мы взрываемся фейерверками, (не померкнем, не померкнем мы).
марк его не любит. джебом не маленький и всё давно уже понимает, не смеет винить. разве что, только себя. за глупость, за верность, за то, что сам позволяет падать всё ниже и ниже. падать в глаза на фото, что всегда сияли так ярко, стоило лишь иму появиться рядом. но никакая плёнка не передаст то, что видел джебом в его глазах – миллиарды цветов, сверкающих под преломлением солнечных лучей. марк его не любит. каждую пятницу они ходили вместе на рыбалку, потому что иму нравится спокойствие наедине со старшим. тёплый песок напоминал марку о родной калифорнии, пусть и шум моря был слабее, а людей меньше. но джебом улыбался, аккуратно касаясь плеч, притягивал ближе в попытке подбодрить. и у него всегда выходило. туан улыбался сначала слабо, а после смеялся громко, заливисто, влюбляя в себя снова и снова. казалось бы, куда сильнее. но предела всё не было. «останься со мной сегодня». «прости». марк его не любит. а у джебома все блокноты исписаны его именем, все стихи – о нём. джебом безнадёжно влюблён, а марк улетает домой. накануне, туан звонит ему глубокой ночью, когда все уже заснули. «это правда, что ты уезжаешь»? «правда». «я люблю тебя». «я знаю». «а ты меня»? «прости». «всё в порядке. просто хотел хоть раз сказать тебе об этом.» «спокойной ночи, джебом-а. прости». марк его не любит. осознание особенно сильно бьёт под дых утром, когда туан не приходит ни через пятнадцать минут, ни через полчаса, ни через два. сразу вдруг понятно и почему старший так часто извинялся, и почему их совместные походы к морю участились, и почему так тоскливо марк смотрел на закатное солнце на горизонте. там, в городе ангелов, всё было совсем не так, как здесь. там горячее, там громче, там роднее для марка. марк его любит, но не так. туан знал всё с самого начала и позволял всегда чуточку больше, чем другим. видел все долгие, пронзительные, всегда наполненные нежностью напополам с болью, взгляды, чувствовал каждое прикосновение, незаметное остальным. если не виделись больше недели, говорил, что скучал, а при прощании обнимал и просил написать, когда вернётся домой. волновался, как за ребёнка, не позволял замёрзнуть или заболеть, не позволял другим говорить грубости. заботился. дорожил. защищал. но джебом любит. и ему этого вполне достаточно. достаточно раз в месяц взволнованно открывать почтовый ящик, находить там письмо, и читать его весь день, рассматривать полароидные фото. иногда марк присылал фото заката у моря, с обратной стороны подписывая, что джебома рядом не хватает, иногда и свои фото отправлял, со смущённой пометкой «чтобы хёна не забывал». письма были длинные, красивые, искренние. от них сердце теплело, ускоряя ритм, чтобы в конце концов оборваться в пропасть. ведь марк его не любит. джебом слышит от знакомых, что у марка появилась девушка, что они уже два года вместе; что на работе у того дела идут в гору, какой-то жутко популярный дом моды хочет подписать контракт с его фирмой; говорят, что не зря марк четыре года назад уехал из кореи. а туан всё пишет письма, реже, чем раньше, но также по привычному называет его «джебом-а», и всё время извиняется в конце, добавляя греющее душу «буду ждать твоего ответа. пиши, как можно скорее, пожалуйста». письма приходят всё реже, всё короче, а вскоре и вовсе перестают. им лишь тепло улыбается, проверяя почту в очередной раз. он мог бы написать в социальных сетях или позвонить, но это слишком просто, слишком не по-джебомовски. никакие шрифты не заменят почерк марка, местами корявый и непонятный. на самом деле, джебом много раз звонил на старый номер старшего, вслушиваясь в гудки, а после в приятный женский голос, сообщающий уже давно известную джебому фразу. \\ марк ступает босыми ногами по песку. в америке и правда всё не так, как здесь. тот пляж, на который он с детства ходил с родителями, всё время шумный и многолюдный, хранящий множество счастливых воспоминаний с многими людьми, был похож на старый фотоальбом, где лица смазаны, а имена забыты. здесь же будто было лишь одно длинное воспоминание с привкусом горечи. туан не подходит слишком близко, садится на изрядно высохшую траву и недолго смотрит на фигуру у причала. джебом повзрослел с их последней встречи. это не должно так сильно удивлять туана, но он ничего не может поделать с собой – одинокий силуэт има отдаётся болью в сердце. он правда лишь хотел, чтобы младший стал счастлив без него, хоть и понимал, что его внезапный отъезд скорее был эгоистичной попыткой сбежать от ответственности за разбитое сердце друга. марк уходит с пляжа другим путём, чтобы нечаянно не встретить джебома раньше времени.надеюсь, у тебя нет планов на сегодня. я хотел зайти. от: марк-хён
джебому кажется, что он спятил как минимум, ему кажется, что его воображение в очередной раз шутит. с чего бы ему вдруг возвращаться? неужели и правда скучал? а письма не мог писать из-за занятости, или же хотел сюрприз сделать? им ничего не понимает. сердце заходится в сумасшедшем ритме, снова теплится в надежде, возвращая остроту былых чувств, приглушённых за долгое время разлуки. но как только туан появляется на пороге и смотрит сожалеюще, несмело, глаза в глаза, шепчет еле слышное, но режущее воздух своей привычностью «прости», джебом вспоминает. марк его не любит. и никогда не любил так, как хотелось бы иму. он улыбается сквозь ядрёную боль, глубоко вдыхая и выдыхая, не в силах смотреть куда-либо кроме марка. – я скучал, джебом-а. – ломающимся голосом под напором собственной совести. – я не должен был… вот так вот… – всё в порядке же. – врёшь же. марк плачет сильнее, чем в день отъезда, но на этот раз джебом рядом, обнимает, что-то успокаивающее шепчет прямо на ухо. туан ломается в его руках, заходясь в бесконечном «прости», задыхаясь в невысказанном. слова путаются, спотыкаются друг о друга, голос снова и снова срывается. – мне жаль, джебом-а, мне так жаль. мне нечего сказать тебе больше, кроме этого глупого словосочетания. я хотел, как лучше, думал, вдруг ты без меня… вдруг сможешь как-то. я трус, самый настоящий, я сбежал не попрощавшись нормально. – туан выговаривает всё это с трудом, снова срываясь на рыдания. худи марка намокает от его собственных и от джебомовых слёз. он позволяет джебому прижать его сильнее к себе, позволяет сцеловать слёзы со щёк, скул, шеи. позволяет поцеловать себя глубоко, позволяет себе ответить так же. их поцелуй горький и солёный, с привкусом металла от покусанных, дрожащих губ. их поцелуй первый и последний, это окончательно прощание раз и навсегда. в пыльной, солнечной прихожей, с запахом морского песка и чего-то терпкого, бьющего в нос, они так и засыпают на полу, крепко держась друг за друга. джебом просыпается один, всё ещё ощущая слабый аромат марка, как единственное доказательство тому, что всё действительно было, что ему не приснилось. на столе в гостиной записка с извинениями.завтра в семь вечера на том же пляже. я буду здесь ещё два дня, перед тем, как совсем уеду.
джебом улыбается, смахивая пальцами подступившие слёзы. это действительно последний раз, когда они увидятся. \\\ «ты женишься на ней?» «прости». «прекрати извиняться уже и скажи мне то, что я хочу услышать». «я не люблю тебя».марк его не любит, но джебом – да. и ему этого вполне достаточно. достаточно проверять почту раз в месяц, перечитывать письмо весь день и рассматривать полароидные фото с разными подписями на обратной стороне.