Будь моим

- Тео?! Откуда… как давно ты здесь? - в тёмных глазах отца промелькнул ужас, хотя нет, не похоже. Скорее отголосок паники, которую он тут же отогнал. Мой телефон продолжал разрываться от настойчивой громкой мелодии и раздражительно вибрировал. Пальцы сами собой сжались так, что тонкий корпус опасно хрустнул, появилась тонкая трещинка. Нужно ответить, я, отвернувшись от родителя, поднёс трубку к уху, машинально проводя пальцем по сенсорному экрану, чтобы принять вызов. Из динамика послышался бодрый голос знакомого альфы: - Мы уже добрались до дома, гроза не сильная, так что с Сони всё в полном порядке, он лишь слегка напуган, но я его быстро успокоил. Он говорит, чтобы унять свой страх думает о тебе. Я молчал, как будто находился в прострации и где-то далеко в астральной проекции, при этом шумно выдыхая через нос. - Эй, ты меня слышишь? – готов поспорить, что Сеймур подозрительно нахмурился. - Да, слышу. - Хочешь поговорить с ним? - Что? А, нет. Потом, - ответил я сухо и нажал на сброс. Прости, Сони, но мне действительно пока не до тебя, я потом исправлю эту ошибку и извинюсь как следует перед тобой за своё поведение. Надеюсь, омега не подумает ничего плохого, но я не в состоянии говорить с ним. Благо Сеймур не стал перезванивать. Тем временем собеседник отца тоже успел выглянуть из маленького кабинета и с интересом глянул на меня сверху вниз. В отличие от родителя он был куда спокойнее, будто ожидал, что я окажусь здесь, но как-то рассеянно улыбнулся, то ли здороваясь, то ли извиняясь. Я не понял, но продолжал сидеть на полу, прислонившись спиной к стене, и поднял на них мрачный взгляд. В данный момент страху и удивлению тут не место, необходимо держать себя в руках, а я внутри ещё кипел от злости, старательно пытаясь выглядеть спокойным. Тяжело… В голове по-прежнему гудело, в висках било набатом, но эта боль ни в какое сравнение не идёт с тем, что творилось у меня сейчас на сердце и в душе. Какая-то потерянность реальности, что ли, смятение, неопределённость чего-то. Кавардак – другого слова подобрать не мог. Полная неразбериха из чувств, эмоций и восприятия окружающего мира. Была ещё пустота, которую мне предстояло восполнить. - Тео… - отец тихо повторил моё имя, словно я мог прочувствовать всё, что он хочет до меня донести, но я взмахнул рукой, сам не зная с какой целью: ударить его или ущипнуть себя. Может, я просто сплю, и мне снится дурной сон. Нет, слишком реально, чтобы прятаться за иллюзиями, на этот раз не получится поставить мысленный барьер отчуждения и равнодушия ко всему, остаётся только посмотреть правде в глаза и достойно принять её. Постараться. Я не собираюсь скулить и жаловаться, как побитый щенок, тем более закатывать истерики. Я по возможности своей силы воли сохраню хладнокровное самообладание. Как сказал Каин… мистер Каин, я уже не ребёнок и должен уметь трезво смотреть на ситуацию, а также видеть суть вещей. Да… - Тео, не… - отец сделал очередную попытку заговорить со мной, однако я снова прервал его, мотнув головой, затем осторожно, придерживаясь за дверной косяк, медленно поднялся. В глазах слегка побелело и тут же прошло. Отец напряжённо сдвинул брови к переносице, не зная, чего ожидать от меня. Он однажды признался, что моя непредсказуемость иногда вгоняет его в ступор и бездействие. Наверное, его беспокоит моё выражение лица, но во всём виновата головная боль. Хуже мигрени! Мне бы что-нибудь выпить, иначе череп точно взорвётся. - Не надо, - мой голос прозвучал хрипло, - я достаточно услышал. - Что ж, рано или поздно… - Я знал, вернее, догадывался, что вы с папой что-то ещё скрываете от меня. Видел по вашим глазам, как вы отводили взгляды, когда речь заходила о моём детстве. - Тогда ты должен понять меня. - Должен? – я скривил губы в улыбке. – Конечно, я понимаю, но это не отменяет того факта, что ты лгал мне. Отец вздохнул, но отрицать ничего не стал. - Я хотел уберечь тебя, я желал тебе нормального детства и не хотел… - У медали две стороны, отец, и вы с папой показали мне только одну. Вы… вы вычеркнули первые четыре года моей жизни, как будто их и не было вовсе. По-вашему это нормально? - Не говори так, сын, никто твоё детство не перечёркивал. - Да не об этом, собственно, речь. Что скрывается на второй половине? В тот вечер ты не всё мне рассказал о вашем с папой прошлом. Ты опять солгал. - Я не лгал, просто недоговаривал, а в этом большая разница. - Скрывал правду, - гнул я своё. - Не искажай то, что услышал здесь, ты ещё не всё знаешь. - Самое время узнать. - Именно это я и собирался сделать вечером, мне жаль, что так получилось. Я хотел сначала подготовить тебя. - Уже готов, - отрезал я, скрестив руки на груди. Судя по лицу отца, это будет не так просто. Быть честнее друг с другом никогда и никому не давалось легко. Мы можем обманывать не только тех, кто нас окружает, но и самих себя в первую очередь, при этом убеждаясь, что поступаем правильно. Говорить правду порой всё равно, что глотать раскалённые гвозди, запивая лавой. Вряд ли я когда-нибудь пойму, почему же ложь приятна на слух и сладка на язык, даже во благо. Скрывать истину обременительно, со временем сделается намного хуже, особенно, когда придёт час раскрыться. Вопрос уже будет состоять в том, захочешь ли ты услышать это или тебе станет всё равно. - Давайте лучше пройдём в кабинет, - неожиданно вмешался мистер Каин, вставая между нами и вновь улыбаясь. – Здравствуй, Тео. Странно, но мне сразу стало легче, этот мужчина словно разрядил напряжение в воздухе своей улыбкой. У него добрые глаза, располагающие к себе, мягкие и красивые черты лица, тонкая линия губ и слегка угловатый подбородок. Сразу видно, что альфа хорошо следит за своей внешностью и здоровьем. - Я вас где-то уже видел, - мы пожали руки, и я отметил, насколько у него тёплая ладонь, способная согреть и позаботиться о любом омеге, впрочем у него кольцо на безымянном пальце, а значит, омега есть только один. - Верно, - усмехнулся он. - Но ты меня не помнишь, - скорее утверждение, чем вопрос. - Как же ты вырос и так похож на Рана в молодости, а вот бирюзовые глаза принадлежат Мишелю без сомнения. - Подождите… - я слегка прищурился, рассматривая его, память услужливо подкинула несколько отрывков прошлого, вернувшихся ко мне несколько минут назад. Расплывчато, конечно, но мне большего и не требуется. – Нет, я вас помню. - Помнишь? Тебе тогда было всего четыре года, почти пять. - Вы… вы тоже были там, когда нас с папой похитили. Вот где я его видел, мне не показалось, мы уже встречались в тот злополучный день, тем более он сам упомянул об этом, пока вёл беседу с отцом. Мы были вместе, в одной машине, в которую нас бесцеремонно запихали, а дальше воспоминания как-то резко обрываются. Вспомню ли я ещё что-нибудь важное? Или остальное доскажет отец? - Да, был, но тогда мы виделись с тобой первый и последний раз. Твоя память поражает. - Не так, как хотелось бы, иначе не было бы провала из-за психологической травмы. - Скорее всего, - согласился он. Повисла пауза, я попал в затруднение, не соображая, что ещё можно ему сказать. Мне вдруг в голову пришло сравнение, что я стою посреди пустыни, вокруг меня сплошной раскалённый докрасна песок – место, в которое я попадаю, когда сталкиваюсь с неприятностями. Ядовитые скорпионы и змеи, что копошатся в песке – проблемы и обман, а чтобы избежать их, мне необходимо попасть в оазис, расположившийся прямо передо мной, но окруженный неприступной высокой оградой. Каждый шаг обжигает – правда ранит, прутья ограды колются невидимыми шипами – слова сильно ранят, когда дотрагиваюсь до них. Солнце беспощадно палит, я иссыхаю и истощаюсь. И вся моя жизнь состоит в том, чтобы раз за разом перелезать через решётку, напиваться воды из истины и прокладывать путь к новому оазису, минуя коварные миражи. Потребуется какое-то время, чтобы всё хорошо обдумать и принять, такие события не идут плавно, их нужно направлять. Вдобавок голова не даёт сосредоточиться на происходящем. Поэтому мне мерещатся пустыни в обычном офисном кабинете? Забавно. Я даже усмехнулся, поджав губы. Отец не то чтобы заметил моё утомлённое и подавленное состояние, он почувствовал, осторожно взяв меня под локоть и проводив до дивана. Затем подошёл к небольшому бару, наполнил бокал красным вином и подал мне. - Выпей, станет легче. Я благодарно кивнул и тут же пригубил горячительный напиток, скривившись от его вкуса, но выпив всё залпом. Послевкусие свело скулы до дрожи, я передёрнул плечами. - Кислятина. - Я же говорил, что вино паршивое, - засмеялся мистер Каин и тоже сделал глоток прямо из бутылки. - Да ну вас, - отец махнул на нас рукой, - много бы вы понимали. Это, между прочим, коллекционное вино 1992 года. - Я пробовал и лучше, - фыркнул альфа, допивая остатки и со звоном ставя бутылку на стол. Я откинулся на спинку софы, ощущая в груди растекающееся тепло. Приятно, нервы успокаиваются, мысли утихают и больше не бьют по сознанию. Можно теперь спокойно выслушать родителя и адекватно отреагировать, не поддавшись вспышкам гнева. - Прости, отец, зря я о детстве сказал. - Ничего, рано или поздно мы бы пришли к этому. Это я трус, оттягивал до последнего момента, боялся того, как ты отреагируешь. Мне следовало поговорить с тобой раньше. - Я выслушаю тебя внимательно. - Хорошо. - Джон Хенсон. Сначала я хочу знать о нём всё. Мой дед, что он за человек? Отец сел обратно в кресло, положил руки на стол и сцепил пальцы в замок. Его история началась ещё до моего рождения. Многие ненужные подробности опускались, некоторые, наоборот, описывались очень детально, чтобы я мог уловить последующую логическую цепочку и не упустил самое важное. Отец иногда замолкал на несколько минут, но затем продолжал своё повествование, я изредка прерывал его, задавая короткие вопросы. Мистер Каин тоже вставлял несколько предложений и замечаний. Оказалось, что мужчина также имеет отношение к тому, что двадцать лет назад отец изнасиловал папу. Когда я посмотрел на альфу, он виновато опустил голову и чуть ли не встал на колени, прося у меня прощения. Он раскаивался в своём ужасном поступке и по сей день, ему было стыдно за свою слабость и трусость, но я не смог разозлиться на него, не получилось. С одной стороны, он вроде как и виноват, а с другой – его шантажировали и угрожали, не оставив иного выбора, хотя выбор есть всегда. Поступить по совести и при этом потерять что-нибудь дорогое или солгать, расплатившись за содеянное кусочком души. Это только кажется, что в мире за всё платят деньгами, в действительности же за всё приходится платить своей сущностью. Сложно честно признать, что происходит в твоей жизни. Мы привыкли убегать, не двигаться вперёд, а именно убегать. От проблем, от прошлого, от людей, от трудностей, что сваливаются на нас ежедневно, от самих себя. Некоторые устают и перестают бороться, а тот, кто стоит на месте, чаще всего проигрывает судьбе, если не сумеет адаптироваться, но это уже нормальной жизнью не назовёшь. Нет стремления и веры – нет тебя самого, и всё тебе дорогое разрушится в миг, потому что у тебя не хватит сил удержать. Сделаешь шаг вперёд и ухватишься за какую-нибудь ценность, второй шаг даст ещё что-то, и так на протяжении всего пути. Люди имеют право оступиться, упасть или заблудиться, на том и учимся. Я хочу сказать, что не могу во всём винить отца и мистера Каина. Настоящим кукловодом являлся мой дед, отвратительный тип. - Таков уж он человек, сын. Человек высоких амбиций, гордый, тщеславный и вдобавок алчный. Ему всегда всего мало, он хватал больше, чем требовалось, вынуждая остальных либо прогибаться под него, либо с ужасом убегать, уступая дорогу. Джон Хенсон безжалостно устранял всех, кто ему мешал. - Устранял? – настороженно переспросил я. - Я не говорю о криминале, нет. Мой отец на марал руки в крови, а вот уничтожить морально, унизить, опустить человека на самое дно, заставить ползать у его ног как жалкого червяка, прося о пощаде – это он делал с садистским удовольствием. У него гибкий и изворотливый ум, он умело использует слабости и страхи людей, давит на самое больное и обращает в пользу себе. - И всё ради денег? - Ради власти. Отец строил грандиозные планы на будущее, в которые не посвящал меня до тех пор, пока я не встретил Мишеля. Мой омега и тем более ты в его планы совсем не вписывались, вы стали для него досадной помехой. Но… была ещё одна причина, по которой он возненавидел вас. - И какая же? - Он не признаёт истинные пары. - Как? – опешил я, вопросительно приподнимая брови. - Я уже говорил тебе недавно, Тео, что быть истинными не означает любить друг друга и остаться вместе. - Да… Альфа и омега могут подходить друг другу физически, но характеры не всегда сходятся. Постой, это случилось с моим дедом? - Насколько я знаю, его предал омега, которого он любил по-настоящему, однако после этого предательства на смену любви пришло полное разочарование, потом обида, а затем уже озлобленность и ненависть. Но дядя Роберт полагает, что под ледяным слоем, что покрыло сердце отца, ещё греется тёплый огонёк, - родитель вдруг растянул губы в улыбке, сдерживая нервный смех. – Вряд ли, я уже не верю в него. Когда-то надеялся, но теперь… - Отец, а как же твой папа? Мужчина вздрогнул при этом вопросе и повернулся в кресле к окну, вглядываясь в небо, затянутое серыми грозовыми тучами. Зря я спросил… - Мой папа умер, когда я был ещё ребёнком, я смутно помню его. Конечно, у меня есть его фотографии, но я не помню, каким он был, ни его улыбку, ни голос, ни ласковое прикосновение. Отец женился на нём ради личной выгоды, подходящая партия, не более, впрочем, дядя Роберт и тут утверждает обратное, якобы между ними всё-таки была любовь. - А как думаешь ты? - Не знаю, не знаю, сын. Джон Хенсон никогда мне не говорил о нём после смерти папы. Его сердце совсем стало чёрствым, и больше он в брак не вступал, зато меня хотел женить. Возможно, и я бы стал таким же, как он, если бы не повстречал Мишеля. Отец его возненавидел, называл шлюхой, а тебя мелким отродьем, не желая признавать. - Как мило с его стороны, - фыркнул я. - Да уж, этого я стерпеть и простить ему не мог. До сих пор его слова звучат у меня в голове, и каждый раз прихожу в бешенство от того, что он сделал. Я думал, что простил его, но теперь понимаю, что ошибался. Он не заслуживает прощения, не заслуживает того, чтобы я называл его отцом. Он отказался от меня, отвернулся с презрением, моё личное счастье его не волновало, для него важны были лишь собственные амбиции и цели, ради достижения которых готов был разрушить семью и несколько судеб. Джон Хенсон не заслуживает оправданий, время его раскаяния давно прошло, и перед смертью его ожидает суровый суд. - А что насчёт меня? - Тебя он хочет использовать в своих целях, и я уверен, что он захочет поступить с тобой так же, как и со мной. - Ну уж нет, ни за что. Я никогда не откажусь от Сони! Я сжал кулаки и до скрежета стиснул зубы, чувствуя новую вспышку гнева. - К сожалению, не все проблемы можно решить только словами, - заметил мистер Каин. - Я не позволю ему шантажировать себя и тем более угрожать Сони! - Не кричи, - попросил отец, устало массируя виски, - у нас пока нет точной информации о том, что задумал мой отец. Пока что это только предположения и догадки, есть вероятность, что он преследует иную цель, но мы должны быть готовы ко всему. - Так ты за этим летал в Сан-Франциско? – неожиданно осенило меня. - Да, но только безрезультатно. - И что будем делать дальше? - Ждать сын, ждать. - Чего? Мы как будто на войне. - И она длится уже двадцать лет, но у меня такое чувство, что скоро всё закончится. Закончится… вопрос в том, кто будет победителем…