Fly me to the Moon

« — Видимо, я появился здесь с какой-то целью. Но теперь не помню, с какой, — говорю я. — Это очень спокойный город, — говорит она. — Может, вы здесь потому, что искали покоя?» Харуки Мураками «Страна чудес без тормозов и конец света»

Я научился вставать раньше Эйджи. Научился каждое утро выпивать стакан воды, встречать рассвет за страницами дневника, гулять с Бадди по тихой улице, а после — укладываться в постель прямо в одежде (привычка из прошлого, от которой не избавиться), целовать Эйджи и засыпать спокойно на какие-то пару часов перед звоном будильника. — Хотел бы жить нормальной жизнью, — говорит Эш с закрытыми глазами. — Что? — Это ответ на твой вопрос, больше всего я хотел бы жить нормальной жизнью, — перед глазами у него комната взрывается ошметками ярких красок, пространство течет, остаётся только чернота, а в черноте карусель — она движется быстро, можно различить только шустрое мелькание огоньков, — чтобы была собака, уютный дом, вся семья в сборе и все хорошо, — он сглатывает вязкую слюну с горьковатым привкусом и глубоко вдыхает затхлый воздух, перед глазами плывут очертания старого дома в Кейп-Коде. — Об этом дерьме мечтает каждый из нас, — хрипло усмехается Шортер. Больше мы не разговариваем. От Эйджи не пахнет табачным дымом, алкоголем и перегаром, не пахнет травой, дешевыми наспиртованными духами, порохом и кровью. Эйджи не пахнет как ублюдки толстосумы, с их дорогими сигарами и тошнотворным запахом кислого пота; не пахнет и как ребята из банды, как девочки из бара или мальчишки, которым приходится продавать себя у дороги. У Эйджи особенный запах и если бы меня попросили его описать, я бы сказал, что Эйджи пахнет как дом. Запах теплоты, спокойствия и общего шампуня. — Ты не забыл позавтракать? — Эйджи отставляет сумку со штативом в угол комнаты, устало падает на мягкий стул и укладывает голову на рабочий стол. Смотрит на меня снизу вверх из-под отросшей донельзя челки, сердитый и смешной. Он всегда выглядит забавно, когда сердится. — И таблетки принял. Как съемка? — я облокачиваюсь на край стола и запускаю пальцы в его волосы. — Ммм, хорошо?.. Знаешь, у них такой спокойный ребенок. Обычно дети капризничают и с ними много хлопот, но он такой улыбчивый был и совсем не вертелся, — Эйджи улыбается и сонно прикрывает глаза. Я путаюсь пальцами в его волосах и тревога, собравшаяся где-то в глотке до его прихода, постепенно отступает. — Усну сейчас прямо здесь, — он тянет меня к себе за талию, поднимает голову со стола и прижимается теплой щекой к животу, дышит спокойно и размеренно. «Хочу жить в доме из лимонного зефира!»  — Не злись на меня, — горячие и потные — руки Дино гладят его бедра, а губы влажно касаются шеи (Эшу кажется, что его сейчас стошнит). Он сейчас блеванет на чертовы шелковые простыни, в голове у него — свист пули и гулкий, тяжелый, стук — звук, с которым тело ударяется об асфальт. Эш дрожит и задыхается, все его нутро пропитано бессильной злобой. Трещит дорогая ткань, пальцы его впиваются в шелковый лацкан пиджака Гольцине (Эшу хочется впиться в его глотку, хочется разодрать его на части). — Каким был вкус её последнего поцелуя? — Дино расстегивает его джинсы и Эш чувствует, как болезненно перехватывает дыхание, щеки горят, горячие слезы стекают по вискам к ушной раковине и откинутым на подушку волосам. Эш ненавидит, о боже, как же он его ненавидит. Если ад все-таки существует, пожалуйста, пусть Дино сгниет в его недрах. Эш зажмуривается и пытается вдохнуть хоть каплю воздуха в сжатую болью грудь. Боже, пожалуйста, пожалуйста, пусть он горит в аду. Её последний поцелуй был на вкус как чертов лимонный зефир. — У меня урок начнется через десять минут, — поглаживаю его по спине и смотрю на настенные часы, — но я успею сходить тебе за кофе. Прошлое не растворяется в мирной жизни. Сколько бы я не пытался забыть — Шортер смотрит мертвыми глазами мне в спину, когда я чищу зубы, фотовспышка ослепляет, когда смотрю на улыбающегося учителя физкультуры, её смех звучит в голове, когда прохожу мимо отдела со сладостями в супермаркете, звон разбитых чашек оглушает, когда смотрю в окно. Вечерами Эйджи клеит розовые стикеры на холодильник (розовый — его любимый цвет, розовый — цвет мечтателей), чтобы я не забыл, что завтра в четыре мне надо быть у врача, а утром — позавтракать и выпить транквилизаторы. После он устраивается на диване с парой чашек горячего шоколада, обнимает Бадди и засыпает под болтовню Даны Скалли по телевизору, пока я проверяю домашние задания. Иногда нудная проверка тетрадей забивает гвоздь в гроб моей тревожности, иногда — я выхожу курить и наблюдаю за мирной жизнью города с балкона очередной высотки. Эйджи не нравится эта моя новая привычка, он морщит нос и говорит, что курение делает все только хуже. И я с ним соглашаюсь. Крики и свист пуль в голове не утихают, руки не перестают дрожать, желание защитить его и утащить на самый край земного шара уже въелось под кожу животным инстинктом и никотину его не вытеснить. Я с ним соглашаюсь и ласково «клюю» в макушку, а после покупаю новую пачку в сигаретном ларьке, стоящем на перекрестке улиц, названия которых не знаю, в городе, имя которого никак не запомню. — Тебе здесь нравится? — кухня пахнет печеными яблоками и корицей, Бадди громко сопит, развалившись на полу, его левое ухо, как и домашний свитер Эйджи, припорошено мукой. — Ты о чем? — Тебе, — я неловко пожимаю плечами, — нравится этот город? Глупый, наверное, получился вопрос или взгляд у меня опять слишком тревожный. — Что-то случилось? — Эйджи снимает фартук, чуть хмурится и смотрит на меня обеспокоенно. — Нет, просто подумал, что можно было бы остаться здесь. Боже, пожалуйста. — Аслан, — тихо говорит он (мое имя он всегда произносит с жутким акцентом и от этого каждый раз так приятно тянет в груди), касается моих щек теплыми ладонями и вытягиваясь на носках целует меня в лоб, — пока ты со мной, мне везде нравится. Обнимать его так хорошо. — Тогда давай останемся, хочу остаться здесь, — хочу остаться с щемящим чувством нежности в груди, в его объятиях и лучах заходящего февральского солнца, хочу остаться с глупыми розовыми стикерами на холодильнике, запахом шарлотки и голосом Нэта Кинг Коула в его телефоне. Боже, пожалуйста, позволь мне остаться в этом моменте, растяни его на всю мою жизнь. Позволь мне увидеть весну*.