довольно смотрит. Он много раз представлял себе это. Как он будет иметь желанное тело — на столах в хогвартской столовой, в его собственном кабинете, в кабинете директора, заставляя всех смотреть на это действо. Как Альбус будет стонать под ним, когда он разложит его прямо в министерстве, чтобы показать, что их надежда, их единственная надежда, принадлежит ему. Альбус чувствует, как пальцы покидают его разработанный проход, недовольно застонал, краснея — Геллерт так усмехается, что ему становится действительно стыдно. — Проси. Проси меня, Альбус. Как тогда. Или останешься здесь до утра обездвиженный. — Дамблдор хнычет, кусает губы, и наконец, закрывает ладонями лицо. — Геллерт… — выдыхает он. — Я знаю, — голос то и дело дрожит. — что это может показаться тебе неправильным и даже мерзким, но я люблю тебя… — Гриндевальд цепко смотрит, но усмешки на его лице нет. — И я готов на всё, чтобы быть рядом с тобой… Быть тобой. Мои тело и душа твои. — Слово в слово, Альбус. Слово в слово. — тихо выдыхает Геллерт. Альбус краснеет, будто есть что-то постыдное в том, чтобы помнить свое первое признание в любви. — И после этого ты хочешь сказать мне, — вкрадчиво произносит Гриндевальд, — что ты не мой, Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор? Геллерт толкается в него на выдохе. Альбус вскрикивает, потому что толчок болезненный и резкий, но Геллерт тут же замирает, смотрит почти ласково и целует. Дамблдору было бы в три раза легче, если бы он был жесток. Если бы причинял нестерпимую боль, если бы унижал и бил. Поцелуй неожиданно мягкий и аккуратный, такой… Такой не Геллертовский. — Ты можешь не быть на моей стороне, Альбус. — Геллерт кусает его в шею. — Но отрицать того, что я владею тобой, твоим сердцем, твоим телом — не смей. Альбус стонет, потому что Гриндевальд берет быстрый темп, вбивается в него, попадая по простате, сжимая его бёдра. Потом рука Геллерта в привычном месте тянется к его горлу и сжимает — как и раньше — не сильно, но достаточно, чтобы разбавить удовольствие толикой риска, толикой опасности. Альбус тонет в удовольствии, тонет в Геллерте Гриндевальде, в международном магическом преступнике. — Вот что тебе нужно, Альбус, — довольно рычит Геллерт, по-животному трахая его, так, что если бы они действительно были животными, да хоть теми же огнельвами, то весь прайд не имел бы сомнений, кому принадлежит строптивая рыжая самка. Альбуса самкой не назовешь, но в конце концов, Геллерт уничтожит любого, кто посмеет причинить вред его, его Альбусу Дамблдору. Он снова тянет медные пряди, зарываясь носом в них, но Альбус более не противится. У Альбуса припухшие от жадных жёстких поцелуев губы, горящий от удовольствия взгляд. Альбус льнёт к нему, стонет громко-громко, но по-другому, думает Гриндевальд, и быть не может. Геллерт любит его. Геллерт Гриндевальд любит его, думает Альбус. Как бы он не прятал, как бы он не отрицал, здесь, сейчас, он как открытая книга для него. Да, своей беспринципной, жестокой, своеобразной, мучительной и просто невероятно собственнической, но любовью. Ладонь Геллерта сжимается на его члене, дразнит, оглаживая головку. Альбус не выдерживает, тянет его к себе за волосы, потому что в душе нарастает что-то такое едко-огромное, неизбежное, и Дамблдор целует его также жёстко, как раньше сам Гриндевальд его. Гриндевальд кусает его губу, но перехватывать инициативу не торопится. Его рыжая бестия наконец открыта перед ним, и пусть так, пусть думает, что они на равных. — Ты… Ублюдок. — прерывисто шипит Альбус, кусая его шею, жмётся к нему. — Знаю, Ал. — усмехается, Геллерт, с силой бьёт его по ягодицам, заставляя вскрикнуть. — И именно такого меня ты любишь. Всхлип застревает у Дамблдора в горле. Он подаётся навстречу толчкам Гриндевальда, сжимается, стараясь сильнее насадиться на его член, и у него нет никакого желания сопротивляться ему. Геллерт доводит его до оргазма, кончая в него. Альбус прикрывает глаза, уставший, утомленный, действительно опустошенный. Но он тут же распахивает глаза, когда вокруг его запястий оборачиваются непонятно откуда взявшиеся шелковые ленты, (тем не менее — Альбус специально дёргает рукой — держат они не хуже стальных цепей). — Я ведь обещал, что свяжу тебя. — ухмыляется Геллерт, и Альбус окончательно капитулирует.

***

— О, Мерлин! Профессор Дамблдор! Где вы пропадали?! — восклицает юная Минерва Макгонагалл. Альбус не осуждает её. Его не было три дня, он растрёпан, его шея пестрит укусами и засосами, а ещё он в чужой одежде. В одежде Геллерта. Он цел, но изнеможден, а ещё невероятно затрахан. И совсем-совсем немножечко счастлив.