Давай вернёмся к началу

Рю Чон одёрнул форму и поднялся на второй этаж. Огромное зеркало, занимавшее всю стену от пола до потолка, ему не польстило: пять часов дороги до Канрё сделали тени под глазами жёстче, а скулы острее. Но, несмотря на недавнее ранение и хромоту, его движения не потеряли необыкновенной хищной грации и бурлившей внутри энергии, заряжавшей каждого, кто находился рядом. Их выковали тысячи часов тренировок и сражений: в жару и под дождём, в погоне за победой и в минуте от поражения, когда пот или слёзы усталости заливали глаза, и не вытерпеть. Он тот, кто всегда был на острие атаки — и этого не изменить. Мужчина вошёл в зал для приёмов, чуть приволакивая ногу, и коротко ответил на полупоклон церемониймейстера. Молоденькая служанка услужливо опустила поднос чуть ниже, чтобы новому гостю было проще взять небольшую тонкостенную пиалу. Фруктовое вино обволокло горло приятной терпкостью, оставив после себя лёгкое вишнёвое послевкусие. Второй слуга подался вперёд, предлагая закуски: баклажаны и спаржу в соевом соусе. Рю Чон качнул головой, отказываясь: «высокая кухня» вызывала у него лишь изжогу, а бекон и сыры, похоже, достались тем, кто прибыл на приём вовремя. Скорее всего, делать здесь было уже нечего. Стоило, наверное, развернуться и отправиться в казарму отсыпаться — завтрашний военный совет был назначен на самую рань. Но мужчина не привык отступать. Нет времени на жалость к себе — нам нужна победа, командир. Каждый день выжимай до капли. Бери всё, что можно. То, что пригодится, и тех, кто пригодится. Даже если всё наперекосяк. Так что — кланяться, шутить и улыбаться дамам. Рю Чон сделал круг по залу: извинился перед министром, господином Чо Сынсаном и поприветствовал генералов — знакомых отца. Он знал, что умеет запоминаться и выглядеть приятным. Умеет — и слывёт таким. Воспитанность, сдержанность, приветливость и — не дай вам Манхван, встать на моём пути. Мужчина не обольщался. Он прекрасно понимал, что две трети присутствующих гостей были любезны с ним лишь потому, что видели в нём тень отца, господина Рю Джин-Хо — победоносного имперского генерала и аристократа голубых кровей. Рю Чон понимал — крепко скручивая разочарование и презрение в тугой узел — и пользовался положением. Будь он выскочкой без имени, его вообще никто бы не пригласил. Даже слушать бы не стали. Идти поперёк привычных рамок могли позволить себе немногие. Мужчина мог, и поэтому знал, что однажды — «тот самый генерал Рю» скажут не об отце, а о нём самом. На подносах закончились даже баклажаны, а слуги продолжали разносить вино и макколи. В такую ночь любой имеет право перебрать лишнего, устало решил Рю Чон, взяв новую пиалу. И лёгкое похмелье не помешает ему завтра блестяще выступить на совете. Нога побаливала, а трость, рекомендованная лекарем, осталась в казарме. В «Усталом путнике» сейчас как раз должны были подавать ужин, невпопад подумал мужчина, выйдя на балкон, террасой опоясывавший зал. Чтобы было немного полегче, он опёрся на перила и перенёс вес с правой ноги на левую. И, наконец, произнёс то, что так давно хотел сказать вслух — негромко, но с чувством выругался. День действительно выдался тяжёлый. Откуда-то со стороны донёсся звонкий смешок. Рю Чон едва удержался, чтобы не выругаться ещё раз — уже от досады. Повернувшись, но ничего не видя из-за света, лившегося из окон, он чопорно произнёс: — Прошу прощения за доставленное неудобство. — Ничего, — рассмеялась темнота. — Можете продолжать. Мужчина пристально вгляделся в кромешный мрак. — Серьёзно? — сказал невидимка. — Я что, вас смущаю? — Хотелось бы видеть, с кем разговариваю, — отрезал Рю Чон, пытаясь определить, кто именно стал свидетелем его монолога и не следует ли небрежно превратить прозвучавшие экспрессивные выражения в шутку, во избежание. — Господин... — Сон Тиён, — хихикнула темнота и соткалась в тонкую фигуру. — Госпожа Сон Тиён... если угодно. И вот это было внезапно. Услышав высокий певучий голос, мужчина подумал, что его собеседник, скорее всего, был лином и даже успел начать перебирать в памяти всех приглашённых на приём представителей этой расы, но ему навстречу шагнула... фэн. — Рю Чон, — степенно поклонился он с привычной вежливой полуулыбкой. — О! Я вас знаю. Мужчина держал улыбку как щит. Конечно, знает. Сейчас скажет: вы — сын того самого генерала Рю. — Приятно слышать, что моё имя вам известно, — разочарование, как изжога от фруктового вина, горчило в горле. — Командир отряда, двое суток защищавшего селение Благодати от многократно превосходящих сил Лесного братства, — с лёгкой улыбкой откликнулась девушка. Рю Чон чуть не переспросил: «Что?!», чуть не развернулся — резко, до боли в правой ноге — чтобы вытащить её на свет и посмотреть в глаза: не шутит ли? — Я не слишком разбираюсь в тактике и стратегии, — призналась Сон Тиён мимоходом. — Но даже на мой дилетантский взгляд, вы одержали победу там, где на неё никто уже и не рассчитывал. Мужчина засмеялся бы этому немного нелепому ответу, но слова звучали просто и искренне, похоже, девушка совсем не стеснялась того, что «не слишком разбирается». Какое-то время они молчали, но Рю Чон не чувствовал себя неловко. Не было желания заполнить паузу. Шквалистый ветер разозлённым чаньчу бросался на балкон, ерошил волосы и заставлял жмуриться. Канрё щурился в ответ янтарными глазами окон, стремился в небо крышами и сиянием. Мужчина задумчиво покачал пиалу — вино лениво плеснуло — и покосился на собеседницу. Высокая, не на много ниже самого Рю Чона. Вызолоченная солнцем Сорака кожа, правильные, но по-детски мягкие черты лица, карамельно-медовые волосы и яркие зелёные глаза с шафрановой желтизной у краёв радужки. Любопытная внешность. Яркая. Необычная. Почувствовав пристальный взгляд, Сон Тиён тоже покосилась и неожиданно улыбнулась: — Вас всё это утомило? — С чего вы взяли? — настороженно ответил вопросом на вопрос мужчина. — Иначе вы бы не... м-м-м... костерили всех подряд с таким отчаянием, — девушка не дала ему возразить и продолжила всё с той же уверенностью: — Мне знакомо это состояние. Рю Чону стало интересно, за кого его принимала эта располагающая к себе фэн — явно не за того, кем он был для остальной публики, небрежно прогуливавшейся в зале на одном из множества приёмов, проходивших в высших кругах в преддверии Соллаля. Мужчина вновь задумчиво поболтал вином — и поставил пиалу на парапет. — А вы что здесь делаете, поделитесь? Приехали в столицу на праздники? Для приёма у министра Сон Тиён была одета довольно смело — Рю Чон уже успел аккуратно оценить. Ханбок мог бы сойти за дань дресс-коду, если бы не пышная, ярко-алая, с золотым шитьём чхима, которая даже не пыталась сделать вид, что прикрывает колени. Как будто на вечерний приём девушка сбежала с какого-то намного менее формального мероприятия. Сон Тиён в ответ открыто смерила взглядом его чёрно-изумрудную парадную форму и усмехнулась, чуть сморщив нос: — У меня были другие планы на эту ночь, но в последний момент ваш министр неожиданно пересмотрел список приглашённых гостей. Любопытно, отметил мужчина, она сказала: «Ваш министр» — как будто в городе недавно. Те, кто чувствовал себя в Канрё как дома, сказали бы: «Наш министр». — Вы этому, как я вижу, не особо рады? Девушка негромко фыркнула и неопределённо дёрнула плечом, качнувшись с пятки на носок. На свету неожиданно ярко блеснуло собранное из золотых нитей норигэ, с подвеской в виде расправившего крылья феникса. Рю Чон почувствовал, как холодный озноб пробрал его от макушки до самых пяток. Наверное, то, как сильно он побледнел, было заметно даже в обступившем их со всех сторон полумраке, потому что Сон Тиён стремительно сделала шаг вперёд, вскидывая правую руку в характерном для мастеров стихий жесте. И только спустя несколько секунд, перехватив его взгляд, вопросительно вскинула брови, а после, прикрыв ладонью лицо, негромко рассмеялась. — Вам стоит быть внимательнее, командир. И меньше волноваться по пустякам: я вхожу в состав делегации, но не являюсь частью свиты жрицы. — Но... — Это, — девушка щёлкнула по подвеске пальцем, — всего лишь способ избавиться от излишне назойливого внимания. Не приди я сегодня на приём — никогда бы не узнала, что люди могут быть настолько любопытны и... м-м-м... настойчивы одновременно. — Так значит, — спросил мужчина, совладав с голосом, — вы здесь спрятались? — Вроде того, — не стала отрицать Сон Тиён. — Всё, что хотела, я услышала в первые десять минут. Да и еда тут кошмарная. Рю Чон понимающе вздохнул: может, не стоило столь неосмотрительно отказываться от баклажанов? Есть хотелось неимоверно. — Не могу с вами не согласиться, — кивнул мужчина с неприкрытым сожалением в голосе. Девушка неожиданно оживилась, сказала: «Секунду!» и пропала во мраке. Рю Чон слышал её удалявшиеся шаги, потом — с любопытством — как идёт назад. И едва не захохотал, оценив, что именно она принесла — небольшой поднос с настоящими, нормальными кимбапами, сложенными горкой. То, о чём он мечтал весь долгий унылый вечер. — Откуда у вас? — Нужно уметь договариваться со слугами, — блеснула улыбкой Сон Тиён. — Как на счёт кофе? Раскрутить ребят на две чашки? — посмеиваясь, продолжила девушка. — Если можно, — улыбнулся мужчина. — Буду вам очень признателен. Разделить ужин на двоих оказалось очень просто и приятно. Кимбапы успокоили страдания желудка, а кофе с корицей взбодрил и согрел. Сон Тиён вела себя как гостеприимная хозяйка: не жадничала, в попытке урвать лучшие кусочки, но и не скромничала, отщипывая понемногу и ставя голодного гостя в неловкое положение. Что ела, что говорила — со вкусом к жизни. Улыбчивая, энергичная, девушка слушала внимательно, отвечала стремительно, иронизировала над собой и посмеивалась над манерным имперским обществом, в котором оказалась. Порывистая, с замашками уличных мальчишек — она совершенно не походила на знакомых Рю Чону девушек. И всё больше нравилась. Ветер трепал волосы, проникал под парадный мундир и рубашку холодом. Усталость брала своё: дорога выдалась тяжёлой, но приём был в самом разгаре и до того времени, когда можно будет вежливо откланяться было ещё далеко. С улыбкой, обязательно с улыбкой. Даже если очень устал. Главное — соблюсти этикет, не нарушить принятые нормы и приличия. — Неважно выглядите. Я вас утомила? — Вы — нисколько. Что меня действительно утомило, так это погода. Ветер несносен. Мужчина зябко повёл плечами — ткань формы казалась тоньше бумаги. — Ну и нечего здесь... м-м-м... морозиться, — рассудила Сон Тиён. — Пойдёмте в зал. Как у вас тут говорят: «Давайте вернёмся к нашим баранам». Девушка не обратила внимания на сложное выражение лица Рю Чона, когда тот пробормотал: «Обычно эта фраза используется в другом контексте», и они вместе вошли в светлый зал. Оказалось, что министр уже покинул приём, а значит, гости могли начать расходиться, и никто не обвинил бы их в нарушении приличий. Впрочем, большинство предпочли остаться — благо, вокруг продолжали скользить слуги с пиалами на подносах. Ни с кем не раскланиваясь, чуть ли не бочком, Сон Тиён и Рю Чон вдвоём покинули праздник. — Может, как-нибудь встретимся снова? — на прощание улыбнулась девушка. — Я буду прозябать на торжественных приёмах весь следующий месяц. Возможно, ничего под этим и не скрывалось, но мужчине всё равно хотелось вообразить себе нечто большее. Он закрыл глаза и позволил темноте и голосам ночного Канрё убаюкать себя.

✽✽✽

Когда они встречаются в следующий раз, Рю Чон зовёт Сон Тиён на вечернюю прогулку. На ней небесно-голубой с серебряным шитьём ханбок, покроем похожий на тот, что был в прошлый раз (хоть позже девушка и признаётся мужчине, что терпеть не может официальную одежду в любых её проявлениях). После этого их маленькие странные встречи, как это ни невероятно, продолжают происходить — они делят счета из «Северного ветра» пополам, а потом идут в сад Грёз, где Сон Тиён с потрясающе-честным лицом кормит мелких певчих птиц стащенным из таверны хлебом. Одним из самых памятных моментов становится их анонимный поход на чёрный рынок Хаобана за какой-то редкой соракской пряностью для кофе: нижнюю половину лица Рю Чона закрывает плотная чёрная маска, и девушка только и делает, что смеётся над ним. Они стараются не демонстрировать свои отношения «верхнему городу» — маленькая, эгоистичная часть мужчины хочет спрятать Сон Тиён от дворцовых интриг и сплетен, которые разрушат всё, что есть между ними. Надпись на ребре зачарованной медной монетки появляется за неделю до Соллаля, ближе к обеду, короткая и деловая: «Я загляну к тебе через час, хорошо?» Рю Чон озадачен: их встречи обычно случаются вечерами, да и его график на день всё равно забит. Он убирает всю документацию в стол и отпускает адъютанта домой, пока тому не пришло в голову спросить о внезапных изменениях в планах. Сегодня тхойоиль и мир не рухнет, если командир стражи селения Благодати будет отсутствовать пару-тройку часов. Мужчина должен был понять, что у такой внезапной просьбы есть причина. Он, кажется, уже понял, в той или иной степени — его голова всегда соображала достаточно, чтобы выстроить взаимосвязь — но Рю Чон всегда оставался оптимистом. И, возможно, немного мазохистом. Девушка приходит точно пятьдесят шесть минут спустя — уголки губ приподняты в улыбке, и выражение лица за ней невозможно прочесть. Они располагаются за небольшим столиком напротив друг друга, и Сон Тиён говорит: — Я думаю, нам стоит всё это прекратить. Она открывает рот, чтобы озвучить причину: спокойную, логичную и объективную, которая наверняка касается скорого отбытия делегации обратно в Сорак. Мужчина поднимает руки, прерывая, пока всё не зашло ещё дальше. — Ничего, всё нормально, — говорит он, — я понял. И он действительно понял. Они слишком ценили эту связь — они оба — и бесконечно лучше закончить это сейчас вот так, чем если бы концом стала ненависть одного к другому. Когда всё заканчивается, Рю Чон провожает девушку до дверей, потому что так должно воспитанному человеку и потому, что это последнее, что он может для неё сделать. Он разрешает себе полминуты рассматривать удаляющуюся из его жизни фигуру, не обернувшуюся напоследок. Тридцать секунд проходят, и мужчина сбегает в свой кабинет, запирая дверь. Он пьёт, но не плачет — это означало бы, что случившееся его расстраивает, а его не расстраивает, правда, это было бы неуважением к Сон Тиён. Рю Чон думает, что мог бы полюбить девушку, если бы карты легли по-другому, но всё случилось так, как случилось. Вскоре после этого случается Альянс Служения небу. Случаются Чон Хадо и Гун Махэ. Мужчина топит себя в работе и попытках сделать Империю такой, какой её видит принцесса, но забыть о коротком знакомстве всё равно не получается. Через пять лет, стоя на ржаво-красных от крови каменных плитах Священного алтаря, Рю Чон смотрит, как Сон Тиён идёт умирать. — Прости меня, — говорит она с той безграничной грустью в глазах, которую мужчина не смог разглядеть вовремя, — другого пути не было. И Рю Чон, задыхающийся от веса случившегося и от того, что ещё только случится, не может не оплакивать ту, которую в другой жизни мог бы полюбить.