Кто приходит во тьме

Холодный камень высасывал из измученного тела последние капли тепла, Гарри била дрожь, мышцы ломило после пыточных проклятий, но из сорванного горла не вырывалось ни звука. Темнота горячими волнами накатывала на измученное сознание, и порой Гарри забывал, каково это — дышать по своей воле. Каково это — быть живым. Он стал хладным трупом, покойником, в котором чужая магия продолжала гонять по венам кровь и насыщать кислородом лёгкие. Он и шевелился только потому, что тоненькая ниточка воспоминаний о друзьях не позволяла ему окончательно смириться со своей участью и закрыть глаза. Ох, как же сильно Гарри хотелось наконец провалиться во мрак и перестать агонизировать каждой клеточкой своего тела. Однако чем ближе было спасительное беспамятство, тем тяжелее воспринималось «пробуждение», и не важно, что именно поспособствовало этому — холодная ли вода по исполосованной коже, острые ли осколки стекла в еще не потерявших чувствительности частях тела или сладкий дурманящий шёпот, раздающийся прямо в его голове. Каждый раз Гарри хотелось взвыть, разразиться проклятьями и покончить со всем единственно верным способом — самоубийством. (Да вот хотя бы ударить пару раз головой о крепчайший каменный пол в его камере и одновременно пристанище на последние несколько недель.) Но нет, нет, нет. Он не мог. Он больше не был хозяином своим рукам и ногам (а был ли раньше?), и даже мысли в его голове ему не принадлежали. Гарри не слышал, какие заклинания шептала его мучительница своим красивым глубоким голосом, однако после них всегда приходила боль. Гарри жалко скулил и подвывал, когда гибкая плеть раз за разом проходила по наскоро заживлённой, всё ещё крайне чувствительной коже, и срывался на неразборчивый вой, когда по кровоточащим ранам расползались мясные личинки, поедая остатки омертвевшей проклятой плоти. — Хороший мальчик, — довольно рассмеялась Тьма, оглаживая мессиво, которое раньше было спиной Гарри. — Быстро усвоил урок. А теперь покажи, что именно ты запомнил. И Гарри мог лишь подчиниться. Пропитанный кровью подол мантии оказался прямо у его лица, и Гарри дрожащей рукой подтянул ткань ещё ближе. Точнее, попытался — он действовал наугад, не чувствуя ни плеча, ни предплечья, ни пальцев, да и губы тоже казались какими-то чужими. Будто Гарри наблюдал за всем со стороны. Неловкое касание ничем не напоминало почтительный поцелуй, но Тьма удовлетворённо кивнула — Гарри больше угадал это, чем почувствовал. — Продолжим в следующий раз, мой хороший, — почти промурлыкала Тьма, и дверь захлопнулась вслед за ней. (Гарри закрыл глаза.)