Часть 1
3 декабря 2018 г. в 20:56
Алекс сидит напротив него. Её брови дугой скрываются под взлохмаченными волосами, а губы надуваются, будто у богатой стервозной дамочки, только что вколовшей новую порцию гиалурона в них — её самое лучшее лицо, припасённое для встречи с Ларри; а Ларри это бесит, и ему не терпится сорвать его с неё, прямо голыми руками и чтобы кровь капала на пол, пока её испорченная кожа лежала бы где-то у её ног. Очки бы, разбитые, упали вниз линзами, а она бы орала, пока не выросло бы новое лицо — такое, какое с Пайпер. Казалось, тогда он станет спокойным. Но сейчас, когда разозлённый и до безумия нервный Ларри Блум, скрестив руки перед собой, смотрит на мерцающие бликами очки Алекс, ему кажется, что он уже в Аду. Она что-то говорит, и, внимая, Блум разъярённо бьёт по маленькому столику. Алекс вскакивает с места, ядовито шипит ему что-то в рожу и уходит обратно, в блок C — впрочем, больше идти некуда. Охранники пытаются вывести парня на улицу, но он вырывается и шагает сам — быстро, громко, стучит ботинками по полу.
А он возвращается домой, к Полли с её отпрыском, и уходит в ванную, закрываясь там на долгих два часа. Девушка стучится в деревянную дверь крепко сжатым кулаком и прикусывает язык, понимая, что пора идти спать, мычит что-то уже, похоже, сквозь стиснутые зубы истерическим выдохом, и, напоследок позвав парня, вырывает из горла омерзительно-писклявый всхлип, удалявшийся с подпорченного слуха Ларри вглубь квартиры. Он привык; он же не виноват, что каждый раз он выходит с работы и ошивается у тюрьмы, ожидая, когда он сможет зайти и поговорить с Алекс снова, как на той неделе, состроив пафосное лицо, бросая вызов глазами. Он чуть ли не выламывает дверь, дёрнув за хлипкую ручку, и идёт на диван, где ему уже давно постелено. Полли же поймёт, Полли же вытерпит — всё равно он не ляжет с ней в одну постель.
Обрывками, разговоры въедаются в мозг — на самом деле, это всё, что он помнит. Полли уже не волнуется, лишь смотрит на него острым взглядом, вонзая им копья в сердце парня; а Ларри не обращает внимания — лишь видит её улыбку, становившуюся прямым обозначением горечи и сожаления, и только позволяет пожелать спокойной ночи — на большее ей уже не хватает сил, а ему — нервов. Он ест молча, она не хочет завтракать с ним — слишком мерзко на душе становится. Харпер одевает сына и натягивает на себя толстую зимнюю куртку. Не прощается с ним, не целует — просто молча уходит. Он остаётся один, в тишине, не считая тихо шипящего на фоне телевизора — похоже, он и правда ничтожен. За окном падает снег, а он вертит в руках керамическую вазу, подаренную им с Пайпер когда-то. Хочется бросить — нельзя; чёртова Алекс.
Он уже не ревнует. Представляет, как Чепмен стонет под ней где-то в прачечной, и вместо возбуждения испытывает самые горькие чувства. Так вот какая она — карма. На вкус омерзительна, ужасно щиплет язык и сердце, а по ощущениям — будто насквозь проткнули. Так вот что имела ввиду Полли. Её разочарованный взгляд никогда не отдавался ему в душу, он другой; не такой, как у Пайпер. И он понимает, почему Воуз заступалась за неё: Чепмен милая, хитрая и умеет запудрить голову — сам дураком был, кому ещё знать. Он ловит её слова и не задумывается, но он не учёл одну вещь: Алекс Воуз — не Ларри Блум, и уж кого-то Пайпер может действительно любить.
Он больше всего хочет услышать её низкий голос, соглашающийся с ним, и терпит неудачу, когда сильная рука разбивает ему нос. Копы хватают её под мышками, и пока капля крови течёт из ноздри, Ларри показывает ей средние пальцы и хлопает дверью, когда выходит. Ему кажется, что его скоро перестанут пускать внутрь тюрьмы, но дальше презрительного взгляда охранников не заходит, поэтому он громко шлёт нахер это место. Он снова сказал о Пайпер плохое, и Алекс в долгу не осталась. Снова.
Ларри хочется думать, что у него ещё не до конца прогнившая душа, но когда Полли начинает очередную истерику, он смог ударить её. Он безумно жалеет, но она уже послала к чёрту надежды и обещания, слив в одну лужу все чернила, которыми он с особой аккуратностью два года выводил на ней слово «бесполезная», от которых отмыться теперь — выкинуть его из своего дома. Да вот только чернила там самых разных цветов, не смешивающихся друг с другом, и Харпер просто уходит в другую комнату. Он определённо чувствует себя куском дерьма.
Сегодня он спит не дома. На пороге, на вокзале, на лавочке, да хоть у грёбаного Личфилда, но не дома. Ходит по ночному городу, что совсем не романтично, ведь прошедший снег и минусовая погода дают о себе знать. На нём старая ветровка — найти что потеплее не дала его оставшаяся капля совести, которая вторила уйти оттуда и побыстрее. Перчатками он ещё больше натирает красные глаза и словно не слышит лай дворовой собаки неподалёку. Правда глаза не режет; она их прокалывает, создаёт огромную струю дурно-пахнущей крови и выдёргивает их, оставляя тебя незрячим на всю жизнь. И Ларри чувствует что-то подобное, разве что изнутри и где-то в желудке.
Ему хотелось бы встретить Пайпер Чепмен снова, только для того, чтобы плюнуть ей в лицо всеми смятыми цветами, что он ей дарил, и, будь он проклят, сказать ей, что её уебанский выбор будет стоить ей всего, что она могла бы давно испытать с ним. Вот только Пайпер уже испытала все наилучшие эмоции и уже набралась смелости пырнуть его заточкой.
Просто они с Алекс похожи. Пайпер — откровенная сучка, что когда-то разбила сердца им обоим. Только вот у Алекс оно хоть и хлипкое, потрёпанное, но склеилось, когда его остатки подобрала и собирала воедино несколько месяцев та же Пайпер; у Ларри оно почти новое, с одной заплаткой, но собрать его он не в силах, ведь такой материал в чужих руках разламывается ещё больше.