/}
Амаи никогда не хотела враждовать с кем-либо и пресекала любые перепалки на корню. Но бывают случаи, когда конфликт неизбежен. Один из таких — это вечная борьба с математикой, с которой у кулинарки всю жизнь были проблемы. Бедняга устало поджимала губы, пытаясь разобраться в неприветливой науке; поначалу с родителями, в старшей школе уже без оных, так как их знания были бессильны перед усложнившейся программой. В какой-то момент она всё же с грустью осознала — математику ей не понять никогда, и её скромный удел — списывать домашнюю работу с гдз и тетрадей друзей, со скрипом сдать экзамены и поступить в ближайший техникум на повара. Честно, она не видела смысла в старшей школе, ведь уже два года назад могла начать осваивать профессию, которая ей действительно нравится, а через ещё два работать по ней и помогать родителям с деньгами. Но взрослые были непреклонны…
С другой стороны, она не злилась, что поступила в Академи. Мама с папой всегда желали ей и её братьям всего самого наилучшего, поэтому не поскупились на обучение в дорогом заведении. Амаи была бесконечно благодарна им за то, что они согласились с её мечтой стать поваром (хоть и с условием, что она должна окончить старшую школу), что они выдают ей деньги на любимое хобби — клуб, в стенах которого кулинарка, до кучи, встретила замечательных друзей. Было бы странно, если бы девушка, получив столько всего хорошего, злилась.
Поэтому Амаи покорно приняла очередной выбор судьбы и сейчас искала решение непонятной геометрической задачи в интернете, стараясь не отвлекаться на изредка приходящие сообщения. К счастью, долго искать не пришлось, и девушка принялась уныло переписывать каждое слово, предварительно перечертив из решения замудрённый геометрический рисунок и иногда поглядывая на часы, чтобы ненароком не спалить в духовке курицу.
— Амааааии! — дверь распахнулась громко, но тише возгласа трёхлетнего ребёнка. — Нарисуй…
— Выйди, — тихо, спокойно, не разворачиваясь.
— Нарисуй Ти! — договорил мальчик, но Амаи всё не поворачивалась к нему.
— Выйди.
Это уже не первый их воспитательный разговор. К счастью, старшая сестра знала, что трёхлетний Одаяка Фуёки — ребёнок стрессоустойчивый. Она всё же повернулась к нему, взглянула через плечо и убедилась в этом снова — вместо истерики малыш виновато опустил голову, взглянул на сестрёнку круглыми, добрыми глазками и жалобно протянул:
— Почему?
— Потому что ты не постучался, — тихо, спокойно и внятно ответила Амаи с небольшой строгостью в мятно-зелёных глазах и с расстановкой продолжила. — Я закрыла дверь. Значит, в неё надо постучать. Ты же джентльмен?
— Джель… — немного подумав, мальчик решил не выговаривать сложное слово, а просто кивнуть.
— Ну тогда выйди и зайди нормально, — немного громче и мягче одновременно повторила девушка. — Будь джентльменом.
После первого диалога на эту тему маленький ничего не понял. После второго задумался. На третий же раз — то есть, сейчас — он наконец осознал, что от него требуется, и, тихо лепеча себе под нос что-то, направился к выходу из комнаты, не очень осторожно закрыл дверь (ему же говорили не виснуть на ручке!) и тихо, мелко застучал. Амаи специально не ответила сразу, приучая младшего именно дожидаться ответа — и удовлетворённо улыбнулась самой себе, слыша за дверью идеальную тишину.
— Да-да, входите! — сладко-приветливо позвала старшая сестра, после чего брат, широко улыбаясь от весёлой игры в этикет, так же бесцеремонно вошёл, как и минуту назад, и крикнул ещё пронзительнее:
— Амаааааииииии! Нарисуй Ти!
— Ти, говоришь? — школьница, к сожалению, уже наизусть знала все серии мультика «Милый дом Ти» и досконально помнила внешность серого котёнка, главного героя. Хороший мультсериал, очень детский и добрый, просто маленький Фу смотрел его по телевизору постоянно и успел сильно этим надоесть. Но он ребёнок, что с него взять? — Может быть, ты попросишь Шиги?
Фуёки несколько раз громко вдохнул носом и прокряхтел, отведя взгляд больших карих глаз:
— Он не хочет…
Сестра не была удивлена.
— Ну хорошо, — Амаи откинулась на спинку стула. В любом случае, даже это интереснее математики. — Принеси мне, пожалуйста, фломастеры.
Брат быстро понял, что от него требуется, и, скоро передвигая коротенькими ножками, направился в другую комнату, что-то тихо бормоча. Сестра выдохнула и начала неторопливо искать листочек, на котором оставит рисунок персонажа.
То, что Фу возвращается, было слышно ещё задолго до его появления — мальчик топал, как слон, и пыхтел от восторга. Он прибежал, держа стакан с фломастерами из разных наборов прямо перед своим лицом, и терпеливо дождался реакции Амаи:
— Большое спасибо! — от самой души поблагодарила Одаяка брата, взяла стакан и краем глаза увидела широченную улыбку, вдруг сменившуюся интересом.
— Ты тоже джель… джельмен? — видимо, он обратил внимание на «пожалуйста» и «спасибо» в лексиконе Амаи, которые сам недавно выучил. Девушка усмехнулась.
— Нет, я леди. Джентельмен — это вежливый мальчик. Леди — это вежливая девочка.
После того, как Амаи сделала серьёзное лицо и одарила таким взглядом брата, она развернулась к столу и взяла для начала простой карандаш. Кулинарка быстрыми движениями набросала круг — будущую голову, треугольнички — ушки, и трапецию — тельце. Фу тем временем начал что-то колупать в пальцах и бродить по комнате, самозабвенно нашёптывая «леди… леди…», даже не задумываясь, слышит ли его кто-нибудь. Глаза у котёнка получились не очень похожими — мельче, чем в оригинале, но Амаи посчитала, что сойдёт, поэтому принялась закрашивать Ти.
— Фу, я закончила, — тихо, нежно, вежливо. — Возьми рисунок, пожалуйста.
Амаи протянула листочек ребёнку, который тоже захотел порисовать, расположился на полу с фломастерами и раскраской с животными и с большим увлечением закрашивал тело зебры фиолетовым. Он даже не сразу оторвался от процесса, поднял глаза рассеянно, глядя на сестру, а не на нарисованного Ти, а когда всё-таки заметил протянутую бумагу и неловко взял её в руки, то оценивал художество таким взглядом, будто вовсе забыл, что что-то просил пять минут назад.
— Я нарисовала тебе это, — вместо банального «что нужно сказать?» произнесла Амаи, намекая на благодарность. Это сработало, и ребёнок вполне внятно ответил:
— Спасибо.
— Ты останешься здесь рисовать или, может быть, пойдёшь в другую комнату? — не хотелось бы, чтобы маленькое чудо кряхтело и нашёптывало, возясь на полу и отвлекая от домашнего задания. Мальчик вдруг вопросил жалобно:
— А когда мы пойдём гулять?..
— Ты же не любишь гулять, — наигранно удивилась девушка, начав собирать с пола разбросанные канцелярские принадлежности. — Ты же штаны надевать не хочешь, поэтому мы не пойдём гулять. Мы же не пойдём без штанов?
— А почему нельзя без штанов? — уже с претензией поинтересовался Фуёки. Амаи улыбнулась и разочарованно всплеснула руками.
— А потому что все смеяться будут. Все дети вокруг скажут: «Какой глупый мальчик! На улице так холодно, а он в домашних шортиках ходит!». Все умные мальчики терпят и надевают штаны, — заметив замешательство на лице младшего, Амаи подытожила помягче. — Ты умный, просто капризничаешь.
В целом, Фуёки был послушным ребёнком, прилежнее многих детей в его возрасте, но пытаться его одеть — значит, согласиться на экскурсию в ад. Фу слишком свободолюбив, чтобы надевать какую-то там одежду на своё прекрасное тело; тем более — ужасные узкие джинсы, которые мама купила ему на свою же беду. Теперь сборы на полчаса прогулки превращались в досуг для всей семьи с прекрасной звуковой сопровождающей в виде плача, истошных криков и приступа бунтарства «ангельского» ребёнка.
Услышав такие слова, Фуёки насупился, задумался о чём-то своём и направился к выходу из комнаты. Воспользовавшись ситуацией, Амаи прикрыла дверь, но вдруг услышала итог размышлений мелкого из коридора и устало закатила глаза:
— Я буду гулять без штанов! Я так решил!
{\
***
«Я сегодня познакомилась с ним.»
В гостиной ярко светили встроенные в потолок светильники. На тумбочке, рядом с отложенными чёрными часами, стояла лампа. Аяно лежала на удобном диване, остановившись долгим взглядом на только что отправленном сообщении.
Мамы нет онлайн. Она и не обещала быть в ватсапе — сказала, что сегодня пойдёт с папой на ночной рок-фестиваль. Ни Рёба, ни Косаку никогда не были поклонниками данного жанра, но Аяно догадывалась, что могло их притянуть на мероприятие — мамина любовь к новому и неожиданному. Дочь пожелала супругам здорово провести время, за что старшая Айши поблагодарила её, вышла из сети и до сих пор не появилась, так как в Америке сейчас раннее утро.
Поэтому девушка, отправляя новое сообщение, не рассчитывала на моментальный ответ.
День прошёл нудно и сложно. В обед Аяно всё же удалось найти одного кулинара — Аканиши-куна, который угостил её жирными, сытными наггетсами и поделился, что шоколадка за вчерашнюю ложь ему всё-таки перепала. Её передала Саки: лакомство с солёными крекерами внутри идеально подошло под вкусы Сейо, поэтому он остался очень благосклонен к идее «возродить чувства» между Амаи и Шоку и с удовольствием поучаствует в чём-нибудь снова. Конечно, за ещё одну шоколадку.
Эту информацию Айши пометила, как полезную. Скорее всего, если ей нужна будет дружба с Сейо, она сможет получить её проще.
Она не стала спрашивать парня, где носит Амаи, потому что ответ казался ей очевидным: «где-то в школе, разносит еду». Как оказалось, зря: повариху девушка за весь день так и не встретила. Отчаявшись, Айши зашла в клуб кулинарии, где увидела всего лишь мятно-зелёный фартук и чепчик Одаяки-сан, которые она, конечно же, не носит во время уроков и вешает на крючок. Когда второклассница опросила соклубников шатенки, выяснилось, что сегодня лидерша физически не могла принять участие в клубной деятельности, потому что решила потратить всё свободное время на штудирование математики, с которой у неё были проблемы. На секунду Аяно задумалась — почему бы не направиться к Амаи и не помочь? — пока не вспомнила, что кулинарка учится в третьем классе и разбирает куда более сложные вещи, чем темноволосая.
Собственно, это основная причина, почему вторая половина дня прошла бесполезно.
Вечер обрадовал больше, потому что за чашечкой чая (
захотелось согреться) Аяно наконец прочла сообщения от Инфо-тян. Это было… здорово и приятно! Шебуршание было очень сильным, особенно на строчках, где Таро говорит, что знаком с Айши-тян (хоть и немного ошибся с фамилией). Несмотря на сильные отвлекающие ощущения, девушка вчитывалась в каждый символ и очень много усвоила. Например, что Осана солгала Ямаде, сказав, что она никому не проговаривалась о семейных реалиях — видимо, боялась показаться перед ним глупой. Ну, что ж, этим она вырыла себе могилу (и не в таком уж переносном смысле), ведь теперь виновника событий смогут найти, только когда рыжеволосая снова откроет рот.
А ведь это, скорее всего, произойдёт.
Интересно, она ещё в коме? Таро был очень счастливым сегодня…
Второй интересный факт — Аяно выяснила, почему начала испытывать ярость в туалете. Потому что Таро к нему приблизился. Хорошо, что он не услышал ни слова, иначе события могли сложиться куда более удручающе. Стоит заметить, у семпая очень чуткая интуиция — то он говорит учительнице, что там «кричат, как будто драка», то думает про Айши, что она «навредила Осане»; главное, умудряется делать такие точные выводы без ощутимых предпосылок… В такие моменты девушке физически становилось холоднее, и она крепче сжимала горячую кружку. В общем, впредь нужно быть осторожнее.
Самым ошеломляющим за сегодня, конечно же, было знакомство с семпаем. К вечеру в голове уложилось, что всё произошло по-настоящему. Она помнила его голос, его слова, а застывший в памяти взгляд продолжал будоражить сознание.
В любом случае, это бы неизбежно произошло когда-нибудь. Меня и так ожидало знакомство с ним, этот этап нельзя пропустить. Кто знает: может, я и через неделю, и через две, и через месяц встречи выглядела бы при этом глупо? Может быть, это всегда выглядит глупо?
Вот что: мне не стоит бояться испытывать своё тело и чувствовать новое. Иначе моё лечение зайдёт в тупик. Я догадываюсь, что должна узнать ещё очень много о себе, и если я остановлюсь на той ступени, на которой нахожусь, то рискую остаться неполноценным человеком. Просто необходимо быть осторожнее: сторониться Таро, когда рядом с ним соперница, и приходить к нему, когда он один или с равнодушным к нему собеседником.
Девушка отложила телефон и неспешно встала с кровати.
Мама каждый раз во время звонка просит меня представить семпая.
Она выключила потолочные лампы и воткнула в розетку светильник. Из-под абажура по комнате распространился мягкий, приглушённый свет. Аяно закрыла глаза.
Сегодня она со мной не поговорит. Значит, я сама попробую.
Много стараться не пришлось — парень и не уходил из воспоминаний, то и дело картиной появляясь под веками. Задача школьницы заключалась лишь в уточнении этого образа и попытке вызвать у себя эмоции на расстоянии.
Чем она и занялась.
Чёрный омут глаз… Осторожная улыбка…
В солнечном сплетении слабо зажурчало. Аяно расправила грудь и начала медленно поднимать руки ладонями вверх, будто вдыхая свежий запах сада. Благо, она одна дома и может делать, что считает нужным, не вызывая подозрений.
Лёгкая сутулость… Аккуратные руки…
Журчание распространилось по раскрывшимся лёгким. Это вновь не настоящая эмоция, но девушка слишком упорна, чтобы быстро сдаваться: она закружилась вокруг своей оси в воображаемом танце, взметнулась снежинкой в комнате. Танцевать она не умела, и сейчас её движения вряд ли можно назвать искусством — люди так кружатся в состоянии счастья, которого и хотела добиться Аяно.
Тщательно отглаженная одежда со следами капель воды…
Девушка растянулась в улыбке и открыла глаза, глядя на себя в зеркало. Она понимала, что всё равно не чувствует, но надеялась до последнего — Айши где-то слышала, что можно вызвать счастье, улыбнувшись самому себе. Поддельная маска так и трещала по швам, готовая слететь в любую секунду… и всё-таки слетела, вмиг вернув лицу кукольное равнодушие, взиравшее на больную через зеркальную гладь.
Почему-то после встречи с Таро школьнице стало тяжелее притворяться. Даже когда она ничего не чувствует. Это называется «улыбаться через силу»?
Ничего, почувствую в следующий раз.
Шебуршание вскоре затихло, оставив внутри лишь глухую пустоту. Аяно никогда не ощущала её раньше, пока не узнала, каково это — быть наполненной, живой. У неё будто впервые открылись глаза, и когда тьма снова накрывает их…
Вот бы вылечиться и быть эмоциональной в удобное мне время.
Она вернулась к дивану и заметила, что Амаи ответила ей в соцсети. Дружба с ней завязывается быстро.
~~~
Кизана никогда не грызла карандаши и ненавидела, когда это делал кто-либо другой. Потому карандаш, который опирался грифелем на пустой лист бумаги, был идеальным.
Она любила, когда её посещало вдохновение. Это приятное и возвышенное ощущение, которое открывает дорогу в творчество. Кизана уверена, что, будучи неодухотворённым, невозможно создать что-либо хоть немного интересное и красивое, поэтому полностью доверяла этому состоянию и творила только под его влиянием.
Конечно же, оно посетило её посреди ночи — как под светом луны приходят кавалеры, чтобы спеть своей даме песню о запретной любви. И посетило в виде конкретной строчки, быстро возникшей на бумаге:
Любовь моя! Ты свет моих очей!
Кизана тут же пропиталась романтическим порывом и вознеслась мыслями высоко-высоко в небо. Не стерпев собственных чувств, девушка подошла к окну и оперлась на подоконник, глядя на увлекающую за собой ночь, на белую, широкую луну, на таинственно манящие звёзды.
Она любила вид из своего окна. С самого детства, сколько она себя помнит, актрисе нравилось проснуться ночью и стоять у подоконника, глядя с пятого этажа на тишину. На едва различимые многоэтажки, частный сектор. На далёкий горизонт, утопающий во тьме. На начинающийся рассвет. Сейчас до утра было далеко — Кизана надеялась, что не так же далеко, как до встречи настоящей любви — но именно это время она любила больше всего. Время тайн, романтики и чувств.
Девушка так наполнилась мечтами, что забыла о стихотворении. Очнувшись, она села обратно за стол (максимально тихо, чтобы вдруг кого не разбудить), помяла в пальцах карандаш, посмотрела на листок… и впала в ступор.
Очей, очей… Что может рифмоваться с «очей»?
Кизане пришлось вернуться с небес на землю и усиленно вспоминать все слова, которые она знает. На бумаге криво появляется первое попавшее в голову:
Любовь моя! Ты свет моих очей!
За шиворот закинешь мне мячей?
Нет, бред какой-то.
Она зачеркнула неудачную строчку и нависла над несчастным листком, неустанно насилуя фантазию и свой словарный запас. Всё выходила какая-то чушь собачья, и поэтесса была уже при смерти от скуки, пока в голову не пришла гениальная мысль — а что, если в первой строке поменять слова местами?
Девушка так и сделала, и хорошая рифма пришла практически сразу:
Любовь моя! Ты свет очей моих очей!
За шиворот закинешь мне мячей?
Пугаешь взглядом сотни палачей
Крепка рука, как дом из кирпичей
Огонь в душе разжёг, когда он грустно стих
Это немного подбодрило Кизану, и оставшегося пыла хватило на ещё пару строк, которые возникли в следующие пять минут. Рука будто сама выводила иероглифы, создавая мелодию чувств на листе:
Любовь моя! Ты свет очей моих очей!
За шиворот закинешь мне мячей?
Пугаешь взглядом сотни палачей
Крепка рука, как дом из кирпичей
Огонь в душе разжёг, когда он грустно стих,
Лёд в сердце растворил растопил, живым вдохнул страданье желанье в камень —
Так кто расскажет мне, что будет между нами?!
Останови суровой же нежной лаской тяготы страданий!
Отодвинувшись от стола и оглядев всю картину разом, Кизана нахмурилась — как много лишнего! Неспящая взяла второй листок (первый пускай останется черновиком) и переписала конечную версию, едва не заблудившись в собственной писанине:
Любовь моя! Ты свет очей моих!
Огонь в душе разжёг, когда он грустно стих,
Лёд в сердце растопил, вдохнул желанье в камень —
Останови же нежной лаской тяготы страданий!
Закончив нудное переписывание, Кизана ещё раз оценила созданное. Поморщившись, она в сотый раз убедилась, что бездарна, но, в принципе, для её уровня пойдёт. Когда-нибудь никогда она сей мусор допишет, прочитает ничего не смыслящей публике, которая похвалит это убожество, и только Кизана будет знать, насколько она неспособна писать стихи. Мораль сей басни такова: иногда хочется быть глупой и безвкусной, чтобы не замечать, как сама плоха в поэзии.
Девушка ссутулилась, устало выдохнула и уныло вперилась взглядом в стекло. А вот и вдохновение ушло. Всё как всегда — его хватает на три-четыре строчки, а дальше сама выкручивайся, поэтесса! Хотелось бы, чтобы вдохновение было кавалером, поющим даме под луной, но на самом деле это такой кавалер, который делает даму беременной и испаряется. Прозаично и грязно, фу.
Окончательно потеряв настроение, девушка спрятала листок в тетрадь. Конечно, ничего страшного нет в том, что эти четыре вымученные строчки кто-нибудь увидит и похвалит, если творческая натура не уберёт это в свой творческий беспорядок на столе. Просто черновики — всегда немного личное для Кизаны.
Она тихо легла в холодную кровать и угрюмо залезла под толстое одеяло, чтобы утопить депрессию в телефоне и в куче идиотских сообщений от идиотов.
Угадайте, кто отправил одно из них.
В принципе, Таро больше не вызывал зла и не нагонял усталость. Во-первых, он не самый идиотский идиот из всех тех, кто пишет актрисе. Во-вторых, он полезен для клуба (на языке кисло стало от собственной прагматичности). Ну и в третьих… он и правда поменялся. Кизана не знает, что прочтёт в его сообщении сегодня и какие новые грани его характера откроет, так что интрига взяла её даже при плохом настроении.
Она раскрыла диалог и начала читать:
«Привет ещё раз! Я, скорее всего, напишу мало, потому что сел за ноутбук гораздо позже, чем вчера.» — Кизана вдруг вспомнила, что Таро печатает ей с компьютера. Сама она набирает сообщения крайне медленно и успевает десять раз забыть мысль, пока найдёт все символы, поэтому девушка мысленно похвалила старательного парня — наверное, его писанина стоит больших нервов. Он вдруг перенёсся с места в карьер:
«В тот же день у меня произошёл нервный срыв. Мне правда надо это описывать?.. Сунобу-тян, не пойми меня неправильно, я лучше оставлю это на вашу богатую фантазию.» — Кизана резко отодвинулась от экрана в возмущении. Это ты с сарказмом говоришь о «богатой фантазии»?! Ну ладно, ладно, червяк ты книжный, нафантазируем, а ты сиди один в тёмном углу наедине со своим срывом.
Остыв, Сунобу всё-таки осознала, что переборщила с реакцией. У неё просто настроение дурное. К тому же, если бы у поэтессы произошло горе, она бы говорила об этом каждый день и всем, кто способен выслушать её, поэтому поведение Таро ей слегка чуждо.
Кизана перевернулась на другой бок, легла ещё более неудобно, чем до этого, тяжко вздохнула и принялась щуриться дальше:
«Моим главным страхом стало то, что у родителей Осаны не найдётся денег на операцию. У неё же не просто так кровь из головы текла… Или ещё хуже — некоторые взрослые предпочитают избавиться от неудобного ребёнка, и я надеялся, что родители Осаны не такие.
Дня два я пробыл в неведении. Мне не у кого было спросить, как там Наджими-тян, легче ли ей, что родители делают. Я не хотел навязываться её маме и отчиму. Буду честен — отношения у нас с ними не лучшие, я даже боялся подходить к их дому.» — Кизана усмехнулась. Запретная любовь, которую не одобряют родители… Прям как в сказке. В грустной сказке. — «Я чувствовал себя брошенным и одиноким, но это — ничто по сравнению с беспокойством за жизнь моей подруги.
Каково было моё удивление, когда мне позвонили с незнакомого номера.
Благо, мысли о том, что это может быть спам, отошли на второй план. Я взял трубку и едва ли не уронил челюсть — оттуда доносился голос матери Осаны. Забыв наше не очень хорошее прошлое, она спокойно и немного устало рассказала мне, что Осана в коме, но сейчас её состоянию ничего не угрожает, поэтому врачи разрешили её навестить.
Признаюсь, я на секунду потерял дар речи. От счастья.
Наджими-сан рассказала, как проехать к больнице и где лежит моя ненаглядная подруга, за что я ей премного благодарен.» — Актриса закатила глаза. «Ненаглядная», ага. Стойте, почему Сунобу должно это раздражать? — «Это было воскресенье, три часа дня, и через десять минут я уже стоял на остановке.
Ну вот и всё на сегодня. Надеюсь, что завтра допишу наконец! Извини, что так долго тяну, всё это писать правда очень утомительно. Спокойной ночи.»
Кизана долго смотрела на это сообщение. Она готова поклясться, что была такой же уставшей, как и Таро, когда он писал это. Это роднило в каком-то смысле.
Немного подумав, она напечатала ответ, после которого решила закрыть глаза до утра:
«Спокойной ночи.»
~~~
