Идеальный

      Тодороки обводит помещение скучающим взглядом.       Выбранное под встречу место банально донельзя: полупустой склад с деревянными ящиками, густым слоем бетонной пыли под ногами и удручающе тусклым освещением. Хотел бы Шото, чтобы хоть раз очередные потенциальные партнеры Лиги для разнообразия предложили место поинтереснее, ну, или хотя бы что-то более открытое, дабы он мог порадоваться перспективе дышать свежим воздухом, а не затхлостью.       Впрочем составлять Изуку компанию всё интереснее, чем торчать в унылом баре Курогири в обществе придурка Шигараки. Не то чтобы Шото сам собирался участвовать в переговорах, но наблюдать за тем, как это делает Деку, иногда бывает занимательно.       Хотя, конечно, он предпочёл бы занять этот жаркий рот чем-то поинтереснее болтовни, но это будет чуть позже, а пока, затаившись недвижимой фигурой на пару шагов поодаль от Деку, он равнодушно смотрит на явившихся на встречу мужчин: трое здесь, ещё двое в тени дальнего выхода, несколько наверняка остались в машинах. Судя по наведенным заранее справкам, их причуды не особо опасны, однако все как на подбор огромные бугаи, явно постаравшиеся придать своему виду максимальную внушительность, принарядившись по случаю: броня, наподобие той, что носят полицейские спецслужбы, разные типы оружия — от хлыста до дубинок, один даже умудрился обвешаться ручными гранатами. Всё это смотрится почти смешно на фоне Деку: тот держится свободно и пребывает в явно приподнятом настроении, стоя в свете самой яркой из ламп в центре помещения; весь его вид, от открытой позы и жестов до скинутого пиджака, нарочито подчёркивает безоружность: сегодня он даже не стал брать на встречу короткий поясной кинжал, являющийся своего рода данью уважения прежнему Наставнику — Пятну. Тодороки сдерживает желание презрительно фыркнуть от того, как бандиты легко повелись на показушную беспечность Мидории: на их лицах написано неприкрытое чувство превосходства, а самый главный, тот, что имеет очевидно больше всех наглости и, кажется, меньше всех мозгов, и вовсе непочтительно нависает над Деку, пользуясь очевидной разницей в росте и комплекции. И как только такой кретин смог сколотить преступную группировку?       Ни один из этих уёбков понятия не имеет, с кем они ведут дело.       Шото чувствует, как в лёгких колышется жар огненной причуды и предвкушение тянет под ложечкой, но внешне остаётся безразличен, предоставляя Изуку право отыгрывать главную роль в этом спектакле, а сам, пользуясь случаем и тем, что чужое внимание сосредоточено не на нём, беззастенчиво пялится на его задницу — чертовски хороша в этих брюках.       — Итак, насколько я понимаю, вы привезли товар с собой, Хугикава-сан? — бодрым тоном интересуется Деку, косясь в сторону пары металлических клеток, накрытых плотным брезентом: из них слышится злобный рокот и скобление когтей тяжелых лап — кто-то массивный мечется внутри, и стоящий рядом надсмотрщик бьёт по прутьям концом длинной дубинки-шокера. На время рычание затихает, чтобы спустя секунду возобновиться с новой силой.       — Да, прихватили парочку экземпляров, — манерно растягивая слова, отвечает держащийся ближе всех к нему главарь. — Признаюсь, я думал, что в свете того, какое уникальное предложение мы делаем вашему боссу, тот почтит нас собственным присутствием, а не пошлёт, кхм, — он смеряет Деку уничижительным взглядом; недовольство отражено на его гориллоподобной морде, но всё же он не решается прямо его выражать: — подручных, — наконец подбирает он слово, метнув быстрый взгляд на Тодороки.       Тот почти мечтает о том, чтобы прямо сейчас какие-нибудь Про Герои готовили им засаду в этом месте — их нападение могло бы хоть немного развеять его скуку.       — О, жаль разочаровывать, но к данной встрече у меня сугубо личный интерес. Мой Наставник понятия не имеет о вас, — весело извещает Деку, сверкая мальчишеской улыбкой.       — Как это понимать? — зло наседает на него главарь, и со стороны его людей слышится недовольный ропот.       Ничуть не смутившись, Деку продолжает беззаботно улыбаться, качнувшись с пятки на носок.       — Его как-то мало интересуют перспективы возни с кем-либо, кроме его собственных питомцев, — разводит он руками и поворачивается в сторону клеток. Рычание усиливается, но надсмотрщик, смерив Деку неприязненным взглядом, не предпринимает попыток усмирить шум.       — Ты болтаешь про этих, как их там… ному, что ли? — скривившись, тянет Хугикава.       — Весьма удобные и безоговорочно покорные инструменты, — мягко кивает Деку, искоса посмотрев на мужчину. Тот кривится ещё сильнее, но берёт себя в руки.       — Наш товар ничем не хуже! — сердито извещает он, почти оскорбленный.       — Я не возьмусь судить, пока не увижу его воочию, — спокойно произносит Деку, заводя руки за спину.       Главарь раздраженно цыкает, но всё же кивает своему подручному, стоящему у клеток, и тот сдергивает с них брезент. Он мягко оседает на пол, всколыхнув клубы пыли, и почти мгновенно помещение заполняет бешеный лай.       Пара внешне похожих на собак животных предстают на свет: скалящаяся пасть одной из них сверкает несколькими рядами острых зубов, нитки пенной слюны свисают с них и брызгами летят во все стороны, пока зверь заливается лаем и неистово скачет по клетке, вгрызаясь в прутья и роняя переломанные зубы — на их месте тут же отрастают новые; вторая собака ощетинивается шипами, покрывающими её спину — длинными и толстыми вдоль хребта и короткими острыми пиками мелких от макушки до самого хвоста, лысого, как у крысы, и тоже увенчанного острием — с него капает кислотно-зелёная жидкость, и зверь яростно хлещет им по решетке своей тюрьмы. Клетки начинают качаться и подпрыгивать на местах от распаляющейся ярости содержащихся в них животных. Надсмотрщик наконец ленивым движением ударяет по прутьям шокером, и одна из собак замолкает, прижимая уши и скалясь, но вторая предпринимает попытку сквозь прутья ухватить дубинку зубами.       — Ах ты ж падла! — мужчина просовывает шокер в клетку, и электрический треск тонет в отчаянном взвизге — получившее разряд животное забивается в угол, трясясь и нервно кусая собственные лапы.       — Причудливые животные, да? — негромко произносит Деку. Показное веселье покидает его лицо, и Шото внимательно следит за тем, как его взгляд, холодный и острый, скользит по фигурам собак, подмечая следы жестокого обращения: клоки свалявшейся шерсти, местами с проплешинами и облезлой кожей, сбитые, искусанные лапы — одна из собак и сейчас продолжает сгрызать саму себя до кости, повизгивая в лихорадочном возбуждении; вторая без конца хлещет хвостом по полу клетки, усеянному обломанными и выкорчеванными с мясом шипами, которые она потеряла в своей попытке забиться как можно дальше от шокера. Общая запущенность и истощённость животных заметна невооруженным глазом, и Тодороки отчётливо видит, как на секунду проступают желваки на скулах Деку, прежде чем он надевает маску сдержанности и его лицо перестаёт выдавать любую эмоцию.       — Чрезвычайно редкое явление, — самодовольно ухмыляется Хугикава и приближается к клеткам, махнув рукой надсмотрщику. Тот отходит подальше, пряча шокер за спину, и псы мгновенно возвращаются к предупреждающему рычанию, а стоит мужчине сделать ещё один шаг в их сторону, как те бросаются на него, врезаясь в прутья с новой волной неистового лая и истеричного подвывания. — Мы в этом деле единственные поставщики вот уже двадцать лет, можем достать вам животное под любые цели, — громко оповещает он, стараясь перекричать гомон. — Конкретно эти натренированы быть максимально злобными тварями, как вы сами можете видеть — сойдут под охрану или глотки конкурентам рвать.       Он выглядит чрезвычайно довольным демонстрацией собак и возвращается к Деку, щёлкнув пальцами, чтобы надсмотрщик вновь угомонил животных. Садистская ухмылка расползается на его лице, когда новый электрический разряд бьёт прямо по прутьям, заставляя зверей несколько секунд трястись в судорожных конвульсиях, а затем осесть на полы клеток с измученным скулежом.       — Не беспокойтесь, они привыкли, — небрежно уверяет он, видя, как пристально следит за его действиями Деку. Он снова ударяет по прутьям, и металлический звон заглушает скулёж.       — Я вижу, — негромко произносит Деку. Он подходит ближе и приседает перед клетками — животные при этом держатся на удивление тихо. — Единственные поставщики? — повторяет Мидория, его лицо остается скрыто тенью. — Случаем, не вам ли в прошлом принадлежала заслуга поимки Недзу-сана, нынешнего директора ЮЭй?       — А, ты про того хомяка? — с гогочущим смешком отвечает Хугикава. — Да, помню его! Он был одной из самых первых наших поимок, ужасно бесил своим заумничаньем. Ну мы и отдали его правительству на эксперименты, хах! — Он снова гогочет. — Подумать только, эта шерстяная сардина вырвалась в люди, я ставил на то, что учёные в итоге заспиртуют его мозги или что-то в этом роде.       — Ясно. — Деку распрямляется. Он ещё несколько секунд смотрит на собак нечитаемым взглядом, и главарь явно начинает терять терпение.       — Так что, убедились, что товар годный? — раздражённо спрашивает он. — Эти двое конечно агрессивные падлы, придется повозиться, прежде чем они признают в вас хозяина и начнут слушаться. Но не волнуйтесь: пара недель голодовки и электротерапии, и они полюбят первого, кто бросит им кость. Все эти твари подчиняются тупым инстинктам! Ничем не хуже ному, ха?       — Сомнительно, — холодно отрезает Деку, и главарь замирает.       — Что? — угрожающе тянет он.       Деку поворачивается к нему на каблуках, свет лампы обнажает его пронзительный взгляд — свита главаря переглядывается между собой, увидев смену настроения человека, ещё совсем недавно валявшего перед ними дурака. Не зная точно, как правильно реагировать, они напрягаются и подступают чуть ближе.       — Боюсь, что ваши услуги не представляют для нас никакого интереса, — с деланным сожалением произносит Деку, возвращаясь на своё прежнее место в центр помещения.       — Какого хрена, пацан?! — бесится Хугикава.       — Видимо мне с самого начала не стоило тратить время на возню с вами, — вздыхает Деку, не обращая никакого внимания на реакцию бандитов. Он устало потирает шею. — Ненавижу, когда всякие идиоты доставляют дополнительные хлопоты.       Главарь и его люди давятся воздухом.       — Ты посмел назвать нас идиотами?! — грохочет мужчина.       — Как иначе отозваться о тех, кто ослабляет собственный товар голодом и увечьями? — разводит руками Деку.       — Что, блядь, зоозащитник нашёлся? — выплевывает Хугикава. Его люди шевелятся, окружая Деку и Тодороки. — Думаешь, можешь припереться сюда со своим дружком, отказаться покупать наш товар, оскорблять нас и учить, как вести дела?!       — Полагаю, вы не так меня поняли, — произносит Деку, осторожно складывая руки вместе, палец к пальцу. Тодороки щурится, пристально наблюдая за тем, как обнажается истинная личина Изуку — это зрелище всегда завораживает его. В ладонях собирается покалывание, когда улыбка, тонкая и опасная, пересекает губы Деку, и тени делают линии его лица острее. — Я с самого начала не планировал ничего у вас покупать. Всего лишь хотел посмотреть на тех, кто установил монополию на такой важный участок чёрного рынка. — Он пожимает плечами. — Кто же мог подумать, что вы окажетесь такими придурками.       — Да ты вконец охуел, крысёныш?! — рычит главарь. Взглянув на клетки, он торжествующе хмыкает и задирает подбородок. — Ладно, сопляк, раз уж ты вынудил нас припереться сюда, то, по крайней мере, вы двое сослужите напоследок неплохую службу! — Он машет своим людям, чтобы те расступились. — Отойдите подальше, парни. — Глумливо хихикнув, надсмотрщик снимает с клеток лязгнувшие засовы, готовясь по команде выпустить животных. — Сейчас парочка этих мудаков сами станут кормом голодным зверушкам!       Деку секундно переглядывается с Шото, и тот, уловив приподнявшийся уголок его губ, с усталым вздохом суёт руки в карманы и облокачивается на ближайший ящик.       Похоже сегодня всё веселье достанется одному Изуку.       — Последний шанс принести извинения, пацан! — предупреждает Хугикава, пока его человек пытается посильнее раззадорить собак — те почему-то отчаянно не желают покидать свои тюрьмы, и ему приходится с риском для жизни нырнуть в клетки, чтобы вытащить животных за их накинутые в качестве поводков цепи. Укрепляющая причуда и угрожающе поднятый шокер единственное, что спасает его от шипов и клацающих челюстей, когда псы наконец распаляются злобой, стараясь вырваться с цепей и разорвать первого, кто им попадётся.       — О, я, пожалуй, предпочту посмотреть, что же будет дальше, — беззаботно отвечает Деку, оставаясь абсолютно расслабленным. Бандиты переглядываются между собой, явно начиная сомневаться в его вменяемости, но Хугикава окончательно взбешивается.       — Спускай блядских собак! — орёт он, и надсмотрщик, указав дубинкой на Деку, командует «Фас!».       Собаки со свирепым рыком срываются на даже не шелохнувшегося Мидорию, но когда до него остаётся не больше метра, вдруг резко тормозят, по инерции проезжаясь вперёд на скользящих по полу лапах. Деку лишь слегка приподнимает голову, и животные в страхе вжимаются в пол.       — Какого хера? — непонимающе пялится на происходящее Хугикава — там, где он ожидал, что развернётся кровавое месиво, Деку спокойно взирает сверху вниз на собак, словно вросших в землю под его взглядом. — Что за дерьмо здесь происходит?! У этого урода причуда контроля разума?!       Его люди растерянно озираются, но ни один не знает ответа, и Хугикава хватается за свой хлыст. Он рассекает им воздух, ударяя по полу.       — А ну, блядь, слушайтесь своего хозяина, чёртовы твари! Сожрите этого ублюдка! — Картина не меняется — несмотря на новые удары хлыста и треск шокера надсмотрщика, все внимание собак по прежнему приковано к Деку. Тот издаёт смешок и, к полнейшему ужасу животных, наклоняется к ним, медленно протягивая руку.       — Ну привет, — произносит он добродушно, но его глаза остаются пугающе тёмными. Псы отчаянно скулят, съёживаясь в попытке казаться меньше, чем они есть — шипы одной из них втягиваются в тело в тот момент, когда она заваливается на бок, оголяя живот в демонстрации полной покорности.       — Какая прелесть, ты только взгляни на них, Шо, — веселится Деку, принимаясь чесать дрожащей собаке живот, будто та для этого его и подставляла. — На самом деле всегда мечтал о собаке, может всё-таки возьмём одну из этих? — Он с широкой улыбкой теребит вторую собаку за ухом.       Единственное, о чём в этот момент может думать Шото, это как не кончить прямо в штаны от вида Изуку, безоговорочно подчинившего себе бешеных цепных псов одним лишь властным взглядом.       — Ух, вы обе такие классные! — продолжает сюсюкаться с животными Деку. Те, кажется, наконец понимают, что им ничего не грозит и робко тычутся носами в его ладони, покорно принимая непривычные ласки. — Решено! — задорно говорит он, распрямляясь и подхватывая цепи-поводки. — Заберу вас обеих. Ты же не против? — он оборачивается к Тодороки, но того хватает только на напряжённый выдох, под которым прячется не ослабевающее возбуждение:       — Заканчивай.       — Вот видите, он не против, — произносит Деку, снова обращаясь к псам. — Ну, а вы что скажете, готовы пойти со мной? Обещаю, что буду заботиться о вас гораздо лучше, чем эти тупые уроды.       — Понятия не имею, что за фокусы ты тут проворачиваешь, мелкий ублюдок, — подаёт голос Хугикава и его люди наконец начинают отмирать, готовясь нападать вместе со своим главарём. — Но вы двое уйдёте отсюда с моим товаром только через наши трупы!       — Оу, — хищно улыбается Деку, глядя на то, как мужчина замахивается хлыстом. — Думаю, это можно устроить.       В следующую секунду он уже стоит позади Хугикавы, выдёргивая плеть из сжатых пальцев его руки.       Оторванной руки.       — Такая пошляцкая атрибутика это дань уважения Полночи? — вертя в руках хлыст, интересуется Деку, но его вопрос тонет в нечеловеческом вопле рухнувшего на колени мужчины — вместо кисти у него теперь висящие с предплечья окровавленные лоскуты кожи и мышц. Бандиты в ужасе пятятся от своего скрючившегося в агонии главаря.       — Серьёзно, ребята, вам стоило бы поработать над собственным стилем, это никуда не годится, — как ни в чём не бывало обращается к ним Деку, отбрасывая хлыст за плечо, а затем равнодушно смотрит на Хугикаву, в шоке баюкающего огрызок конечности. — Хм, напомни, что там нужно сделать, чтобы стать собакам хозяином? Бросить им кость? — Он кидает оторванную кисть псам, и те жадно накидываются на неё, раздирая и растаскивая пальцы в стороны. — Вау, смотри-ка, кажется, ты пришёлся им по вкусу!       — БОЖЕ, ДА ТЫ СУМАСШЕДШИЙ! — кричит надсмотрщик, разворачиваясь, чтобы сбежать, но ни он, ни другие бандиты не успевают сделать и шага — толстые ледяные оковы примораживают их к полу. Деку посылает Шото благодарную полуулыбку и снова смотрит на Хугикаву.       — Итак, на чём мы остановились? Ах да, я хотел проверить, сработает ли этот метод…       Он обходит псов и встаёт позади них рядом с Тодороки; животные опасливо косятся на него, но не смеют и шелохнуться. Зелёные глаза обводят кричащих и тщетно пытающихся выбраться изо льда людей, сверкнув холодным презрением и торжеством перед тем, как мягкая команда соскальзывает с растянутых в ухмылке губ:        — Фас.

***

      — Это что ещё за херня?! — вопит Даби, едва не с ногами запрыгивая на барную стойку, когда они возвращаются в штаб, и наевшиеся до отвала собаки мечутся по помещению, знакомясь с новой обстановкой. Деку играючи удерживает их за поводки и явно веселится от произведенного фурора: зависающий в баре народ резко шарахается в разные стороны, испуганно вереща от приближения псов.       Шото проходит к выходу на лестницу и лениво подпирает дверной косяк, ожидая, когда Мидории надоест дурачиться.       — О, это мои новые питомцы! — с восторгом заявляет Деку. — Правда классные? Я ещё не успел придумать им клички.       — Они просто супер стрёмные! — восклицает Твайс. — Милее созданий в жизни не встречал!       — Ты так здорово управляешься с ними, Деку-кун, — восхищённо тянет Тога, расплываясь по стойке с самым обожающим взглядом из возможных, но взвизгивает, когда одна из собак тычется мордой ей в голые ноги. — Ай, фу какой холодный нос!       — Ты больной на всю голову, раз припёр это сюда, — хрипит сидящий за столиком в дальнем углу Шигараки, и Деку смеётся.       — Да ладно, Шигараки-кун, уверен, ты в детстве тоже мечтал о щеночке. Не хочешь поиграть с ними? Можешь не бояться, я почти уверен, что яд из хвоста вон той не смертелен.       Тодороки не сомневается, что под рукой-маской Томура неприязненно кривится.       — Катись к чёрту, Деку, — сипит он, и Мидория хмыкает. Шото закатывает глаза, чувствуя, как нарастает его нетерпение: обмен сарказмом и издёвками между этими двумя — обычное дело, но его раздражает, что они вновь задерживаются по какой-то ерунде.       Он так, блядь, и знал, что стоило трахнуться ещё на складе, пока адские псины пировали своими мучителями.       — Деку-кун, пожалуйста, уведи своих, кхм, питомцев из моего бара, — напряжённо просит Курогири, отодвигаясь назад, когда одна из собак закидывает передние лапы на стойку, слюнявя и пачкая её кровавыми лапами.       — О, простите, Курогири-сан, — Деку слегка дёргает за поводки, и собаки незамедлительно возвращаются к нему. Он жестом подзывает вжавшегося в стену помощника и передаёт в его дрожащие руки цепи. — Сохо-кун, будь добр, устрой этим малышам подходящее местечко. Только не корми их пока что, хорошо? — он ласково трепет псов по макушкам. — Они недавно плотно поужинали.       Сохо в ужасе пялится на огромные зубы и шипы, на которых остались мелкие ошмётки человеческой плоти, и с трудом сглатывает, когда Деку ободряюще похлопывает его по плечу, а сам отправляется в свой кабинет наверху, хихикнув под возрастающее рычание и испуганные вопли за его спиной.       Когда Тодороки захлопывает за ними дверь, Мидория делает шаг к нему, обдавая горячим дыханием подбородок.       — Ты выглядишь недовольным, Шото-кун, — ухмыляется он, мягко кладя ладонь ему на грудь.       — Ты слишком долго возился, — холодно отвечает Тодороки, и тихий смешок щекочет его кожу.       — Прости. Не хотел упускать возможность повеселиться. — Деку игриво улыбается, притягивая его к себе вплотную за галстук. — Думаю, что смогу компенсировать тебе долгое ожидание. — Его пальцы ложатся на ширинку Шото и мягко потирают — Тодороки шипит сквозь зубы. — Ого, ты уже такой твёрдый.       Деку облизывает верхнюю губу, но Тодороки предпочитает промолчать о том, что его возбуждение за весь вечер не исчезало ни на минуту, давно причиняя дискомфорт на грани с болью.       — Ох, не стесняйся, Шо, — мурлычет Изуку, грубо сжимая его эрекцию и хищно сверкая глазами. — Я видел, как ты пялился на меня на складе. Мне это понравилось…       Он вжимается в бедро Тодороки собственным стояком, горячим даже сквозь одежду, и коротко стонет, пошло приоткрыв рот. Шото с жадностью впивается в его губы, едва не самовоспламеняясь, когда Мидория заваливает его на свой стол.       На данный момент это не то, в чём Шото способен признаться, но свой дикий оргазм он получает под новую фантазию, что галстук, за который тянет Изуку, вбиваясь в него сзади, мог бы быть собачьим поводком.

***

      Стать тем, кто страдает от попыток сдержать неконтролируемое семяизвержение каждый раз, когда становится свидетелем дрессировки Мидорией его собак, точно не входило в планы Тодороки, и это, мягко говоря, доставляет ему некоторый дискомфорт — прежде он не испытывал проблем с самообладанием. Но новый фетиш постепенно захватывает разум, и Шото начинает по-иному воспринимать разницу в отношении Деку к нему и его подчинённым: Мидория никогда не позволял себе приказывать ему, в то время как остальных ставил по стойке смирно одним словом.       И впервые Шото перестало устраивать такое положение дел.       Поэтому когда Деку начинает получать от Все За Одного одиночные миссии, Тодороки находит это удачным стечением обстоятельств — он решает потратить время наедине с собой на плавное освоение своих новых пристрастий.       Шото встречается с особым торговцем и молча передает ему записку с заказом. Мужчина слегка щурится, изучая её, но ему хватает ума и профессионализма воздержаться от комментариев — так же молча кивнув, он возвращает записку и салютует перед уходом. Сжигая бумажку в руке, Шото надеется, что ему не придется долго ждать.       Уже вечером он распаковывает обитую черным бархатом прямоугольную коробку и напряженно пялится на её содержимое: чёрт возьми, ему явно стоило внести некоторые ограничения в свой заказ, потому что выуженный на свет силиконовый фаллос — максимально анатомичный, с рельефом вздутых вен и покрытием, поразительно схожим внешне и по ощущениям с человеческой кожей — кажется просто огромным. Но взор падает на второй предмет в коробке, и приятное предвкушение оседает тяжестью в паху: нетерпение подталкивает Шото примерить покупку прямо сейчас. Когда пальцы защёлкивают язычок застежки в прорези ошейника, Тодороки рискует посмотреть на себя в зеркало напротив кровати — ободок чёрной кожи резко контрастирует в полумраке комнаты с его бледной шеей, а прочная цепь с ровными звеньями выглядит по-своему красивой, когда Шото слегка натягивает её, привыкая к ощущениям; мягкая приятная на ощупь подкладка не причиняет дискомфорта, и Тодороки способен по достоинству оценить высокое качество товара.       Он чувствует себя в нём… неплохо.       Жёсткая эрекция настойчиво требует внимания, и Шото тянется к тумбочке за смазкой — Изуку не должен вернуться ещё некоторое время, которое вполне можно потратить на одиночный эксперимент.       И Шото просто сходит от него с ума.       Необузданное желание подчиняться Мидории, стелиться перед ним как покорная псина сжирает Тодороки изнутри, пока он, корчась на перепачканных в слюне и маслянистой смазке простынях их с Изуку кровати, давясь и задыхаясь, учится заглатывать резиновый член до основания, представляя, что это Деку имеет его по самые гланды, в то время как собственная рука дрочит набухший чувствительный член, а затем смещается к ягодицам; жадно насаживаясь на свои пальцы оттопыренной задницей, Шото воображает, как его «по-собачьи» трахал бы Изуку, а затем хвалил подобно тому, как он делает это со своими новыми питомцами:       — Такой славный мальчик…       Он краем зрения видит своё отражение в зеркале: в полумраке душной спальни блестящая цепь поводка ловит яркий блик, когда Шото дёргает за неё и сразу обессиленно кончает под себя. Однако полная удовлетворённость не наступает, и он с мучительным стоном перекатывается на спину, замутнённым зрением смотря на свой упрямо неопадающий пульсирующий член.       Телефон на тумбочке жужжит, извещая о принятом сообщении: планы слегка изменились, поэтому Деку шутливо просит не ждать его к ужину.       Жарко выдыхая раскалённый от собственной причуды воздух, Шото какое-то время смотрит на тускло блестящую на простыни цепь, а затем вновь тянет за неё, и член реагирует острой пульсацией. Возможно, Шото никогда не стоило открывать этот ящик Пандоры, но он всё ещё здесь, и у него есть время для того, чтобы освоиться со своей новой нафантазированной ролью, пока Изуку не вернется.       — Ты ведь и дальше будешь для меня хорошим мальчиком, Шото? — мерещится из темноты, и Тодороки со стоном тянется за смазкой и силиконовой игрушкой.       Он станет для Изуку лучшим.

***

      — О, Т-тодороки-сан! Д-деку-сан приказал не беспокоить его, — запинаясь, рапортует возящийся в баре Сохо, когда Шото проходит мимо него к лестнице на второй этаж. — Тодороки-сан?..       Тодороки полностью игнорирует сказанное, не сбавляя шаг — Деку давно стоило вдолбить в тупую башку своего новичка-помощника, что на Шото правило «не беспокоить» никогда не распространяется.       Расслабленно закинув ногу на ногу, Мидория сидит в любимом кресле в своём кабинете, лениво перелистывая страницы каких-то супергеройских комиксов одной рукой, а второй щёлкая грецкие орехи из небольшой миски со столика так легко, словно их скорлупа не прочнее бумажной. Шото на секунду замирает на пороге от этой картины, а затем решительно шагает внутрь, закрывая за собой дверь. Деку поднимает на него взгляд.       — Ты закончил со всеми делами? — коротко спрашивает Тодороки, и Мидория отвечает кивком немного уставшего, но довольного проделанной работой человека.       — Я должен дождаться возвращения Курогири-сана и остальных, а после волен взять небольшой отпуск в качестве награды. Отправимся в какое-нибудь интересное местечко, м-м-м? — он приподнимает брови с намёком на то, что они оба заранее знают, где и как проведут свободное время. Шото непроизвольно смотрит на верхнюю полку стеллажа, но молчит, а Мидория, очевидно принявший тишину за согласие, возвращает своё внимание комиксу.       Тодороки наблюдает за ним какое-то время, собираясь с духом для своего признания. Чёртов оставшийся в штабе Сохо сорвал к херам все его планы, но отступать в принципе поздно — незаметно забрать заранее принесённую сюда бархатную коробку уже не выйдет. Когда Деку не глядя вновь тянется к миске и с сухим треском раскалывает скорлупу ореха голой рукой, для Шото наступает последняя капля.       — Я хочу подчиняться.       Мидория отвлекается от своего чтива и удивлённо приподнимает брови, воззрившись на него поверх страниц.       — Мы все подчиняемся Наставнику, — спокойно произносит он, но Шото едва ли не брезгливо морщится, вспоминая Все За Одного и его морду, больше похожую на жёваную жвачку с торчащими из неё трубками. Безусловно этот тип правит здесь балом, но в свете особого смысла, которым Тодороки наделяет слово «подчинение», ему становится почти дурно от мысли, что перед ним на кресле мог бы сейчас сидеть этот больной старый хрен.       — Нет, — резко отрезает он, и брови Мидории чуть сменяют положение, придавая его лицу толику настороженности. — Не мы и не ему. Только я. Только тебе.       Мидория молчит пару секунд, прежде чем медленно, будто прощупывая почву собственным ответом, заговорить, не отрывая от Тодороки внимательного взгляда:       — Но разве мы с тобой не равноправные партнёры, Шото-кун? Мне всегда казалось, что такое положение дел… — он запинается, явно уловив нечто в лице напряжённо сжавшего челюсти Шото, и тот щурится под пронзительностью чужого взора, в эту секунду блеснувшего осознанием. — Оу. — Деку чуть склоняет голову, будто по-новому увидев Тодороки. Уголок его рта приподнимается в ухмылке. — Неужели ты… — он не договаривает, очевидно и так найдя ответ в упрямом взгляде Шото. — Что ж… Мне нравится эта затея.       По телу Тодороки проходит волна жара, когда он слышит более низкие ноты, звучащие в голосе Мидории. Тот откладывает журнал и, сцепив пальцы, уточняет:       — И чего же именно ты хотел бы? Позволь мне услышать твоё желание полностью.       Тодороки ещё некоторое время борется с собой, пытаясь подобрать слова, но ничего корректнее «выеби меня, как сучку» в голову не приходит, поэтому он молчит, не желая брякать такую развязную тупость. Деку снова склоняет голову, и на секунду сомнение проскальзывает на его лице.       — Погоди минутку… — с подозрением осторожно тянет он, чуть подавшись вперёд. — Надеюсь, ты не желаешь, эм, удовлетворить свой сыновий комплекс или вроде того?       Шото едва дар речи не теряет от такого намёка, и внутри разгорается адово пламя из ненависти и презрения.       — Даже, блядь, не думай, что я попрошу разрешения звать тебя папочкой, — с отвращением выплёвывает он, сжимая кулаки в попытке утихомирить буянящую огненную сторону.       Мидория пару раз моргает, а затем с облегчением выдыхает, откидываясь обратно на спинку.       — Уф, хвала небесам. — Он трёт лоб и пристыженно морщится, глядя, как дымится его партнёр. — Прости-прости, просто этот момент реально стоило уточнить, — примирительно улыбается он, обезоружено поднимая руки. — Как-то жутко было бы примерять на себя образ Старателя.       — Тебе и не придётся, — цедит сквозь зубы Тодороки, вспоминая в этот момент хруст, с которым раскалывались грецкие орехи, и мечтая, чтобы такой же звук издала под его ботинком голова его уёбского папаши.       Мидория заметно расслабляется: он снова сцепляет пальцы рук и улыбается.       — Итак, — возвращает он внимание Тодороки себе, — какого рода подчинения ты хотел бы?       Затронутая тема значительно сбила настрой, но чёрта с два Деку теперь позволит Шото так легко «соскочить» с упомянутого признания, поэтому под его заинтересованным взглядом Тодороки пересекает комнату, достаёт с самой верхней полки стеллажа припрятанную там с утра коробку, и, выбрав из содержимого пока лишь одну вещь, возвращается на прежнее место.       Глаза Мидории расширяются в приятном удивлении, когда в руке Шото повисает расправленная цепь, покачиваясь, словно маятник. Его взгляд хищно темнеет.       — Оу, — довольно произносит он. — Я вижу. — Он облизывает губы и оценивающе смотрит на Тодороки. — Уверен, эта вещица будет тебе чертовски к лицу. Как насчёт того, чтобы примерить её для меня прямо сейчас?       — Не здесь, — категорично отрезает Шото, вспоминая тупую рожу сидящего в баре Сохо. — Мы не одни.       Зелёные брови хмурятся в почти детской обиде.       — Я не хочу ждать, пока мы доберёмся до спальни, — дует губы Деку.        — А я не собираюсь лицезреть морду этого любопытного ушлёпка в момент, когда мы начнём, — рычит Тодороки.       — Да бро-о-ось, Шото-ку-ун, он не зайдёт сюда, я ведь сказал никому нас не беспокоить, — канючит Мидория, и Тодороки в раздражении морщится. Они прежде не раз попадались на чужие глаза — с подачки любящего острые забавы Деку не всегда это было случайностью — но в этот раз Тодороки точно не прельщала подобная перспектива.       — Можешь демонстрировать свой голый зад хоть всей Лиге, а я пас, — огрызается он, бросая ошейник на стол, и разворачивается, чтобы уйти, но едва успевает сделать шаг, как чёткое слово пришпиливает его к месту:       — Стоять.       Этот твёрдый и властный тон не имеет ничего общего с недавним паясничанием; Шото чувствует, как приподнялись волоски по всему телу, а ноги будто налились свинцом. За спиной слышится тихий смешок.       Вот он и на крючке.       — Я пока тебя никуда не отпускал, — елейно тянет Мидория, но под приторным тоном сквозит сталь, мгновенно оголившаяся в следующей команде: — Вернись и возьми ошейник.       Тодороки медлит всего секунду, прежде чем его тело подчиняется, и ровный, как натянутая струна, он делает обратный шаг к столу, берёт цепь и поворачивается лицом к Мидории.       И как же блядски горяч образ Деку, наслаждающегося своим превосходством.       Глубинный похотливый блеск его глаз завораживает, и кровь Шото резко устремляется в южном направлении. Это не укрывается от взгляда Мидории — тот самодовольно ухмыляется, подмечая растущий бугор в его штанах, и откидывается на спинку кресла, предвкушающе облизывая губы и обводя взглядом фигуру Шото, словно прикидывая, с чего же ему начать.       Тодороки чувствует, как сердце, послав к хуям любое самообладание, разгоняется, а жар левой стороны опасно растёт, грозясь выйти из-под контроля. Деку видит его насквозь и не упускает возможности издать смешок, наблюдая за тем, как перед ним борется с собой его любовник, всегда слишком сдержанный и гордый для того, чтобы по-настоящему прогнуться перед кем-либо.       Но только не перед ним, и он намерен испить эту новую уникальную привилегию до дна.       Лицо Деку приобретает суровую тень, и он без дальнейших церемоний приказывает:       — Избавься от галстука и обуви. И расстегни рубашку.       Шото медленно стягивает с шеи петлю галстука, и, наступив на пятки, оставляет ботинки позади себя, делая короткий шаг вперёд. Он прямо смотрит на Деку, неотрывно следящего за тем, как его пальцы неторопливо расстёгивают мелкие пуговицы.       — Достаточно, — чуть хрипло произносит Мидория, когда он доходит до середины груди. — Надевай ошейник. Затяни так туго, как сможешь терпеть.       Массивная цепь холодит кожу, ложась на плечо, когда Шото поправляет ошейник, чувствуя легкий дискомфорт от давления на горле — он затянул сильнее, чем привык делать наедине с собой, но голодные зелёные глаза внимательно следят за тем, чтобы он прилежно исполнял каждый приказ в точности. Деку оценивающе смотрит на Тодороки, и глубокое удовлетворение отражается в его улыбке.       — Хорошо, — мягко выдыхает он. — На четвереньки.       Член жёстко трётся о ширинку при смене положения тела, но Шото не подаёт вида. Он вскидывает голову, привыкая смотреть снизу вверх, и Деку явно забавляет его взгляд исподлобья.       — Ах, просто чудесно, — со смешком замечает он. — Ты выглядишь премило. — Он приглашающе тянет ладонь. — Иди ближе, Шо-чан.       Конец цепи волочится по полу, пока Тодороки движется вперёд, и от унизительного положения у него начинает гореть лицо. Вероятно буквально, потому что в воздухе появляется слабый запах гари, но Деку лишь издаёт новый смешок и наклоняется, чтобы взять цепь в одну руку. Другой он дотрагивается до правой щеки Шото, и по его перчатке начинают расползаться ледяные фракталы.       — Ш-ш-ш, не стыдись себя, Шо, — шепчет он, не моргая глядя в его глаза с таким обожанием, что Тодороки спирает дыхание, и его попытки совладать с собственной причудой окончательно терпят крах — ему приходится применить больше льда, чтобы языки пламени не перекинулись с лица на ошейник и рубашку. Мидория стаскивает обледенелую перчатку зубами и вплетает пальцы в волосы Шото, пропуская между них двухцветные пряди, успокаивающе гладит по голове, лицу, голым ключицам, пока Шото не удаётся восстановить самоконтроль, а затем за подбородок притягивает к себе для глубокого поцелуя. Тодороки чувствует головокружение, когда хватка на затылке меняется с ласковой на жёсткую, и Деку буквально отрывает его от себя; тонкая нить слюны на секунду повисает между ними, и Шото облизывает губы, выдыхая пар через рот.       — Да, ты великолепен, — восхищённо произносит Деку, снова жадно облапывая его везде, где могут дотянуться его ненасытные руки. Шото подавляет короткий стон, когда ему резко сжимают сосок, скручивая его сквозь ткань рубашки. Спустя секунду действие повторяется с другим соском, но уже по голой коже, и Тодороки закусывает губу.       — Мне даже не пришлось объяснять тебе, что послушные питомцы не подают голоса без разрешения хозяина, — замечает Мидория, продолжая безжалостно играть с его сосками, пока те не становятся слишком чувствительными; Тодороки слегка шипит и дёргается, но не двигается с места, только выдыхает всё новые клубы пара.       — Ты хорошо воспитан, Шо-чан, — хихикает Деку, а затем его лицо расплывается в демонической ухмылке, словно он наконец может перейти к самой ожидаемой части. — А теперь займись моими брюками.       Он откидывается назад, шире расставляя ноги и стягивая вторую перчатку, и Тодороки медленно расстёгивает его ремень, плавно вытягивая из брюк, но когда расправляется с тугой пуговицей ширинки, шрамированная рука накрывает его пальцы.       — Стоп. Дальше без рук. Держи так, чтобы я их видел.       Шото кладёт ладони на мускулистые бёдра, особенно остро чувствуя их жар под правой рукой, приближает лицо к паху Мидории и медленно тянет язычок молнии зубами. Неотрывно наблюдающие за ним зелёные глаза темнеют и кажутся чёрными, когда он подцепляет зубами край резинки трусов и оттягивает на себя, пока жёсткий эрегированный член не вырывается на свободу, со шлепком прижавшись к животу Деку. Шото резко отпускает резинку, и она щёлкает Мидории по коже; сильная рука тут же грубо дёргает его за волосы.       — Осторожнее, Шо-чан, — опасно мягким тоном шипит Деку ему в лицо, до боли натягивая кожу на затылке, — иначе я могу решить, что ты сделал это специально. — Он проводит языком влажную дорожку от скулы до самого уха и прикусывает мочку, обжигая шёпотом ушную раковину: — А мне не хотелось бы наказывать своего любимца. — Шото слышит его ухмылку, и волна мурашек ползёт вдоль позвоночника вместе с тонкой коркой льда. — По крайней мере не сегодня.       Хватка на затылке исчезает. Шото снова тянет зубами нижнее бельё до конца вниз, на этот раз осторожно отпуская и запечатлевая поцелуй на стволе в том месте, куда ударила прежде резинка.       — Хороший мальчик, — выдыхает Мидория, поглаживая его по голове, и Шото резко сжимает ноги, чувствуя, как опасно близко его возбуждение подобралось к краю от озвученной похвалы, столько раз воображаемой им наедине с собой. Так. Блядски. Горячо. Он пытается хоть немного выровнять дыхание, чтобы не воспламениться снова.       — Ты прекрасен, — с влюбленной улыбкой произносит Деку. — Покорность действительно тебе к лицу.       Он самостоятельно сильнее приспускает брюки и нижнее бельё и задирает подол рубашки. Шото скользит взглядом по рельефу его пресса вниз, до места, где мягкой линией мышц в виде буквы V обозначен низ живота с островком жёстких курчавых волос в основании налитого кровью члена. Во рту становится сухо от жажды проследить каждый изгиб подтянутого тела языком, но он ждёт дальнейших указаний, задыхаясь от желания услужить Изуку так, как никто и никогда не делал до него.       И не будет после.       — А теперь… — Мидория наматывает цепь на кисть, контролируя удалённость его лица, и тянет на себя, чуть подаваясь бёдрами навстречу, чтобы его член мазнул каплей предсемени прямо по губам Тодороки. — Начинай сосать.       Широкое прикосновение языка от головки до основания вырывает из Деку первый тяжёлый выдох. Шото повторяет движение в обратную сторону, вылизывает узкую щель с солоноватым привкусом смазки и наконец, посасывая, берёт её в рот, наслаждаясь участившимся дыханием Изуку. Он опускается, пока тупая головка не упирается в стенку горла, и чувствует ответное напряжение бёдер Мидории, но тот не подается ими вперёд, хотя это желание явственно пропитывает его жёстко проступившие под ладонями Тодороки мышцы. Но Шото сейчас не нужна подобная милость, поэтому, ускоряясь, он раз за разом берёт на максимум глубины до тех пор, пока сопротивление спазмирующего горла не вынуждает его отступить, с каждым новым движением всё больше привыкая к ощущениям, и скоро ему удаётся расслабиться настолько, чтобы рвотный рефлекс отступил и член впервые проскользнул внутрь на всю длину. Низкий стон Деку посылает яркую волну удовольствия прямо в низ живота, отчего Шото приходится напрячься, чтобы не кончить в штаны от одного только этого звука. Рука тянет за поводок, заставляя приподнять лицо, вторая рука ложится на затылок, и Тодороки смаргивает выступившие слёзы, пытаясь сфокусировать размытое зрение на выражении лица Изуку: плотоядный блеск его глаз вкупе со следующей командой скручивают Шото внутренности.       — Задержи дыхание.       Он едва успевает сделать глубокий вдох, как Деку с силой погружает член глубоко в его горло, упираясь в заднюю стенку и затем проскальзывая дальше, пока нос Шото не утыкается в его лобок. Тодороки изо всех сил старается сдержать спазм.       — Ох, блядь, да-а, как же хорошо, — стонет Мидория, стальной хваткой удерживая голову Шото неподвижно. Его член часто пульсирует в горле Тодороки, и тот непроизвольно впивается пальцами в чужие бёдра, чувствуя как кровь начинает стучать в ушах. — Твой рот чудесен, такой влажный, такой горячий, хн-н…       Деку берётся за цепь у самого основания и, пододвинувшись к краю кресла, обхватывает голову Шото поудобнее, принимаясь глубоко и размеренно засаживать член в его глотку, безжалостно доводя тело Шото до конвульсий от бесплодных попыток продохнуть. Когда Тодороки уже находится на грани потери сознания от недостатка кислорода, Деку резко отстраняется, позволяя сделать жадный глубокий вдох и откашляться от густой слюны, неряшливо стекающей по подбородку вязкими нитями, прежде чем продолжить трахать его в рот без единого шанса прекратить или хотя бы замедлить эту развратную пытку. Окружающее пространство начинает плыть, а стоны и тяжёлое дыхание Деку смешиваются с его беспрестанно сыплющейся похвалой:       — Ахн, ты такой приятный, боги, я готов иметь твой прекрасный ротик снова и снова, целую вечность… Блядь, да, я трахал бы тебя так день за днём и кончал бы тебе в рот, ты же хотел бы этого тоже, верно, Шо-чан, да? Блядь, да-ах-х… Да, чёрт возьми, да! Ты такой хороший мальчик, Шо, господи, ты так хорош для меня, ты великолепен, прекрасен, идеален!.. Ха-а…       Шото давится, стараясь урвать каждую лишнюю секунду для вдохов, рубашка липнет к сырой спине, и от ёрзанья истекающий смазкой член трётся о ширинку, а каждый новый стон Деку волна за волной сгущает жажду разрядки в паху, но Шото держится на самом краю, потому что он не получал позволения кончать, и сумасшедшая, развязная похоть от того, как Изуку просто использует его для своего удовольствия, срывает к чертям башню, и Шото хочется только больше, больше, ещё больше.       — Ещё немного, Шо, — хрипит над ним Деку. — Я собираюсь кончить тебе в рот, проглоти всё до последней капли.       Шото крепко зажмуривается, когда Изуку до предела вжимает его лицо в пах, и горячее, солёно-горькое извергается на корень языка под громкий протяжный стон Мидории. Тодороки сглатывает, и стенки его горла на секунду туго обхватывают головку члена; Изуку в последний раз двигает бёдрами, погружаясь глубоко внутрь, и сразу вытаскивает, с удовлетворённым выдохом откидываясь обратно в кресло.       Тяжело дыша наравне с самим Деку, Шото пытается удержаться на дрожащих конечностях, всё ещё помня о правиле держать руки на виду. Постепенно комната обретает более чёткие очертания, и он снова чувствует руку в своих волосах.       — Вау, Шо-чан, это было невероятно. Ты действительно хорошо постарался, — ласково мурлычет Изуку с видом пресытившегося кота, однако в его взгляде продолжает многообещающе зреть голод, и Шото предвидит его следующие слова: — Но мы ещё не закончили.       Деку хмыкает, стирая слюну с его опухшего раскрасневшегося рта, явно наслаждаясь тем, до какого разбитого вида он его довёл.       — Найдём, чем заняться, пока я беру маленькую передышку, мм?       Тодороки с трудом сглатывает саднящим горлом, до сих пор ощущая фантомную хватку на затылке и долбящий в гортань член. Мидория стирает каплю спермы с его верхней губы, и Шото жадно слизывает её с кончика пальца, лихорадочно перевозбуждённый от долгого пребывания на границе оргазма. Деку довольно улыбается.       — Чудесно, Шо… Ты такой хороший мальчик. Думаю, стоит наградить тебя. — Мидория скашивает взгляд вниз, и озорная усмешка растягивает его губы. — Твои штаны помешают нам, избавься от них.       Шото подчиняется, дрожащими пальцами пытаясь справиться с буквально распятой на его пенисе пуговицей, и это прикосновение раздразнивает слегка отступившее желание кончить. Он спускает брюки, и когда влажный жар паха немного развеивается в приятной прохладе комнаты, желание погладить себя становится нестерпимым, но его пальцы даже не успевают коснуться кончика болезненной эрекции, как ошейник предупреждающе дёргают, и Деку полурычит:       — Руки.       Шото мелко дрожит от мучительной нужды, но послушно возвращает ладони на его бёдра. Мидория расслабленно разваливается в кресле, лениво приспуская поводок. Шото пользуется этой свободой, чтобы исполнить собственное желание и провести языком по рельефу мышц его живота, двигаясь сверху вниз с влажными поцелуями, и Изуку довольно урчит, поощряя его продолжать.       — Знаешь, Шо-чан, ты продемонстрировал поистине впечатляющую технику, — негромко начинает он, пока язык Шото вырисовывает круги вокруг его пупка, — но мне любопытно, как же ты столь быстро освоил её? Неужели тренировался? — На безмолвный кивок зелёные глаза сужаются, и что-то тёмное, глубокое и опасное проступает в них, затмевая все прежние эмоции. Оскалившись, Деку подтягивает его голову, насильно и жёстко заставляя уткнуться в свой полумягкий член. Шото неловко облизывает его, не разрывая зрительный контакт с горящими холодным ревностным огнём глазами. — Хм, и с кем же ты это делал?       Вместо ответа Тодороки косится в сторону оставленной на кушетке коробки. Мидория прослеживает его взгляд, и зловещая тень мгновенно сходит с его лица, уступая место искреннему удивлению.       — О, так ты припас ещё пару сюрпризов, ха? — задорно оживляется он. — Чудесно. Принеси мне это.       Шото порывается встать, но поводок дёргает его назад.       — Нет-нет, умные пёсики делают не так, — снисходительно произносит Деку, опираясь локтями на свои расставленные колени. — Принеси в зубах.       Под провожающий его жгучий пристальный взгляд Тодороки на четвереньках ползёт к софе, и едва ли сейчас ему стыдно за своё положение — разум затуманен похотью. Он осторожно прикусывает зубами ствол силиконовой игрушки из коробки, чувствуя химозный искусственный привкус, и возвращается к Деку. Тот принимается с интересом разглядывать перенятую ношу.       — Выглядит… внушительно, — впечатлённо признаёт он. — Хотя не то чтобы у меня были комплексы, — говоря это, он небрежно взмахивает рукой, не особо заботясь о том, как комично выглядит при этом с болтающимся перед его лицом огромным фаллосом, и изящно изгибает бровь, косясь на ёрзующего подле него на коленях Тодороки. — Ты решил основательно подойти к делу, не так ли? — Его пальцы заботливо заправляют прядь алых волос за ухо, и тихий вкрадчивый голос действует на Шото подобно гипнозу. — Надеюсь, я единственный, о ком ты фантазируешь в эти моменты, Шо-чан? Потому что даже в собственных мыслях ты должен оставаться только моим…       Шото приподнимает голову, не отрываясь от вылизывания его по-прежнему неполной эрекции, чтобы согласится одним лишь взглядом, полным пьяного обожания и абсолютной покорности.       — Хорошо. Хорошо… — довольно выдыхает Изуку, поигрывая с его волосами. — Я не забыл о твоей награде, но сначала мне хочется посмотреть, как ты принимаешь в себя эту занимательную вещицу.       Он подносит её ко рту Шото, и тот облизывает силикон, щедро смачивая слюной, надеясь и представляя, как скоро Изуку наконец коснётся его по-настоящему.       — Да, вот так. А пока я буду играться с тобой… — он заставляет Тодороки уткнуться ртом в свою гладко выбритую мошонку, — работай языком.       Шото мучительно стонет, когда тупой наконечник утыкается ему промеж ягодиц и без предварительной подготовки проталкивается внутрь, вызывая распирающую жгучую боль.       — Мм… это так хорошо выглядит с моего ракурса, детка, — вполголоса гудит Деку, не ослабляя давления, завороженно наблюдая, как ствол игрушки миллиметр за миллиметром медленно тонет в теле его любовника. — Посмотри, как твоя тугая дырочка буквально затягивает в себя эту прелестную штучку, должно быть, ты нередко развлекался с ней, мм, мой милый развратный Шо-чан? — Шото снова стонет, пыхтя и задыхаясь в жарком паху Деку, уткнувшись в него сырым от собственной слюны лицом. — Да-а, это просто потрясающе… — маниакально продолжает шептать Изуку и обожающе стонет, когда наконец силиконовый фаллос погружается внутрь до самого основания. — Боже, Шо, это самая жаркая вещь, которую я когда-либо видел! Ты полностью принял это в себя, блядь, ты просто потрясающий! Ох-х, но что это, посмотри? — Он на пробу вытягивает игрушку до середины под очередной полузадушенный всхлип Шото и вновь погружает её до конца, одной рукой чуть отведя ягодицу в сторону. — Чёрт возьми, тебе не хватило этого. Ты, блядь, хочешь больше, Шо. — Он принимается двигать игрушкой туда-обратно, постоянно меняя амплитуду, и лишённый единого ритма стимуляции Шото просто не способен кончить. Он пытается подмахивать задницей, но впившиеся в ягодицу до острой боли пальцы не позволяют толком пошевелиться, и Шото мучительно стонет снова и снова, его член дёргается и сочится смазкой, но этого, блядь, недостаточно, и он отчаянно виляет бёдрами, изворачиваясь, чтобы посмотреть на Деку с безмолвной мольбой дать больше.       — Да-а, я знаю, чего ты хочешь, — сверкает злым блеском в глазах Изуку, и его губы растягиваются в плотоядной ухмылке. Он грубо тычет Шото лицом обратно в сгиб своих бёдер. — Но я, кажется, сказал тебе работать языком.       Шото со стоном принимается усердно вылизывать его мошонку.       — Вот оно, Шо-чан, — победно выдыхает Мидория, резко вытаскивая игрушку и заставляя Шото судорожно вдохнуть от острой потери такого необходимого ему чувства заполненности. — Наконец-то ты раскрыл передо мной своё истинное желание. Это нам больше не понадобится, — он небрежно отбрасывает игрушку и, наклонившись, любовно разводит ягодицы Шото в стороны, наблюдая за тем, как сжимается его растянутое отверстие. — Меня не обманут твои забавы наедине с собой. То, чего ты на самом деле хочешь, это я.       Шото захлёбывается громким протяжным стоном.       — Да-а, блядь, ты жаждешь мой член, — грубо мнёт его ягодицы Деку. — Ты жаждешь, чтобы я наполнил тебя собой и драл, пока ты не закричишь, пока я не стану всем, что ты знаешь, чувствуешь и чем дышишь. Ты хотел бы этого, Шо? Это твоё настоящее желание? Можешь сказать.       — Боже, блядь, да-а-а! — выстанывает Тодороки и, снова теряя контроль над причудой, выдыхает то жар, то холод, присасываясь ртом к мошонке и втягивая в рот одно яичко, мягко перекатив его с одного края языка до другого.       — Ох-х, чёр-рт!       Деку резко садится прямо.       — Сделай так ещё раз, — сипло командует он, его грудь быстро вздымается в коротких вдохах, радужка глаз почти полностью поглощена чёрным цветом зрачков, а щёки и соблазнительно блестящие губы окрашены ярко-алым, и он так богохульно красив в этот момент, что Шото готов молиться на его образ.       На этот раз целенаправленно подняв температуру своего рта, не отрывая взгляда от затенённых поволокой похоти глаз, Тодороки берёт другое яичко в рот, слегка оттягивая вместе с кожей, и, оторвавшись с влажным чпоком, мягко выдыхает холодный воздух, глядя на то, как поджимается, съеживаясь, нежная плоть.       — Твоя причуда просто охуенна, — выдыхает Изуку, чтобы ровно через секунду ухватиться за красно-белый затылок и направить его голову так, чтобы окрепший член снова вошел в рот. Он резко подается бёдрами вперёд, но Шото готов и позволяет члену свободно скользнуть внутрь, буквально провалившись ему в глотку. Изуку протяжно выстанывает его имя, дёргает бёдрами, тупо вцепляясь прямо в ошейник на задней стороне шеи, отчего впившаяся в кадык ткань делает ощущение распирающего горло члена ещё острее изнутри и снаружи, и Деку рычит, как чёртово дикое животное, азартно сверкая глазами и совершенно дьявольской, маньячной улыбкой.       Шото, не задумываясь, уронил бы весь мир на колени ради неё одной.       — Да, блядь, да, да, да, да! — восторженно ревёт Мидория, сумасшедше трахая его рот, но, когда кажется, что он готов кончить повторно, со стороны двери слышится быстрый топот, и в распахнувшуюся дверь влетает запыхавшийся Сохо.       — Деку-сан, простите, мне показа-       Он не успевает договорить, потому что Деку резко вскидывает руку, и единственный щелчок его пальцев размазывает кровь вперемешку со внутренностями по дальней стене. Остатки того, что было Сохо, с премерзкими шлепками спадают со стены на пол. Потерявший ведущую силу в виде рук Мидории, Шото едва не заваливается в сторону, но вовремя перехвативший его за поводок Деку помогает ему удержать положение. Мидория выравнивает дыхание, с виноватой полуулыбкой приглаживая растрепавшиеся волосы Тодороки и отбрасывая со лба собственные липнущие пряди. Затем грустно вздыхает.       — Я ведь сказал нас не беспокоить, — нарочито мягко пеняет он кровавым ошмёткам и косится на Шото, равнодушно взирающего на багровые подтёки — этот Сохо всё равно никогда ему не нравился. Мидория ласково гладит его по щеке. — Что ж, теперь мы действительно здесь одни, так что можно больше не сдерживаться. — В его глаза возвращается похабный блеск. — Повернись.       Он опускается на пол позади вставшего на четвереньки Тодороки и медленно стягивает с него местами прожжённую, отсыревшую от пота и покрытую крошащейся коркой льда рубашку, оглаживая бёдра, успокаивая тихую дрожь нетерпения, сотрясающую всё его тело.       — Ты красивый, — шепчет Изуку и без предупреждения проталкивается внутрь, заполняя застонавшего Шото своей горячей пульсирующей плотью. — Боги, ты такой жаркий, такой тугой. И всё это только для меня…       Шото приказывает себе сдерживаться, но легко проскользнувший внутрь него до предела член надавливает на сладкую точку, заставляя потонуть в отчаянном громком скулеже.       — Ух ты… — Мидория замирает, его пальцы скользят к шее Шото, сжимая и притягивая за неё, а зубы дразняще прикусывают загривок. — Это звучало так бесстыже, Шо-чан.       Он начинает двигаться, беря роскошный медленный ритм, смакуя жар и тесноту тела Шото.       — Ты настоящая маленькая шлюха, Шо, — мурлычет он, крепкой хваткой не позволяя бёдрам Шото подаваться навстречу. — Ты чертовски грязный. Тебе нравится, когда ты берешь мой член сначала в этот свой распутный рот, а потом в свою задницу. Держу пари, тебе понравится, если я буду учить тебя новым командам вместе с моими собаками, мм? Ты будешь есть из миски, спать у меня в ногах и каждый вечер будешь показывать, как сильно ты любишь своего хозяина, как благодарен мне за доброту и внимание, мечтая о том, чтобы я скорее вознаградил тебя своим членом. Ты будешь просить об этом, не так ли, моя грязная маленькая сучка?       Деку проводит языком под линией роста белых волос, слизывая тонкую изморозь с кожи, продолжая глубокие, медленные, гладкие толчки, и Шото стонет, отдаваясь власти держащих его рук, потерянный в удовольствии, жидким металлом разливающемся по нутру; хватка на горле стягивается, душа его всхлипы, кровь шумит в ушах, голова кружится, пальцы бессильно скребут по покрытой бесчисленными шрамами коже, и шёпот обжигает шею, проникая насквозь в самую душу, тихий, вкрадчивый, сладостный:       — Всё в тебе просто чертовски сексуально. Ты так идеален для меня, словно был создан, чтобы осуществить все мои мечты. Знал ли ты об этом, Шо? — зубы прикусывают мочку, и влажный жар обжигает ухо. — Я мечтал однажды увидеть тебя таким: покорным, безропотным, добровольно отдавшимся без остатка только лишь мне одному. — Шото колотит мелкая дрожь, закатываются глаза, и в застилающей сознание тьме на самой грани реальности есть только едва слышный голос: — Ты особенный для меня, Шото, и ты мой, мой, только мой. Я люблю тебя.       Изуку притягивает его ещё ближе, если это вообще возможно, жар его груди вжимается в спину Шото, и между лопаток сквозь ткань чужой рубашки колотится в безумном бое сердце.       — Ты можешь это почувствовать? — выдыхает Изуку, одна из его рук скользит к животу Шото, надавив на него. — Я чувствую себя в тебе. Ты держишь меня так крепко, такой отчаянный, такой жаждущий. Шото, — шепчет он, словно заклинание, — Шото, Шото, Шото…       Тодороки кажется, что он сходит с ума. Он извивается всем телом, нуждаясь в хоть каком-то внимании к своему стояку, отчаянно желая, чтобы грубые неизящные пальцы сместились ниже, но Изуку лишь тихо хмыкает и резко пережимает основание сочащегося предсеменем члена.       — Ты уже так давно хочешь кончить, — сладко бормочет он, притягивая Шото к себе за подбородок, чтобы пройтись кончиком языка по кромке его губ, и Шото захлёбывается в стонах и сиплом дыхании в то время, как Мидория не перестает чувственно и глубоко толкаться в него, пока его сжатые пальцы удерживают Шото в жалком, но непреодолимом миге от оргазма. — Но ты не делаешь этого, потому что я не разрешал тебе, не так ли? Ум-м, ты само совершенство, Шо-чан. Давай же, любимый, пришло время наконец получить свою награду.       Его бёдра резко врезаются в Шото.       Хватка исчезает с горла, и Деку буквально вминает его лицо в пол, другой рукой заламывая руки Тодороки за спину и надавливая на него сверху, мгновенно наращивая темп. Ошеломлённый, Шото на секунду выпадает из реальности, но ровно до следующего неуклонного толчка Изуку сзади; ворс ковра грубо трётся о лицо, задевая шрам, пока сила движений Деку бросает Шото вперёд и назад; член, закованный в плену чужих пальцев, нестерпимо ломит и пульсирует. Изуку трахает его зверски, каждый толчок заставляет Шото видеть искры под зажмуренными веками и, блядь, почувствовать искры, когда его левая сторона воспламеняется, и ковёр обугливается под прижимающейся к ней щекой.       Крики Шото застревают у него в горле, когда поводок резко натягивается, словно вожжи, заставляя Тодороки повиснуть на нём.       — Блядь, Шо-чан, ты чертовски горяч! —  восторженно задыхаясь, смеётся Деку, его удары становятся ещё сильнее и он стонет: — О, чёрт, это… О, боже… Блядь, я собираюсь кончить…       Комната бешено вращается, лёд и пламя разрывают тело Шото напополам; Деку дёргает его на себя и жарко рычит ему в ухо:       — Я кончу в тебя, Шо, хочу кончить глубоко в тебя, хочу отметить тебя изнутри, и ты будешь ходить, наполненный моей спермой, и назавтра будешь по-прежнему ощущать меня в себе. Ты ведь хочешь, чтобы я сделал это? Скажи мне!       — Да! — вскрикивает Тодороки, покоряясь быстрым, безжалостным, глубоким толчкам.       — Да-а, хороший мальчик, ты такой хороший, чудесный, великолепный, мой, мой, только мой!       — Пожалуйста, Изуку! — не выдерживает Шото, отчаяние в его голосе звучит как мольба. Его нервы словно горят в огне, каждая молекула вибрирует от нужды. — Ах, пожалуйста, дай мне кончить! Н-нх, пожалуйста! Пожа…       — Назови меня правильно и я подумаю, — угрожающе низким голосом произносит Деку, останавливаясь, и Шото скулит, как самая настоящая псина.       — Х-хозяин… — поводок тянут сильнее, заставляя его взвыть: — Хозяин! Хозяин, пожалуйста! Позволь мне кончить, нгх, я больше не могу! Не могу терпеть!       Деку издаёт мягкий смешок и ласково проводит по его спине.       — Ах, Шото, это звучало как музыка для моих ушей.       А затем он возобновляет движения.       — Хочешь кончить со мной? — азартно спрашивает Деку, вновь вжимая его в пол и наваливаясь сверху всем весом.       — Чёрт возьми, да! Прошу, Хозяин!       — Просишь?       — Господи, да, умоляю, — в перемешку с хныканьем измученно стонет Шото. — Умоляю, я так сильно хочу кончить вместе с тобой!       — Что ж, ты заслужил это, мой Шо, — милостиво произносит Мидория, и Тодороки кричит под каждый его новый толчок.       — Да, кричи, Шото, позволь себе это, здесь только ты и я. Я хочу слышать, как тебе хорошо. Как я делаю тебе хорошо.       Спустя целую вечность пальцы Изуку наконец начинают своё движение по члену Шото, и тогда Тодороки просто делает это, просто отпускает себя, позволяя себе кричать, выть, стонать и задыхаться от наслаждения и восторга, от того, как Изуку заставил его развалиться на части, а затем собраться воедино в этом моменте, когда мощные толчки загоняют его в самые пучины удовольствия, вместе с умелыми руками приводя в полный экстаз.       Он чувствует, что движения Мидории запнулись, их властный ритм на секунду ломается; ногти вонзаются ему в бёдра, и стон, гортанный и низкий, перекидывает его за край:       — Блядь, кончаю, Шо-о-о…       Что-то рвётся внутри, и Шото кончает следом, иссушающе, как проклятый, до самого дна, вскрикивая, дрожа в диких судорогах и сжимаясь вокруг члена в нём, пока Деку удерживает его на месте ради последней горсти отчаянных, неряшливых, жёстких и тяжёлых толчков чистой силы.       Он приходит в себя уже на полу, в полном беспорядке сбитого дыхания, ломящего тела, осколков льда, запаха гари и секса, залитый брызгами своей и чужой спермы, обессилевший, оттраханный и счастливый как никогда прежде.       — Мм, ты выглядишь так порнографично, — гудит рядом Изуку, нависая над ним с блаженной чеширской улыбкой. Его взмокшая грудь в расстёгнутой рубашке прижимается к боку Тодороки, кончики пальцев нежно прослеживают оставленные ими отметины на бедре, щекоча до мурашек, но у Шото нет сил даже поёжиться. Их губы встречаются в мягком поцелуе, и Тодороки тихо вздыхает от того, как секунду назад ласкавшие его пальцы дотрагиваются до болезненно чувствительного отверстия. Мидория отстраняется, чтобы полюбоваться каплями спермы, стекающими по его ягодицам, и облизывает губы.       — Мне кажется, мы ещё не закончили. Посмотри на себя. Тебе хочется ещё, Шо… ты просишь об этом здесь.       Он осторожно нажимает скользким пальцем внутрь, мурлыкая от того, как внутренности Шото легко принимают его. Тодороки хнычет, но рука мягко ложится ему на грудь, скользит вниз, пока не доходит до бёдер, разводя их в стороны, и Шото раскрывается перед Деку, провожая мучительными полустонами каждое новое движение пальцев в нём.       — Ш-ш-ш, всё хорошо, любовь моя, — нежно успокаивает Изуку, устраиваясь между его ног и притираясь горячим влажным членом, и в тот момент, когда он поднимает на Шото блеснувший тёмной вспышкой жадности взгляд, Тодороки понимает, что он сможет покинуть эту комнату только полностью разбитым, переполненным спермой, оттраханным до полусмерти и абсолютно использованным.       Изуку позаботится об этом.

***

      — Что это? — выгибает белую бровь Тодороки в ответ на протянутую ему маленькую чёрную коробку. Её бархатная поверхность наводит на определённые мысли, и Шото переводит подозрительный взгляд на Деку.       — Подарок? — пожимает тот плечами, его щёки покрыты лёгким румянцем, словно он школьник, впервые приглашающий девушку на свидание. Подобные ассоциации ещё больше сбивают с толку, и Шото скептично поднимает обе брови, не прикасаясь к коробке.       — И какой повод?       — Неужели обязательно должен быть повод? — уходит от ответа Мидория и обиженно хмурится, когда Шото равнодушно возвращается к чтению книги. — Ох, да ладно тебе! Я тебя порадовать пытаюсь между прочим!       — В последний раз, когда ты пытался меня порадовать, я не мог сидеть неделю, — безразлично отвечает Тодороки, перелистывая страницу и полностью игнорируя сердитое пыхтение Мидории.       — То был совсем другой случай, я просто немного не рассчитал силы! — возмущается Изуку и сварливо бурчит себе под нос: — Ты много раз замораживал и сжигал меня во время секса, но я же не жалуюсь.       — У меня нет укрепляющей причуды, которая защитила бы меня от попытки моего любовника пробить мою простату насквозь, — угрожающе смотрит на него из-под бровей Шото, и лицо Изуку покрывается смущёнными пятнами.       — Блин, ну прости, — бубнит он. — Я извинился за тот случай уже тысячу раз, и я ведь больше ни разу не терял контроль над причудой, может уже забудем этот эпизод? — он с надеждой смотрит на Шото, но тот лишь возвращается к книге. — Ну ладно тебе, Шо, этот подарок совершенно точно никак тебе не навредит!       Он делает щенячий взгляд и, видя, как уже начинает поддаваться на него Шото, улыбается своей самой очаровательной улыбкой, которая никак не вяжется с образом второго самого опасного Злодея в мире после Все За Одного. Тодороки невольно фыркает, уголок его губ приподнимается, и Мидория торжествующе сверкает глазами, приземляясь задом на подлокотник кресла и впихивая свой подарок в руки Шото. Тот еще раз смеряет Изуку скептичным взглядом, но всё же развязывает тонкую тесьму подарочного бантика и открывает коробочку. Его рот мгновенно пересыхает.       — Мне показалось, что эта вещица будет смотреться на тебе ещё прекраснее той, — соблазнительно шепчет ему на ухо Изуку, и Шото чувствует дрожь от тёплого касания кончиков пальцев, невесомо огладивших его шею. Он облизывает пересохшие губы и расправляет в руках узкую полоску плотного шёлкового ошейника. Круглый золотой медальон тихо звякает, покачиваясь и сверкая в свете падающего через окно луча солнца.       — Тебе нравится? — жарко шепчет Деку, скользя влажными губами по его челюсти.       — Да, — едва слышно выдыхает Шото, любуясь тонкой филигранной надписью на кулоне.       — Ох, я так рад, — счастливо бормочет Изуку, его руки жадно скользят под рубашку Тодороки. Он замирает на секунду, чтобы отстраниться и поймать взгляд Шото собственным потемневшим от поволоки возбуждения взглядом. — Я хочу, чтобы ты надел его.       Тодороки прикрывает глаза, чувствуя, как скручивается тугой узел вожделения в паху. Надпись с медальона, словно выжженная на изнанке век, горит перед глазами.

«Собственность Деку»

      — Да, Хозяин…