Исход

Обветшалое помещение, на ладан дышащее, встретило ещё один зимний вечер. Золотыми лучами солнце с любовью осветило хлипкий деревянный пол и отклеенные от толстых стен розовые обои, создавая греющую душу обстановку получившимся колором. В одной из таких необычных комнат был он, приподняв с плеч древнюю тюль, чтобы накинуть её грязной фатой на голову, только выделяя белизну прядей. Шото вольно сидел на полу — непривычно низкие потолки здания давили на него. Подобного плана короб-комнат с распахнутыми дверьми было большинство в одноэтажном здании, но не на всей территории заброшенной зоны отдыха. Рассматривая на удивление хорошо сохранившийся журнал смен, юноша с искренним трепетом касался шершавых и хрупких пожелтевших страниц, читая себе незнакомые фамилии и имена, которые когда-то звучали тут — с каждой строчкой он погружался всё глубже в счастливые года детского лагеря: как готовились творческие мероприятия и проходили спортивные эстафеты; становясь непосредственным участником, пришедший герой радовался победам и сопереживал внезапно раненым или приболевшим. Было приятно с ярким чувством полного погружения осознавать, что “дети страниц” давно выросли и, скорее всего, хорошо устроились в этой жизни. За старой оконной рамой уже приспускалась темень, что Шото не сразу заметил. Однако в ту же минуту он насторожился: за это время действительно ничего не произошло или за ним всё-таки наблюдают? “Не стоит паниковать...”: глаза перестали озираться в поиске подвоха — он их прикрыл постепенно тяжелеющими веками, что вместе с вдыхаемым полной грудью пыльным воздухом устанавливали спокойствие в стихийном организме. Затем взяв в обе руки старенькую музыкальную шкатулку с некой опаской и неуверенностью из-за нависшей призрачной атмосферы места, будто в ладонях у него бомба замедленного действия, парень заводит скрипучие механизмы до предела, аккуратно останавливаясь, чтобы ненароком не навредить хрупкой вещице. И продлевалась жутким эхом холодная мелодия, конца которой Тодороки с замиранием ожидал, будто собственной смерти. С мелкой дрожью в руках он отставил в сторону журнал; ему казалось невероятным, какой животный страх за свою жизнь могут пробудить начинавшаяся ночь, гробовая тишина и покинутое людьми место. Он заводит пресловутые шестерёнки уже третий раз, выдыхая накопленное напряжение, начиная мириться с наводнившей пустотой вокруг, как вдруг заскрежетал тихо старый пол в коридоре, жёстким методом выдёргивая из отвлёкших мыслей и ударяя лицом в пропитанную ужасом место. Мыши? Если бы — шаги тяжёлые, что звуком старого дерева могли перебить злополучную мелодию; Шото уже знал, какие ноты подводили к финалу. Когда же те самые половицы заскрипели в быстром и частом темпе, означая быстрое приближение неизвестного себе объекта, давая сердцу уйти в пятки и нагреть мгновенно кровь без использования всякой причуды... Оно остановилось у самого косяка двери, но не показывалось, оставляя в воздухе тончайшую нить напряжения. Что бы там ни оказалось, он готов это встретить.