О непонимании и фанатстве в особо крупных размерах

Азирафаэль постарался как можно более естественно оказаться возле своей цели. Это было не так сложно. Куда сложнее было вообще попасть в Российскую империю в целом и на этот бал в частности. Пришлось даже использовать некоторые связи Кроули — ждать было уже выше его сил. И вот, сейчас можно было наконец-то сделать это! — Могу ли я надеяться, что вы удостоите меня танцевать с вами следующий танец? — немного волнуясь, спросил Азирафаэль, едва дождавшись, пока прежний партнер выбранной им дамы немного отойдет в сторону. Кажется, это было немного невежливо, но сейчас куда важнее было получить шанс на разговор. Да и он не планировал задерживаться здесь надолго. Едва дождавшись ответного реверанса и, кажется, слегка растерянной благодарности, Азирафаэль уверенно, но мягко подхватил партнершу под левую руку и, уже слыша вступительные аккорды какого-то вальса, поспешил занять свободное место. Первые несколько минут он еще сдерживал себя, пытаясь поддерживать разговор на отвлеченные темы, но потом не выдержал. Танцевать с женой самого Пушкина и не задать ни одного вопроса о великом поэте? Немыслимо! Танец пролетел как один миг, и Азирафаэль был вынужден закончить беседу и отвести даму обратно (путь был выбран самый длинный, потому как следовало срочно придумать предлог для встречи с самим Пушкиным!). Этот странный этикет довольно сильно мешал, особенно учитывая, что встреча с поэтом должна быть максимально уединенной — у Азирафаэля не было достаточно проработанной истории, чтобы пытаться стать другом. И уж конечно у него не было достаточных знаний о русском обществе — даже те, что имелись у него сейчас, были скорее теоретическими и не учитывали множество мелких факторов и изменений... Не то чтобы это имело значение, потому как долго здесь оставаться Азирафаэль не планировал. Ему просто нужен автограф Пушкина. И какое-нибудь уникальное издание его творчества. А лучше не только его... — Скажите, а когда ваш муж бывает дома? Я хотел бы нанести личный визит, — все же решился он спросить, понимая, что через пару шагов придется уже просто попрощаться и уйти. — Сударь! Вы хам и наглец! — словно гром с ясного неба пророкотало откуда-то сзади, и в лицо обернувшегося Азирафаэля полетела перчатка. И прежде чем растерявшийся ангел успел хоть как-то на это отреагировать, Пушкин решительно, но вместе с тем мягко увлек жену в сторону одного из выходов из зала. Азирафаэль, ощущая, как на нем сосредотачиваются все новые и новые взгляды, бездумно подхватил с пола перчатку и поспешно скрылся в противоположном выходе. ... Дома до него наконец дошло, что... ему зачем-то подарили перчатку? Чтобы был повод посетить их? Зачем?! Почему таким странным способом? К чему были оскорбления? Отчего все так странно на него смотрели? Появлению Кроули Азирафаэль даже обрадовался. Уж демон-то точно знает, что к чему! (У Азирафаэля не было никаких доказательств, но он был уверен, что этикет придумали демоны!) Да и вообще, к своему стыду ангел должен был признать, что его знания о людях носят скорее... теоретический характер. Сотни книг, справочников, иногда форумов... К сожалению, такие данные слишком часто были неполными, нечеткими или даже абсолютно неверными. Тысячу и одну вещь можно было узнать лишь попав в некий круг общения, но даже там всегда были новые и старые члены... Систему абсолютно точно прислали из Ада. Кроули, услышав про перчатку, сначала побледнел (это означало у него крайнюю степень гнева. Хотя Азирафаэль долго привыкал к этому — у него гнев ассоциировался исключительно с красным цветом), затем вдруг довольно улыбнулся (это означало примерно "срочно спасайтесь бегством, пока вас не втянули в очередную авантюру" для Азирафаэля и просто "БЕГИТЕ!" для тех, кто был причиной этой улыбки. Так что ангел на всякий случай приготовился быстро исчезать) и наконец ласково (это переводилось как "молча соглашайся на все, иначе все будет очень плохо") сказал: "Я разберусь". Следующий месяц Азирафаэль вынужденно сидел дома (спорить с Кроули было бесполезно), тщетно пытаясь найти, что же означала эта перчатка. Довольно быстро ему это надоело (в голове проскальзывали мысли о том, что Кроули заблаговременно позаботился о том, чтобы ангел не нашел нужных книг), так что он прекратил поиски и переключился на перчатку. Видимо, теперь автограф знаменитого поэта был недосягаем, так что стоило как можно лучше обеспечить сохранность перчатки! И придумать для Кроули список книг, которые ему нужны. И обязательно найти еще кого-нибудь настолько же известного, но где-нибудь подальше от этой странной страны. Желательно где-нибудь, где будет теплее. А потом Кроули внезапно ошарашил его тем, что завтра состоится дуэль с его кумиром. И что прийти нужно обязательно, иначе это оскорбит Пушкина и вообще бросит тень на его репутацию. И не то чтобы Азирафаэль мог даже мысль допустить о том, чтобы убить не просто какого-то обычного человека (хотя и его нельзя!), но это же Пушкин! Ему категорически не нравилась это ситуация, он всей душой чувствовал, что Кроули что-то от него скрывает... Однако сделать ничего не мог. Ну, разве что как следует упаковать перчатку и перенести ее в свой тайник. Потому что Кроули, конечно, славный малый, но в некоторых вещах до ужаса недогадлив. *** И ладно, Азирафаэль был почти готов простить Кроули за всю эту странную ситуацию (этот... демон самодовольно сообщил, что придумал ему странноватое имя Жорж Шарль Дантес-Геккерн. И, конечно, перед этим дождался момента, когда Азирафаэль никак не мог ему возразить!). Тем более что перед дуэлью Пушкин подписал какой-то документ (Азирафаэль тоже, но это было несущественно), одну из копий которого отдали Кроули! Так что нет абсолютно ничего странного в том, что Азирафаэль, едва дождавшись, пока Кроули небрежно сложит бесценный листок в карман, щелкнул пальцами, отправляя свое новое сокровище к перчатке. Это был лучший день в его жизни! Ну ладно, пожалуй, день мог быть и получше, — нервно подумал он, когда Кроули впихнул ему в руку странное устройство (Азирафаэль не сразу понял, что это пистолет), а потом подтолкнул его к размеченной площадке. И ладно, он читал про дуэли и все такое, так что, наверно, у него получится не ударить в грязь лицом? Раз уж Кроули настойчиво твердил ему, что отменить дуэль невозможно. Тем более что промахнуться будет легко — главное не забыть подправить полет пули так, чтобы казалось, словно он просто немного промахнулся, и, вместе с тем, чтобы ни в коем случае не ранить противника. А потом можно будет посмотреть по ситуации и, возможно, придется подставить свою руку? Или лучше ногу? Азирафаэль настолько задумался над тем, какая же часть его тела наименее полезна, что очнулся лишь от громкого хлопка от сработавшего пистолета. Время словно замедлилось. Пуля летела немного криво, и наверняка должна была бы пролететь мимо, но Азирафаэль, все еще не очнувшийся от своих размышлений насчет того, куда же направить пулю, даже не подумал о том, чтобы просто оставить все как есть. Он вдруг подумал, что все равно большую часть суток сидит и читает, так что ему абсолютно точно не сильно будет мешать раненая нога. Даже если правая. Поэтому Азирафаэль решительно сосредоточится на своем желании поскорее закончить весь этот фарс. И в этот момент он почувствовал, как еще одна сила влияет на пулю, направляя ее к левой руке. От неожиданности он прекратил свои попытки и, мгновенно ощутив, как второе взаимодействие тоже поспешно исчезает, замер. В этот момент время, словно пытаясь нагнать утраченное из-за задержки, резко ускорилось. Азирафаэль отстраненно подумал, что все проблемы от демонов и лжи. О, и непонимания, конечно же непонимания. Пуля с противным чавканьем влетела ему в грудь, радостно уничтожая все на своем пути. Азирафаэль не чувствовал боли, только странную сонливость. И теперь ему придется долго ждать, пока он наконец не сможет как следует рассмотреть подпись Пушкина. Обидно.