Снежное чудо

Скотт брел по улицам Эдинбурга. В этот раз у него не было никакой определенной цели, и точно так же он мог бы сидеть сейчас у себя дома и из окна смотреть на заснеженные улицы любимого города. Сегодня был первый день зимы, и снег, пушистый-пушистый, усыпал все улочки и крыши своим пуховым белым покрывалом, будто бы обещая, что не растает уже до весны. Скотт увидел снег еще утром, когда, как обычно, заваривал себе крепкий черный чай, чтобы хоть как-то продрать глаза с недосыпа. Чай не слишком-то хорошо помогал, но все же создавал иллюзию помощи, и Скотту нравилось думать, что одна чашка чая, разумеется, способна моментально решить все его проблемы. Особенно, если это все же будет не чай, а кофе. И с коньяком, причем чтобы коньяка там было как минимум в половину больше, чем кофе. Но Скотт гнал от себя эти мысли прочь, повторяя, что так не долго и спиться. И заваривал себе уже в печенках сидящий чай, черный, без сахара и, конечно, без молока, потому что чай с молоком любит пить его младший брат, а Скотт скорее удавился бы, чем признал, что хоть в чем-то они с братом могут быть похожи. Поэтому Скотт пил простой чай, без сахара и молока — и уже давно привык не обращать внимание на его обжигающую язык горечь. Скотт увидел снег за окном этим утром и вспомнил, как в детстве они с Англией и Ирландией подолгу играли в снежки, несмотря на то, что первый снег был еще совсем не липким и их снежки распадались в воздухе на тысячи снежинок, так и не долетев до цели. Но это было все равно очень весело. Так же весело, как, например, потом всем вместе падать в снег и быстро-быстро разводить в стороны руками и ногами, чтобы сделать снежных ангелов. Или возвращаться после всего этого в дышащих теплом и уютом дом и вытряхивать из сапожков на деревянный пол целые горы снега. Скотт любил то глупое, детское время, любил возвращаться домой, зная, что там его ждут братья, и любил дурачиться вместе с ними, забывая о том, что вообще-то он из них всех самый серьезный и должен нести ответственность за своих более безалаберных братцев. А потом все они как-то очень быстро повзрослели, и вместо одного общего дома у каждого теперь был свой собственный дом, будто бы нарочно оказавшийся настолько далеко от домов других братьев, насколько это вообще возможно. Скотт, вот, почти безвылазно жил в Эдинбурге и точно знал, что в этом столетии еще ни один брат к нему не приезжал в гости, как, в принципе, и он сам не ездил к ним. Они провели все детство вместе, не расставаясь даже на день на протяжении очень многих лет. Повзрослев же, вполне успешно сделали вид, будто никогда прежде друг друга и в лицо не видели и никогда не делали, например, в том же детстве снежных ангелов и не наряжали рождественское дерево. Скотт моргнул, залпом выпил половину чая из чашки, даже не поморщившись от оставшейся где-то в горле былой горечи. Вздохнул и отвернулся от окна. В детстве Скотт любил зиму, любил снег, но теперь он тоже повзрослел — и снег напоминал ему лишь о тех годах, что уже слишком давно остались, кажется, только в его памяти. Скотт поставил на стол чашку, снова посмотрел в окно на падающий белоснежными пушистыми хлопьями снег и подумал о том, что уже давно не видел снег в первый день зимы. Вообще давно не видел снег. Поэтому, поддавшись ностальгии, Скотт обвязал горло шарфом, надел пальто и все-таки вышел на улицу. Было холодно и как-то гадко на душе. Скотт уныло переставлял ноги по заснеженным улицам и без интереса смотрел на спешащих по своим делам прохожих, на то, как от их ботинок на белой дороге остаются некрасивые темные следы, как приветливо и радостно горят огоньки гирлянд в витринах магазинов и кафе, напоминая погруженным в свои дела людям: улыбнитесь, скоро Рождество! Смотрел и не мог найти в себе хотя бы крупицу эмоций, радости или раздражения — хоть чего-то, что могло бы заполнить пустоту. Но Скотт был пуст, он устал и уже слишком сильно свыкся с собственным одиночеством — даже кота в дом завести не мог, потому что понимал, что на любовь к кому-либо у него больше не остается ни сил, ни времени, ни желания. А сама любовь, эмоции, чувства… Все это утонуло в трясине быта и взрослой жизни и осталось лишь воспоминаниями где-то далеко-далеко позади. Скотт засунул руки в карманы пальто, и пальцы уцепились, как за спасательную нить, за пару бумажных банкнот, видимо, забытых с прошлой зимы. Перед ним призывно маячил разноцветными гирляндами вход в ближайшую кофейню, и Скотт подумал о том, почему бы и не выпить кофе? Из какой-нибудь рождественской коллекции, вроде, к примеру, с корицей и кориандром. Или, может быть, с имбирем и ореховым сиропом? Нерешительно постояв несколько минут перед дверьми кофейни, Скотт все-таки зашел внутрь и попросил излишне улыбчивую, на его взгляд, но все равно довольно приятную девушку приготовить ему с собой латте с корицей и кориандром. Девушка стала еще улыбчивее и налила ему кофе в шершавый оранжевый бумажный стаканчик. Скотт улыбнулся в ответ и вышел из кофейни, кофе грел руки, и до Скотта долетал вполне неплохой слабый аромат специй. Кофе немного поднял настроение, и пустота заполнилась привкусом корицы и почему-то карамели. Скотт отпил маленький глоток, сделал шаг вперед на снежную улицу и замер. Снег, до этого мирно падающий с белесых туч на город, вдруг замер, а потом завертелся хороводом вокруг Скотта, ластился к его рукам домашним псом, и Скотт неожиданно для самого себя рассмеялся, громко, звонко и искренне, как давно уже не смеялся. Даже погладил снежного пса по голове и негромко обронил в морозный воздух: — Выходи уже. Из-за ближайшего поворота, до которого Скотт не дошел всего пару шагов, показался неловко переминающийся с ноги на ногу Артур. Тоже очень повзрослевший и тоже любивший когда-то снег Артур, по которому Скотт, конечно же, не скучал. — Привет, Скотт. — Здравствуй, Артур. Не ожидал тебя здесь увидеть. — Ну… — задумчиво протянул в ответ Артур. — Знаешь, сегодня в Лондоне первый снег выпал, вот и стало интересно, а есть ли снег в Шотландии. — Есть, как видишь, — Скотт развел руками в стороны. Пес, созданный магией Англии, развеялся и распался на тысячу снежинок. — Как у тебя дела? — спросил Артур, и Скотт внезапно понял, что приехал его брат вовсе не из-за снега. — Я слышал, что ты… — У меня все хорошо, — перебил его Скотт. Он уже и так знал, что про затянувшуюся осеннюю депрессию Артур наверняка узнал от Патрика, а тот… Ну, с ним Скотт все же иногда созванивался, встречался совсем редко, но приблизительно раз в пару недель они все-таки звонили друг другу. С Артуром они почему-то никогда не созванивались, не писали друг другу писем и никогда не думали про то, чтобы использовать видеосвязь. Но, по крайней мере, это значило, что Артуру было не все равно. И это все же немного радовало, совсем чуть-чуть. — А как у тебя самого дела? — в свою очередь спросил Скотт. От того же Патрика он узнал, что Артур постоянно загружен работой, срочными делами, вечными проблемами и, по словам Патрика, совсем не думает об отдыхе. Кто ж знал, что из Артура получится такой трудоголик? — Я тоже в порядке, — так же быстро ответил Артур, и Скотт недоверчиво хмыкнул. Оба они уже отвыкли от того, чтобы делиться друг с другом своими проблемами. Но, может быть, еще не поздно начать заново к этому привыкать? — Не хочешь кофе, Артур? — Чай мне, в принципе, больше нравится, — пожал плечами Артур. — Но сегодня настроение такое… кофейное. — Ага, — кивнул Скотт. — А помнишь, Патрик нам в детстве зимой часто горячий шоколад варил? — ни с того, ни с сего припомнил Артур, и Скотт засмеялся. — Помню! Да, все они повзрослели, разъехались, и у них уже не было их общего большого дома, но воспоминания о детстве, об их общем большом-большом и счастливом детстве по-прежнему были с ними и не давали стать друг для друга окончательно чужими людьми. — А ты, Скотт, нам всем сказки еще читал по вечерам. — Угу, потому что у Патрика сказки получались просто отвратительными. — Да ладно тебе! — Нет, ну серьезно, у него почти все сказки так или иначе были связаны с элем. Вот разве так можно? — Ха-ха! Будничная усталость понемногу отступала, и Скотт чувствовал, как в его душе просыпается давно забытое чувство… Кажется, люди называют это счастьем. Или рождественским чудом — ведь как иначе назвать встречу двух людей, почти ставших друг для друга совсем чужими? — Я елку ты уже нарядил? — Нет, еще нет. — Я пока тоже, — улыбнулся Артур и вдруг легко, будто бы ему это в самом деле очень легко далось, предложил: — Может, нам встретиться всем на Рождество? Вместе нарядим елку, выпьем рождественский пунш, съедим пирог. — Да, почему бы и нет. Кофе все еще грел замерзшие руки Скотта, а слова Артура, кажется, точно так же отогревали его замерзшее сердце. И первый день зимы показался, как когда-то в детстве, настоящей снежной сказкой, заполненной томительно-сладким предчувствием и ожиданием Рождества. Скотт улыбнулся, и Артур улыбнулся ему в ответ — открыто, тепло и искренне, совсем по-детски.