Злая земля

      Первый год был самым страшным и неясным.       Потом пришло понимание — их не спасут, идти некуда.       Остается лишь одно — выживать.       Уже давно никто не выходил за периметр ограждения, который в три слоя окружал техническую территорию войсковой части, где ему довелось служить. Там, за ограждением, находились казармы, бывшие когда-то его домом, и чуть дальше — город, названный в честь каких-то братьев-князей, убитых своим старшим братом. Там, за периметром, когда-то находился мир, в который он так рвался со службы. Мир, который стал таким опасным и страшным за прошедший год.       Вначале почти каждый день кому-то из их роты сообщали о смерти родственников. Подтвердились доходившие слухи о случаях массового помешательства, и после этого кто-то умный из министерства приказал отобрать у солдат срочной службы все средства связи.       А потом стало еще хуже.       Ефрейтор поежился от накативших воспоминаний. Он помнил, как за месяц до дембеля, на очередных учениях, старый полковник вдруг стал орать про конец света. Полковой священник низким могучим голосом затянул проповедь о том, как каждому за его грехи неминуемо придет воздаяние, и требовал покаяться, чтобы с чистой душой принять смерть перед страшным судом.       А еще он помнил, как через час комбат застрелил сумасшедшего полковника, а командиры рот раздали оружие солдатам и приказали закрепиться в пределах спецсооружений на технической территории.       Держать оборону.       Никто из них еще не знал, что в тот момент власть в стране уже три дня как отсутствовала, а через неделю и само понятие «страна» перестало существовать.       Расходящиеся кругами воспоминания, словно в глубокий темный омут бросили тяжелый камень, захватили сознание ефрейтора, но воинский долг — превыше всего, выше глупых мыслей и чувств.       «Я должен установить связь с другими частями нашего соединения» — огоньком сигнальной ракеты вспыхнула в его мозгу навязчивая идея. И в тысячный раз за свою бесконечную смену он зажал тангету, сообщая в эфир свои позывные и координаты.       — Метка-49, Метка-49, я Знамя-64, прием! — ионизируя воздух на мили вокруг, в абсолютной тишине эфира разносились позывные умершей войсковой части. Но в ответ его наушники ловили лишь белый шум.       Как и вчера.       Как и многие годы до этого.       Где-то далеко, в темных дебрях Леса, в динамиках радиостанции охотников раздались незнакомые позывные. Среди абсолютного эфирного безмолвия они звучали одновременно страшно и притягательно…       Гнус лесной не знает пощады, это заложено у него в природе, навязчивый и надоедливый, совсем как староста деревенский. Лезет в нос и глаза, забивает ноздри, а если рот ненароком откроешь — моментально воспользуется случаем. Гор усмехнулся. Так и представил — повисшее над нижними ветками облачко буро-зеленой мошкары выстраивается клином и влетает в раззявленный рот. Только команд сотника не хватает: «…Становись! а-арш! с фланга заходи!» Но, в отличие от старосты, от них не отмахнешься. Мелочь хлипкая, под взмахом ладони хрустит и осколками под ноги осыпается, но берет числом и скоростью. Сотню раздавишь — десяток все равно вопьется в нежную плоть, протыкая тонкую слизистую и впрыскивая яд.       Никас про это знает — с последнего покуса и месяца не прошло, до сих пор ранки чешутся — потому и молчит, как рыба. Только глазами сверкает, да брови сводит, выказывая нетерпение. И завидует отчаянно, тому, что Гору вся эта мелочевка тонко зудящая нипочем. Подняв воротник шинели, отгораживается от плотного облачка. По-хорошему, даже он может избавиться от гнуса несколькими взмахами руки, затянутой в перчатку. Но нельзя. Они в скрадке четвертый час сидят, старший группы не зря их сюда отправил — самые удачливые охотники, редко какая добыча отобьется и сбежит. Третий год парой ходят, пока без происшествий. Ну покусает мошкара, или форму порвут — пару раз зверь вырывался, натворил немного, а так справляются.       Хорошая из них пара вышла — один другого дополняет, как две руки — левая и правая. И характерами сошлись, хотя Гор — молчаливый и спокойный, а Никас — говорливый, как лесной ключик, но до больших разногласий пока не доходило. Только внешностью разнятся, и, стоя рядом, вызывают невольную улыбку — Гор, как скала над деревней, высокий и массивный, с места не сдвинешь. Никас  едва ему по плечо, тонкий и гибкий, словно ивовая ветвь над рекой гнется. Но Гор знает, насколько тот силен, почти так же, как и он сам. А ведь он — измененный, и, в отличие от Никаса, пользуется дарами Храма, а не природы.       Гор незаметно вздохнул, едва слышно, даже стоящий в паре метров зверь бы не почуял. Но Никас — не зверь. Отреагировал мгновенно — на лице, испачканном травяным соком, появилось вопросительное выражение. Гор качнул головой — все в порядке, но напарник еще долго в него вглядывался, позабыв про мошкару.       Пошел уже пятый час молчаливого, недвижимого ничегонеделанья, и Гору стало это надоедать. Могло быть и так, что зверь ушел верхами, через других охотников, а им и сказать позабыли. С них станется, тем более что в последние недели староста слишком часто придираться стал. А за старостой — и старший группы настороженно посматривать начал, словно доверять перестал. Гор нахмурился — вся эта возня не давала ему покоя, и, по-хорошему, надо было разобраться со всем, пока в Лес не вышли. Тем более что и догадывался он, в чем проблемы, догадывался, но верить не хотел.       Потому что Никас…       Резкий хруст ломаемых веток заставил вскинуть голову и очнуться — прямо на середину небольшой поляны выскочил тот, кого они так долго ждали. Матерый, почти черный, с широкими седыми полосами на остром загривке, вепрь тяжело и хрипло дышал.       А хорош. Крупный — килограмм сто, не меньше, старый и опытный — на правом боку кривой давешний шрам, бугристый и покрытый короткой щетиной. Верхняя пара клыков — кривых, загнутых вверх, с бурым налетом у основания, нижняя — посветлее и потоньше — расходится в стороны. Гор поежился — не иначе как вожак, не меньше, и как водящему удалось загнать такого красавца?       Стоит, сопит, рыхля землю острым, как наточенная бритва, копытом. Косит налитыми кровью глазами прямо в сторону Никаса. Словно видит, как тот осторожно поднимает свой арбалет, вылавливая в перекрестье прицела нужную точку.       А может, и видит. Про таких всегда ходило много слухов. Досужие языки приписывали зверю всякую небывальщину, чуть ли не даром речи наделяли, и Гор всегда посмеивался над такими рассказами. Но сейчас, поймав осмысленный, вполне человеческий взгляд, почувствовал себя неуютно.       Вепрь на мгновение застыл, напряженный, опасный даже на вид. Такого в Лесу случайно встретишь и задумаешься, стоит ли переходить ему дорогу. А они на него охотятся, ради шкуры и мяса. Хотя и мясо у него наверняка жесткое и вонючее, сколько не вымачивай в маринаде с травами — все равно прожуешь с трудом.       Гор шевельнулся, щелкнул пальцами, создавая шум, специально, чтобы отвлечь внимание зверя на себя и дать Никасу время для прицеливания. Незаметно переместился в удобную позу, из которой можно легко рвануться вперед. Все пути к отступлению, окружению и нападению были давно отмечены, изучены и обговорены. От них двоих требовалось только одно — убить загнанного зверя любой ценой.       Не отводя взгляда, держа внимание на себе, двинул в ответ рукой, уловив едва заметный кивок.       Время замерло на мгновение — Гор ясно увидел, как со стороны Никаса сверкнул стальным наконечником ярко оперенный болт, как напарник начал приподниматься, и как сам вепрь вздрогнул, когда тонкое жало впилось в бок.       С треском вывалившись из кустов, Никас на бегу забросил арбалет за спину.       — Промазал! — крикнул, рванувшись вслед за зверем, обгоняя Гора на пару секунд. — Хотел под лопатку, но скользнуло по кости!       Гор не ответил — на разговоры времени совсем не оставалось. Пока они выясняют, кто виноват — вепрь убежит далеко за границу сигнала маячка, встроенного в дротик, и потом его не сыщешь вовек. Короткий писк в левом ухе уже начал утихать, как и треск ломившейся через подлесок туши. Махнув рукой в нужном направлении, Гор прибавил скорости, полностью уверенный, что внезапно свернувший в сторону Никас не заблудится.       Лес давно перестал быть тем лесом, про который рассказывают сказки детям перед сном. Безвольный и молчаливый — устал терпеть и молчать, и превратился в то, чего стоит бояться больше всего на свете. Высокая стена ограждения, отсекающая жизнь от черной полосы за периметром деревни — плохая защита, но лучше она, чем совсем ничего. Иначе все превратится в то, что сейчас видел Гор перед собой.       Зверь завел его в такую глубину, что на какое-то время он потерял ориентацию, сначала не сообразив, где находится. Вокруг — воплощение самых страшных кошмаров, записанных в подсознании и запрятанных в глубины памяти.       Потемневшие от времени бетонные опоры, покрытые тугими жгутами бурых корней. Заросшие слоем пушистого мха торчащие прутья арматуры, над которыми порхают крошечные светлячки. Толстая проволока заграждения, непонятно зачем и кем здесь натянутая. Травяной ковер под ногами — упругий, из сплетенных тончайших и крепких корней, а сама трава — жесткая и режущая краем незащищенную кожу. Ни цветов, ни кустов, одни стволы уходящих вверх мрачных деревьев, которые и деревьями-то быть перестали.       Гор поежился, чувствуя, как под воротником шинели щекочут шею холодные капли пота. Эта тишина вокруг ему совсем не нравилась — Лес никогда не молчит. Иногда крикнет испуганная птица, попавшая в хитросплетения теряющихся в высоте крон, или спустится по стволам верхний ветер, шевеля траву и распугивая мелкую живность. Хрустнет веткой оступившийся олень, великим чудом оставшийся в живых и забредший в пограничную зону. Разорвет фоновый шум чей-то болезненный и внезапный визг — и снова тихий шепот Леса лезет в уши, сводит с ума слабых разумом.       А тут — тихо, словно глубоко под землей, за бетонными стенами влажных, наполненных сыростью, подвалов. И запах похожий — хоть на травяном ковре и не видно растопыренных метелок хвощей и болотников, но тянет затхлостью и тухлятиной. Сам воздух спертый и тяжелый, будто этот участок Леса отсечен от остального массива невидимым куполом.       С трудом оторвав взгляд от мелькающих в правильном рисунке светлячков, Гор сглотнул — темный кабаний бок мелькнул между обломками, но ни одного звука он не услышал. Стараясь не слишком шуметь, двинулся в ту сторону, почти не оставляя после себя следов. Отбросил мысли о Никасе и сосредоточился только на звере, которого нужно было догнать.       Избегая прикосновений к нависающим над головой плитам, спустился по пологому склону. На мгновение замер, вглядываясь в очертания абсолютно квадратной, словно рукотворной поляны, наполненной белесым туманом. Задержав дыхание, осмотрел растрескавшиеся железобетонные остовы — остатки когда-то огромных ворот на территорию поселения. Порылся в памяти, отбрасывая совсем уж нелепые и фантастические слухи.       Если верить россказням Оракула, привыкшем пугать ребятишек своими ужасами, то место, где сейчас находился Гор, было одной из старых воинских частей, которые пережили Катаклизм. Из былых времен, когда люди не боялись выходить за периметр даже ночью. Вроде охранных вышек в деревне, только в отличие от последних, намного лучше вооруженных и защищенных. Гор как-то слышал краем уха такую историю от Никаса — тот никогда не пропускал вечерних посиделок в Храме. Слушал — и ухмылялся, рассказы те — только для младых и глупых, для запугивания и держания в повиновении неразумных.       Но сейчас поверил. Сразу, без всяких условностей и допущений — ржавый от времени, уходящий в небо пик радиомачты отсекал все сомнения. Подобный передатчик был и в деревне, только не такой высокий и мощный. И хотя этот наверняка давно не работал, не имея источника питания, Гор с уважением выдохнул — предки делали на века.       Неясный шорох заставил Гора насторожиться и стряхнуть расслабленность — грешен был, терял бдительность, погружаясь в воспоминания. Привычно провел рукой по бедру, ощущая кончиками пальцев выступы креплений, готовый в любой момент выдернуть нож. Жадно вслушиваясь в шум, ожидая когда его добыча ошибется, он зашагал вперед, и неподвижный туман поглотил его массивную фигуру тот час же.       Никас птицей летел по Лесу, почти не касаясь земли, не путаясь в сплетениях корней и не оставляя следов после себя. Неведомое чувство, словно внутренний компас, вело его в нужном направлении, и он давно научился слепо ему доверять. Единственное о чем он переживал, это о Горе. Как тот справится с вепрем, если нагонит зверя раньше. Хоть от самого Никаса и маловато толку в подобных вещах, но по правилам безопасности нападать на зверя в одиночку запрещалось.       Перепрыгнув через неглубокий ручей, наполненный пенящейся вонючей жижей, почти под прямым углом свернул в сторону — через виднеющееся впереди черное пятно на земле бежать не хотелось. Один раз он по незнанию туда вляпался, и Гору потом пришлось почти неделю с ним возиться — ночевать у постели, придерживая мечущееся в бреду тело, не давая выскочить из дома в одной рубашке. В Лесу такие пятна встречались довольно часто — на них даже трава не росла и не было камней. Просто черная, чуть влажная почва, рыхлая и теплая.       Никас помнил это странное ощущение босых ног, с зарывающимися в землю пальцами, хотя сам был в тот момент в сапогах. И пронзительно болезненный удар током, волной проскользнувший от ступней до головы, заставляя короткие волосы подняться дыбом. Гор говорил, что в тот момент он светился, словно подключенная к генератору лампа. Нет, лучше держаться от этих пятен подальше — неизвестно, что может ожидать в другом месте.       Передернувшись, Никас на мгновение остановился, вслушиваясь в лесные шорохи. Тяжелый неприятный запах отбивал желание идти в ту сторону, но чутье настаивало — только туда. И Никас пошел, уже не бегом, а обдумывая каждое движение и каждый шаг. Сдерживая желание покричать, чтобы услышать ответный крик Гора.        Яростный визг кабана раздался, когда Гор уже и не надеялся настигнуть свою добычу. Но то, как резко и беспричинно прервался этот визг, заставило стать вдвойне осторожней. Перспектива встретиться с существом, которое способно столь быстро разделаться с кабаном, просто вынуждала собраться и перестать думать о постороннем.       Перешагивая через невесть откуда взявшиеся кочки и стараясь держаться подальше от подозрительных темных пятен на земле, Гор направился в сторону звука. В азарте погони он добрался до длинного ряда массивных, изъеденных ржавчиной, металлических опор с часто натянутой проволокой.       Рядом, растопырившись задранными вверх ногами, лежал его кабан, с пробитым боком и обожженным рылом. Толстая полоса прижаренной кожи поперек рыла все еще дымилась. А над ближайшей к нему опорой издевательски мигал красным цветом проблесковый маяк.       С трудом подавив в себе первоначальный позыв — бежать из этого проклятого места, Гор рванулся к заросшей кустарником канаве. На полпути вдруг замер, вслух обругал себя за жадность, но вернулся, и, вцепившись в задние ноги несчастного животного, потащил добычу к ненадежному укрытию.        Заметив густой, на первый взгляд безопасный кустарник, прикрывающий темную выемку в земле, Никас решил передохнуть там и обдумать ситуацию, в которую они с Гором попали по собственной глупости. А попросту — задницу. Волосатую, пахнущую зверем, кабанью задницу.       Скользнув в яму, оказавшуюся неглубокой канавой с осыпавшимися краями, сел. Прикрываясь свисающими над головой ветками, вслушался в непонятный шум — с противоположной стороны раздался до боли знакомый голос. Тихо, но очень злобно матерящийся в чей-то адрес Гор пыхтел и шуршал травой, словно волоча что-то крупное и тяжелое.        Никас уже раскрыл рот, чтобы окликнуть напарника, но совсем рядом с ним внезапно хрустнула ветка. Обернувшись, он инстинктивно вскинул арбалет, но успел лишь увидеть крупную фигуру в странной зеленой одежде перед тем, как мир вокруг вспыхнул сотней искр. Острая боль пронзила голову, и Никас потерял сознание.       Отчаянно матерясь, Гор успел втащить драгоценный груз под прикрытие кустов и столкнуть его в небольшую ямку. Устало, но довольно выдохнул и вдруг услышал знакомый голос. Между неплотными разрывами листьев увидел, как какой-то здоровяк в незнакомой форме огрел его друга по голове.       — Стой! — яростный крик за спиной придавил Гора к земле. Тело дернулось, но послушно замерло.       «Окружили, уроды!», — подумал Гор, ругая себя за то, что попался на приманку, как тот самый кабан.       — Стой! Стрелять буду! — продолжал орать неизвестный.       — Успокойся, дружище, мы охотники, проблем не хотим. Нужен кабан — берите, не жалко, — бормотал Гор, медленно поворачиваясь и обдумывая, как бы половчее придушить крикуна и выручить друга.       Однако все его мысли разбились о серое и безучастное лицо Караульного. Увидев, что его требования не выполнены, тот неуловимым движением дослал патрон, и небо расчертила короткая очередь. Мысленно простившись с жизнью, Гор остановился и медленно заложил руки за голову.       С Караульными шутки плохи. Мало кто из его деревни видел эти уродливые реликты прошлого. Солдаты, которым не хватило везения, чьи укрепленные и защищенные базы оказались в самых непролазных чащобах Леса. Превратившиеся в бессмертные памятники человеческой гордыне и слепой вере в силу оружия.       Пока Гор лихорадочно обдумывал задницу, в которую они с Никасом попали, двое Караульных подхватили и понесли куда-то бесчувственное тело напарника. Еще один взвалил на плечи тушу кабана, а остальные, толкаясь и покрикивая, подтолкнули Гора в спину, заставляя идти в нужном им направлении.        Обратная дорога показалась Гору в несколько раз короче, Лес словно расступался перед своими стражами. В рассеянном свете встающего и почти невидимого солнца, который не в силах был разогнать низкие серые облака, под ногами стала видна ровная тропа. Гор был готов поклясться, что ночью, когда они выслеживали кабана, этой тропы не было.       Странное путешествие завершилось около потрепанного временем укрепления. Там двое носильщиков бросили Никаса на землю и встали по бокам от него. Другие Караульные в тот же момент потеряли всякий интерес к пленникам. Стаскивая с голов шлемы, они скрылись в тускло освещенных недрах укрепления. Через пару минут оттуда вышел очень крупный Караульный, самолично отобрал у стороживших Никаса оружие и выдал взамен винтовки, которые Гор видел только в Храме.       Поначалу Гор еще надеялся что к ним выйдет еще кто-нибудь — не освободить, так хоть расстрелять. Погруженный в невеселые мысли, начал ходить кругами по растрескавшемуся асфальту, пока не сообразил, что Караульные внимательно таращатся в пустоту, игнорируя любые его действия.       Надеясь, что думает в правильном направлении, Гор все также неспешно подошел к Никасу, но это это движение Караульным пришлось не по нраву — на него сразу же направили стволы. Выругавшись в голос, Гор отступил. Драться с Караульными бесполезно — они уже давно не люди и не чувствуют боли. Но и оставлять все на самотек было не в его характере.       Решив, что попытка все же того стоит, Гор примерился, намереваясь проломить голову одному из Караульных, но ситуация изменилась, став куда более странной. Из укрепления вышел десяток таких же серых болванчиков, как и его сторожа, начав бессмысленно бродить вокруг. Иногда они натыкались на лежащего Никаса, и тогда сторожившие его Караульные начинали орать и угрожать оружием своим соплеменникам.       От нескольких сильных тычков Никас пришел в себя и попытался встать. Увидев это, Караульные привычно заорали и направили на него автоматы. Гор хмыкнул, запоминая полученную информацию. Никаса хотелось успокоить хотя бы словом или взглядом, но момент для этого был неподходящий и Гор сдержался. И вовремя — из темного провала появился уже знакомый Гору Караульный. Выцветшую и потрепанную временем форму украшали шесть тусклых металлических полосок, по три на каждом плече. Оглядев соплеменников бессмысленным взглядом мутных глаз, он прорычал какую-то команду.       В тот же миг в движениях Караульных появилась осмысленность, и они выстроились в две шеренги перед своим командиром. Тот водил взглядом по рядам подчиненных, явно пытаясь ухватиться за какую-то мысль. Но лысая голова, с мертвенно-серой, безволосой кожей, с нейтральным выражением на лице, выглядела абсолютно не обремененной разумом. Увидев стороживших Никаса бойцов, свирепо зарычал и на на них — бросив винтовки, те мгновенно заняли место в общем строю. Воспользовавшись моментом, Гор тут же бросился вперед.       — Вставай скорее! — прошипел он, дергая Никаса вверх, ставя на ноги и всучивая ему одну из винтовок.       — Черт, голова… — пробормотал Никас, неуклюже вцепляясь в непривычное оружие.       — На месте твоя голова, хрен с ней, ноги делать надо, пока эти болванчики спортом заняты.       — Спортом? — Никас удивленно взглянул на Караульных, усердно отжимающихся под рык командира.       — Кончай тупить, сейчас они устанут и опять за нас примутся, валить надо! — облизнув растрескавшиеся губы, Гор на мгновение прищурился и отдал Никасу и вторую винтовку. — Топай туда, я следом. Давай, быстрее…       Убедившись, что друг правильно его понял, Гор ухмыльнулся. Небольшой крюк в сторону, сдерживаемое желание поглазеть на все еще отжимающихся Караульных — и схваченный за задние ноги кабан.       Их поспешный уход, как и пропажу кабаньей туши, никто не заметил.