***
Экзамены всегда волнительно, особенно когда не можешь сосредоточиться на новой теме, твой мозг полностью отключен, включены лишь тёплые чувства по отношению к учительнице, которые жаждали развития, то есть полностью забить на предмет и отправиться к визуальному изучению тела брюнетки, её длинных и стройных ног, подтянутого живота, объемной груди, пухлых губ, тёмных волос, лежащий чуть ниже плеч, карих глаз. Каждое из перечисленного дурманило голову, буквально мешало идти дальше, потому что учительница затмила её разум ничего при этом не делая. Периодически вызывала к доске, убеждаясь в её знаниях, спрашивала правила, да просила за журналом в учительскую сходить. Но каждый раз при звучании своего имени из её уст глаза застилал туман, мешая вообще нормально соображать, и это раздражало, потому что нет любви с первого взгляда, невозможно влюбиться с пары встреч. Только вот эта симпатия перерастала в нечто большее, что, собственно, и вымораживало Катю, ведь ей действительно есть к чему стремиться, а вот эта драма ни к чему хорошему не приведёт, поэтому Кищук выжимала из себя максимум, лишь бы не скатиться как некоторые её одноклассницы.***
Ещё месяц. Месяц, когда каждый божий день был урок злосчастной математики, от учителя которой наповал сносило крышу. Впервые такое. Да, прежде конечно же тоже были симпатии, тоже к обладателям своего пола, но не так ведь. А тут с первой же встречи под ложечкой сосёт от одного только голоса. — Софочка, раздай пожалуйста всему классу, — обратилась Оля к ученице, сидящей на первой парте, чтобы та раздала задания контрольной. И где-то внутри больной укол ревности таки почувствовался от этого ласкового обращения. А к ней только «Кищук, да Кищук» Катя, с ума скоро сойдёшь. Справившись с контрольной минут за пятнадцать, Катя отправилась на помощь своим одноклассникам. Прорешав почти всему классу, и убедившись, что до звонка ещё есть немного времени, шатенка решила найти свою учительницу в социальных сетях. Это просто мания величия, но интересно ведь. Какая содержательная однако страница. Заполнено почти всё. Теперь Катя знает чуть больше, например то, что любимым писателем предмета её обожания является Есенин. А он и вправду неплох, его стихи были любимыми на уроках литературы. Масса фотографий, эта девушка определённо себя любит. На разных морях и в разных позах, невероятная. Желая покинуть страницу своей учительницы математики, телефон Кищук слегка залагал, а та, будучи не совсем адекватным человеком, начала тыкать на дисплей, словно это поможет. Да уж, судьба та ещё скотина, ведь её клики отразились тем, что девушка отправила заявку в друзья. Выражение лица сменилось на растерянное и испуганное. Катя подняла глаза на Ольгу Юрьевну, которая в этот момент посмотрела на неё, лукаво улыбаясь, с прищуром. А сердцебиение ускорилось, кажется, вдвое. И какого было её удивление, когда спустя уже пару секунд её заявка была принята, а старшая помахала телефоном. Ещё пара подобных ситуаций и Катю можно везти в психиатрическую больницу, ну, а пока, по звонку, она сдает свою тетрадь с контрольной работой и быстро сбегает из класса, тем временем пока та, кому несколькими минутами ранее она отправила заявку в друзья, смотрит ей вслед, улыбаясь.***
Проходит ещё пару месяцев, за которые даже те троечники умудряются подтянуться до ударников, а ударники становятся отличниками, но самое главное, что все понимают математику и тянутся к ней. Это действительно учитель мечты. Добрая, когда нужно, то посмеётся вместе со всем классом, а иногда позволяет ученикам не совсем цензурного содержания анекдоты. Вспоминая один из таких дней, Катя стояла в школьном буфете и решала, чем именно ей придётся завтракать сегодня. Ничего такого не цепляло, в глаза не бросалось, а это огорчало, ведь это важнее всего. — Дайте ей киселя и ореховую булочку, — учительница как всегда обворожительно улыбнулась и повернулась к Кате. — Не понимаю, как ты ещё стоишь и выбираешь? Тут же столько всего вкусного, что аппетит приходит непроизвольно. — Я учусь здесь уже одиннадцать лет, всё попробовала, — пожала плечами в ответ, не отрывая взгляда от старшей. Она та, кого не интересовали правила, хотя в этой школе даже с учителей требовали строгого стиля. Брюки с лампасами, белая рубашка с открытыми плечами и туфли на высоком каблуке. Казалось, что нацепи на эту девушку безразмерную одежду разных цветов, то она всё равно будет выглядеть превосходно. Кищук вдруг вспомнила, что ей всё-таки нужно расплатиться, но как только полезла в карманы за деньгами, то ей уже вручили поднос и отправили за стол. — Ну что ты так смотришь? — на подносе помимо заказанного для неё Олей стояла кружка с чаем и булочка с маком, что немного поразило и обрадовало одновременно. — Я с тобой присяду, ты ведь не против? — Нет, — ответила Кищук. — Слушайте, выходит, что вы заплатили за меня, да? — Ну да. — Тогда я должна вернуть вам деньги, — Катя потянулась было к карману, но была остановлена своей учительницей, кто отрицательно замотала головой и перехватила её руку, потянувшись для этого через весь стол. Руки такие тёплые, по холодным запястьям шатенки пробежало тепло, отчего по спине пробежали мурашки. С её кровообращением всегда были проблемы, а потому руки холодные, как у трупа. — Ты что холодная такая? — с ноткой переживания в голосе поинтересовалась Оля, отпустив наконец руку младшей из импровизированного плена. — Биологию в школе не учили, что ли? — это прозвучало так грубо, но старшая не зацикливала на этом внимания. — Нет. Я математик, — Катя усмехнулась, стараясь не отрываться от еды, но видно, что Серябкиной ой как хотелось поговорить. — Так расскажи. — Давайте я отвечу, что тоже математик и мы поедим в тишине? — брюнетка засмеялась, решая согласиться, не допытывая свою ученицу. А Кищук всё ещё ничего не могла поделать с этим давно родившимся чувством внутри, разливающимся в груди каждый раз, когда слышит её смех, голос, когда та случайно касается её или когда пытается быть строгой и властной. С одной стороны очень хорошо, что сейчас январь и терпеть это осталось немного, но с другой… Расставаться с самой лучшей учительницей за все одиннадцать лет не очень-то и хотелось.***
До экзаменов оставалось буквально полтора месяца, все учителя твердили усердно работать, вкладывать свои силы вдвойне, но ученики так устали, что их вялость передавалась за километр. Многих сейчас интересовали отношения и как же угодить их половинкам, но никак не наскучившие экзамены, которые ещё не начались. Столько пробников, столько сочинений, моральная усталость была невыносима, но ничего не оставалось делать, кроме как терпеть это и продолжать жить. Отличникам приходилось конечно лучше, таким как Катя, но она же тоже не робот, верно? А потому, придя со школы и напрочь забив на уроки, она ложится спать. Да уж, пятнадцатичасовой сон в какой-то степени пошёл ей на пользу. По крайне мере сейчас Катя чувствует себя не овощем, а полным энергии человеком. Только вот проснуться в три часа ночи с невероятной бодростью было минусом. С утра опять будет преследовать сонливость и апатия. Родители давно спали, так как из их комнаты доносилось тихое сопение матери и храп отца. Поворочавшись ещё с полчаса и окончательно убедившись, что сон уже не придёт, Кищук взяла в руки телефон и решила полистать соцсети. В инстаграме ничего нового, твиттер также молчит со вчерашнего дня. Остаётся единственная надежда на излюбленный «Вконтакте», но как только она его открывает, то попадает на страницу учительницы, которую так старательно пытается выкинуть из головы перед экзаменами. Ну да, каждый божий день девушка проверяет её онлайн и обновления, поэтому та и открылась. Кате пришла самая безумная идея, на которую в любое другое время она не решилась, но сейчас, когда мозг ещё отдыхает, а тело хочет адреналина, она открывает журнал звонков и набирает изученный наизусть номер. Ну, конечно они обменивались номерами, всё-таки оба математики, иногда нужно было решать некоторые вопросы. Продолжительные гудки заставляют трижды передумать, но какой-то проводочек в самой корочке головного мозга заставляет продолжить, закончить начатое, а потому Катя укладывается поудобнее на кровати, укрывшись практически с головой одеялом, и ждёт, ждёт пока на том проводе ответят. — Я могу понять всё, но только не звонки в три часа ночи, — сонная Ольга Юрьевна казалось такой милой. — Сейчас половина четвёртого… — поправила Катя, слегка улыбаясь. Потому что старшая не отклонила звонок, и не отключила звук на телефоне, а с невероятным желанием спать, ответила, и сейчас сквозь сонливость говорит. — Издеваешься? — брюнетка легла в точно такую же позу, как и Кищук, словно они чувствовали друг друга, хотя, это была любимая поза обеих, простое совпадение. — У тебя ко мне какие-то вопросы? — Да, — Оля вскинула брови, как бы поторапливая, и абсолютно наплевать, что это телефонный разговор и её действо не заметят. — Как дела? — Кищук, — протянула та, так нежно, но в то же время с небольшой злостью на то, что её разбудили среди ночи ради таких вопросов. — Ольга Юрьевна, вы же знаете, что в любое другое время я не решилась бы позвонить вам, а с утра буду немного жалеть, так что раз уж я решилась на это, то бога ради, поговорите со мной, — учительница засмеялась, но согласилась на это. Обеим вставать буквально через пару часов, но кого это сейчас волновало? Ночные разговоры это то, что нужно каждому человеку. Не днём, когда солнце ярко светит за окном, а ночью, когда луна поднялась над городом, и звёзды усыпали чёрное небо. Когда ты вымотан за день и твой настрой умиротворённый и спокойный. — Ну, если хочешь, чтобы я поговорила с тобой, то не молчи в трубку, а расскажи мне что-нибудь, — Катя смущённо заулыбалась, пытаясь вспомнить хоть одну захватывающую историю, но на ум лезло их так много, что невозможно было сосредоточиться на какой-то одной. — Лучше вы, я не знаю, что именно рассказать. Расскажите что-нибудь о себе. Вы такая замкнутая. Вы весёлая, но мы действительно не знаем о вас ничего. Это странно, но… наш класс всегда в курсе личной жизни каждого учителя, но вы — особенная, поэтому о вас никто ничего не знает, — девушка мысленно ударила себя рукой по лицу. — Я могу рассказать тебе историю о маленькой девочке, — немного отдышавшись, начала старшая, а Кищук, почти что замерев, начала слушать. — О девочке, которую любили и заботились. Её отец и мать были королём и королевой в большом замке, а она, соответственно, принцессой. Жила она в хороших условиях, у этой принцессы всё было хорошо, маленькая к тому же, радовалась жизни и любила клубничное мороженое, — шатенка догадалась, что её учительница рассказывает о себе, поэтому продолжила слушать с ещё большим интересом. — Принцесса постепенно росла, её превосходством и талантами восхищался каждый. Но были принцессы другого королевства с менее хорошими условиями жизни, они завидовали доброй принцессе и пытались всячески навредить, а та в ответ лишь желала им добра. Но принцесса не сдавалась, не поддавалась издёвкам других принцесс и продолжала сиять. Многие принцы желали её внимания, но принцессу не интересовало это, ей хотелось стать танцовщицей и покорять сцены. Король с королевой гордились своей принцессой и поддерживали её в любых начинаниях, — собеседница улыбнулась в трубку, искренне радуясь за то, что у её возлюбленной было хорошее детство и мечты, только вот интерес, почему её мечты не воплотились реальностью, ещё оставался. — Принцесса научилась танцевать когда ей было шестнадцать, тогда розочка расцвела и была готова ко всему. И в один из дней, идя домой с репетиции, принцесса с приподнятым настроением подходила к своей непримечательной улице, как вдруг её окружили неизвестные ей разбойники и потребовали все драгоценности. Её замок был богат, позволить себе всё новое она могла, а потому протянула разбойникам всё самое дорогое, что у неё было, и на дрожащих ногах собиралась идти дальше. Но бандитам было мало, они хотели сорвать лепестки с расцветшей розочки и сгубить её навсегда. Принцесса отбивалась и пыталась защититься, только вот разбойники сделали своё дело, и принцесса, будучи молодой и полной мечт, понимала, что на ноги никогда больше не встанет. Что не сможет больше танцевать и сиять как прежде. Нет, принцессе принесли не тот физический ущерб, о котором ты могла подумать, принцессе сломали лодыжку, а значит танцевать ей больше не выпадет возможности. Кое-как дойдя до дома, принцессе вызвали врачей и её нога была в порядке уже через некоторое время, но путь на сцену навсегда ей был перекрыт. Как выяснилось позже, теми разбойниками стали женихи её завистниц-принцесс из других королевств. От воспоминаний Оля позволила себе пару слезинок, но так, чтобы этого не услышала Катя, а та, в свою очередь, от такого откровения была в, мягко говоря, шоке, и лежала сейчас с открытым ртом, пытаясь переварить это. Да уж, хотела она узнать о своей учительнице чуть больше, но не так прямо резко. Хотелось как-то поддержать старшую, но все слова словно забылись, а язык стал будто неподъёмным. — Я не знаю, что и сказать, — честно призналась Катя, а Оля попросила её не начинать. — Всё в порядке, правда. Всё хорошо. Это было давно, и я уже забыла, — на щеках не засохшие дорожки слёз, а глаза чуть покраснели, и Серябкина была рада, что её сейчас не видят. — Для меня это так, пустяк, — она вытерла щёки и подняла голову наверх, пытаясь остановить дальнейший поток слёз. — Я заставила вас ворошить прошлое, это некрасиво, простите. Надеюсь, что ваши слова правда, — брюнетка дёрнулась, немного испугалась. Знает, что врёт, от этого стало неловко. Семнадцатилетняя девчонка понимает в этой жизни больше многих взрослых. — Жаль, что ваша мечта не сбылась. — Зато я устроилась педагогом и познакомилась с такими прекрасными детьми. Такими, как ты. Обе замолчали, а в трубке было слышно лишь дыхание. И сейчас как будто не существовало никого, кроме них двоих. Но молчание затянулось, и пусть, обе готовы были наслаждаться этой тишиной друг с другом вечность, но поздно всё-таки, а после подобного разговора было немного неловко друг перед другом. Кате невероятно хотелось прижать учительницу к себе и отгородить от всего мира, но их разделяло два километра. — Спокойной ночи, Ольга Юрьевна, — даже не слушая ответа, Кищук завершила звонок и положила телефон на тумбочку, удобнее укладываясь на подушке. Ну вот, и сон пришёл. — Пока, милая, — в пустоту ответила Серябкина, не удосужившись закрыть глаз до утра.***
Первым уроком стояла математика, и Кищук, абсолютно позабыв о своей подруге-однокласснице, бежала по этажам, стараясь быстрее всех увидеть Олю, пока никто не пришёл на урок. Но вот рядом с кабинетом девушка сбавила свой шаг почти до малюсеньких шажочков, резко осознавая, что этот разговор, возможно, остался ночью, и больше не повторится, возможно, это ничего не значит. Сейчас вылетели из головы все те речи, что она так старательно репетировала, чтобы сказать, но никуда не денешься, она уже стоит возле кабинета, а помедлив ещё с пару секунд, входит внутрь. Как Катя и полагала, кабинет абсолютно пуст, лишь учительница сидела за своим рабочим столом, и нервно теребила ручку в руках, смотря словно вникуда. Глаза такие стеклянные, синяки под ними достигали огромнейших размеров, а размер зрачка говорил только об одном. — Вы плакали ночью? — Серябкина словно не видела ученицу до этого, заморгала, и перевела растерянный взгляд на неё. — С чего ты взяла? — улыбка посетила её лицо, но Катя человек такой, легко распознаёт, когда ей врут. — Ничего не в порядке, да? — старшая лишь опустила взгляд и нервно вздохнула. За что эта девчонка упала на её хрупкие плечи и без того загруженные проблемами. — Не лгите мне, пожалуйста. Я постараюсь помочь так, как это не сделает никто другой, а главное, что наш разговор останется исключительно между нами, — брюнетка усмехнулась, так как узнала эту речь. Так говорят абсолютно все психологи. Девушка слегка коснулась своими пальцами руки старшей, так невесомо и почти не чувственно, но так нежно, аккуратно. С трепетом и робостью, а в животе, как говорят, бабочки запорхали. Но абсолютно всё в этой жизни заканчивается, так же как и эти искрящие за несколько метров чувства. В класс буквально вбежала девчушка с русыми волосами и синяками под глазами и тут же скрестила руки на груди. — Кищук, что за манеры, договорились же вместе идти, — девушка прошла за свою парту и начала доставать учебники, готовиться к уроку. — В следующий раз я пойду с Ваней, он вряд ли откажется. Серябкина с улыбкой на лице покачала головой и принялась дальше заполнять документы, тем временем пока Катя тоже решила достать нужный учебник и тетрадь из портфеля. На протяжении всего урока Кищук рассматривала учителя взглядом, и не записывала буквально ничего. Серябкиной и всё равно на её записи, и без того на пять знает. Тем более сейчас, когда её рассеянность превышала всё и сонливость вот-вот настигала. — Мне на это плевать, всё равно не расскажешь, но если хочешь, чтобы наша «любимая» староста не рассказала об этом классухе, а та в свою очередь директору, то прекрати пялиться, — шатенка заморгала, не совсем понимая, что именно имела её подруга, но та игриво улыбнувшись, продолжила. — Ты в математичке нашей сейчас дыру образуешь, и снова придётся искать учителя. Начни хоть что-то записывать. Даша вернулась к решению задачи, а Катя дважды моргнула. Правду говорит ведь, перебарщивает Кищук. А потому, немного помявшись, она достала из портфеля забытый вчера английский и принялась переводить довольно длинный текст. Дарья Шашина была лучшей подругой Кати Кищук и об этом знали все в школе. Шашина пришла в шестом классе и была довольно замкнутой девушкой, но вторая в свою очередь не любила, когда человек стоит в стороне от всех и неловко переминается с ноги на ногу. А потому они почти сразу нашли общий язык, и уже спустя месяц общались каждый божий день, в школе, дома, а также часто, как только выпадал шанс, гуляли.***
Ночь с субботы на воскресенье, когда суматоха в голове от предстоящих экзаменов, плюс эта школьная влюблённость, которая легла на неё не совсем так, как должна была. Позвонила Даша с довольно заманчивым предложением напиться, от которого Кищук просто не смогла отказаться. Уж лучше провести вечер со своей лучшей подругой, чем за учебниками. Достигнув собственного лимита, и даже превзойдя его, девушки, держась друг за друга, обе пошли домой. Только вот какой трезвый человек пойдёт домой без каких-либо происшествий? Подруги вызвали две машины такси и разъехались по разным сторонам, Шашина домой, и Кищук домой, но не к себе. Лучше не стоит спрашивать, откуда ей известен адрес своей учительницы. Поднявшись на нужный этаж, Катя стучала до тех пор, пока дверь не открыли, а на пороге не показалась Оля. В домашнем халате и ночной пижаме, немного взъерошенная, ото сна всё-таки. — Кищук, — констатировала факт учительница. — В который раз ты будишь меня среди ночи? — Второй, — с улыбкой от уха до уха сказала Катя, как будто гордясь этим. — Я вас что, разбудила? — Нет, что ты, я никогда не сплю, я ведь не человек, — Кищук расширила глаза и прикрыла рот рукой, выражая своё искреннее удивление. — Господи, я пошутила. — А, — отмахнулась девушка, — Всё с вами ясно, — Серябкина усмехнулась. — Ты чего домой не едешь? — Меня там не ждут, — девушка пожала плечами, на самом деле ничуть не огорчаясь, ведь она уже к этому привыкла. — А с чего ты взяла, что тебя ждут здесь? — спросила старшая, совсем не подумав, как грубо это звучит. Кищук вздохнула и почесала затылок. — Как-то не подумала, извините, — шатенка собиралась отходить, но в этот момент Оля шире открыла дверь, пропуская внутрь младшую. Та обрадовалась, и с детским интересом, рассматривая интерьер квартиры, периодически хихикала. Для Серябкиной это было странно и мило одновременно. И вот эта девушка иногда говорит ей, что повзрослела? Сплошное ребячество. — Катя, отстань от моего кота! — сделала замечание Оля, оттягивая ученицу от своего питомца, потому что ещё немного и его замучают явно до смерти. — Пойдём, я постелю тебе в спальне. — А вы где спать будете? — А я в своей спальне. Трёшка всё-таки, если ты ещё не заметила, — Катя была рада, что не выгнала учительницу на диван, ведь зная её доброту и милосердие, она могла лечь хоть на полу, лишь бы её ученикам было комфортно. По крайней мере Кате точно. Быстро расправившись с одеждой и оставшись в одном только нижнем белье, Кищук укрыла абсолютно каждую частичку своего тела, за исключением головы. Брюнетка всё ещё стояла над кроватью и смотрела на Катю сверху вниз. — Спокойной ночи, — только и сказала она, прежде чем выключила свет. Девушка уже постепенно покидала этот мир, отправляясь в царство Морфея, но сквозь сон пробурчала: — А поцелуй на ночь? Оля остановилась, и оглядела младшую, убеждаясь, что ей это не послышалось. Спала ведь уже, глаза плотно сомкнуты, а сопение явно спящего человека. Она села на полу рядом с кроватью и осмотрела свою ученицу. Отличницы в её глазах такие всегда были правильными и жили идеально. Действительно, их жизнь как будто перетекала в таком режиме, в котором нет проблем, нет забот кроме учебы. Ей всегда казалось, что такие не живут совсем, только учат, учат, учат… Серябкина невесомо коснулась лица младшей, проводя средним пальцем по щеке, по скуле, переходя к подбородку. Кожа такая чистая и нежная, как у младенца. Она склонилась прямо над её лицом, обдумывая правильность своих действий. Так хотелось, давно, сильно. И сейчас, когда Катя буквально в паре сантиметрах, а её дыхание чувствуется на собственных губах, то это кажется таким неправильным, спит ведь, а вдруг и не хочет этого вовсе. Но Оля тут же откидывает всё это из головы, куда подальше, и целует, господи, у неё даже губы подобны сахарной вате. Такие же мягкие и сладкие. Брюнетка чуть посасывает нижнюю губу, но тут же отстраняется, с неким чувством тревоги внутри. Как будто запретный плод вкусила. Это кажется вдвойне неправильным, а потому брюнетка моментально подскакивает и выходит из комнаты, не желая больше тревожить сон Кате. А та открыла глаза, как только закрылась дверь, и лежала, тихо-тихо посапывая, убеждая, что она всё ещё спит. Девушка коснулась рукой собственных губ, не веря, что-то, что было случайно сказано в пьяном бреду, осуществилось.***
Катя проснулась примерно в десять утра с небольшой головной болью и с осознанием того, что она в чужой квартире. Свою подушку и её запах она узнает из тысячи, но открыв глаза, а потом медленно, как пазлы, выстроив в своей голове полноценную картину, ей удалось понять, что это дом её учительницы по математике. Как Кищук сказала ещё вечером, наутро она будет жалеть об этом, что и происходит, но, вспомнив робкий поцелуй на своих губах, это сожаление тут же рассосалось. С кухни тянуло чем-то вкусным, а потом шатенка натянув первую попавшуюся футболку, прикрывающую её достоинства, она пошла на кухню, где у плиты стола Оля с кухонной ложечкой в руках, переворачивая что-то на сковородке. Только идиот не поймёт, что это оладьи. — Доброе утро, — обратила на себя внимание Катя, так как её не замечали, полностью погрузившись в кулинарию. — Доброе, — взаимно поприветствовала брюнетка, не отвлекаясь от готовки, тем временем пока младшая уже устроилась на диванчике. — Вы ещё и готовить умеете, — в очередной раз восхитилась Кищук, так как её учительница умела, кажется, действительно всё. — Это всего лишь блины, — ученица в ответ пожала плечами, потому что её кулинарные навыки ограничивались парой бутербродов с чаем. Спустя ещё несколько минут рядом с ней приземлилась кружка горячего чая, а также тарелка оладьев с мёдом. — Вау, — прокомментировала девушка, прежде чем принялась уплетать приготовленное за обе щеки. — Мне срочно нужно умыться, — констатировала Кищук, когда весь рот и руки слипались от мёда. Она убежала в ванную, тут же открывая горячую воду, принимаясь смывать с себя сладость. — Новая зубная щётка лежит в зеркале, — крикнула Серябкина, получая в ответ мычание, означающее, что её поняли. Оля всегда хранила одну новую щётку и зубную пасту в шкафчике за зеркалом, считая, что когда-нибудь, но пригодится. Пригодилось же. Спустя, примерно, ещё минут десять, девушка выходит на кухню, на этот раз с чистым лицом и с более бодрым ото сна настроем. Старшая всё так же сидела на диванчике, подперев голову рукой. Кищук приземлилась рядом, нарочито медленно усаживаясь. Обе молчат, иногда поглядывая в окно, за которым в утро воскресенья бегали дети и редко проезжали машины. — Вы ведь в курсе, что уже май и у меня экзамены? От силы мы увидимся ещё раз десять, и всё. Я пойду учиться дальше, а вы так и останетесь преподавать детям уроки, — словно ранее этого не было ясно, сказала Катя, скорее себе, потому что выражение лица сменилось на более грустное. — Вы прекрасный педагог. — Спасибо, — ответила та, такой интонацией, словно она машина и вовсе не понимает, что сейчас происходит. Друг на друга не смотрели, обе рассматривали конфорки плиты. Ну да, это ведь в разы интереснее. — Раз уж мы никогда больше не увидимся, я могу этот остаток года делать то, что хочу, а не то, что должна? — повернулась к Оле Кищук, рассматривая черты её лица, которые знала наизусть. Та смотрела в ответ, и этот взгляд явно охарактеризовывают в фильмах как тот, после которого герои остаются вместе. — В рамках дозволенного, — они были так близко друг к другу и обе прекрасно понимали, что сейчас произойдёт, но как нарочно, а может, оттягивая желание, медлили, заглядывая друг другу в глаза. Цвет глаз Кати напоминал бушующее море, в котором утонул бы даже самый умелый пловец имея корабль при себе, море, которое топит всё и всех на своем пути, в котором в принципе невозможно не тонуть. Цвет глаз Оли наоборот, крепкий кофе, который так и хочется попробовать, который утягивает в самую бездну души обладателя. Не желая больше тянуть, Катя наклоняется ещё ближе, казалось бы, уже некуда, и между их лицами остаётся пару миллиметров, и она ждёт ответа, и очень надеется на положительный. И Оля поняла это, а потому захватила её губы в плен своих, тут же укладывая руки у неё на лице, притягивая ещё ближе к себе. Они смаковали губы друг друга на вкус, так нежно, как будто пытаясь передать всё, что было внутри. Но не прошло и тридцати секунд, как поцелуй сменился на более страстный, Кищук стала напористей, так как поймите наконец, вы мне больше, чем просто нравитесь. А Серябкиной это нравилось, эта умелость выражать свои чувства через поцелуй, и она отвечала ей, только всё же стараясь показать всю заботу по отношению к младшей. — Если хоть одна душа узнает об этом, я убью тебя, — лишь на секунду оторвалась учительница, чтобы сказать это, и вновь припала к губам партнёрши. Та усмехнулась в поцелуй, продолжая сжимать чужие колени в своих руках. — Да, это было моей мечтой, прямо сейчас выбежать на улицу и рассказать, что я со своей математичкой… — продолжения слушать она не стала, возвращая чужие губы на свои собственные. Минута, ещё одна, Оля подхватывает Катю под коленки и усаживает на кухонный стол, который, благо, был пуст. Брюнетка исследовала чужое тело руками, проходясь ими, кажется, абсолютно по каждому сантиметру молочной кожи младшей. — Я что, сказала, что вы хороший педагог? Какой пример подаёте своим ученикам, ая-яй. В ответ Серябкина укусила Кищук за шею, тут же зализывая это место, оставляя на нём багровую отметину, которая станет ещё больше через какое-то время. Она повторила это действие и на других участках кожи: ключицах, плечах, но чёртова футболка мешала спуститься ниже, а потому она стянула её, кидая куда-то прочь, и вернулась к изучению тела своими губами. — Хватит метить меня, — продолжай меня клеймить. Кате не понравилось, что она лежала на столе практически без одежды, а вот её наставница ещё была полностью одета, поэтому поспешила это исправить, стянув для начала майку, а потом перебравшись к застёжке лифчика. — Поверите, если скажу, что я хотела этого с самого первого дня, когда вас увидела? — в ответ ехидная усмешка. — Поверю, потому что увидев тебя, у меня возникло такое же желание.***
Были учителя, которые совсем не верили в своих учеников, называя их бездарными кретинами, которые не сдадут их предмет, так и хотелось им ответить: «Верно, ведь вы меня учили». Но каждый сдерживался, молчал, проглатывал все оскорбления и унижения в свою сторону, ведь «это же учитель». Но, как бы эти старухи не верили и не пытались доказать, что у них ничего не получится, они смогли, все до одного сдали экзамены и теперь гуляли на своём выпускном. Так много народу, словно тут не двадцать два человека, а в два раза больше. Фактически, так и было, ведь решили сделать для двух одиннадцатых классов общий выпускной, плюс ко всему больше половины учителей пришли, которых никто не ждал и не звал. — Ольга Юрьевна, вы ведь такая молодая, идите с молодежью подвигайтесь! — настаивала учительница литературы, даже не желая слушать отказы и выдуманные на них причины. Да, Оля никому не говорила истинной причины её отказов от танцев. Нет, естественно она могла танцевать, но каждый раз, выходя на танцпол, ей становилось так мерзко от осознания того, что никогда больше не сможет танцевать так, как это делают другие, ограничиваясь однотипными движениями. — Да, Ольга Юрьевна, пойдемте, — вовремя подбежавшая Кищук вырвала из рук этой упёртой училки свою любимую учительницу, уводя её подальше, но, оставаясь на танцполе, одну руку кладя на плечо, а вторую сплетая с рукой Оли. Та же вторую руку положила на талию, чуть сжимая. — Что ж, спасибо? — с удивительно вопросительной интонацией поблагодарила Серябкина, медленно покачиваясь в медляке вместе со своей бывшей ученицей. Да, именно бывшей, ведь теперь она закончила школу и пойдёт учиться дальше, в высшее, тем временем пока брюнетка так и останется в этой школе. Танцевать под клубняк медленный танец, это, конечно, интересно, но им действительно было всё равно на взгляды окружающих, если те были. Кищук той рукой, что была на плече, чуть приобняла Олю, перемещая руку на спину. Та в свою очередь полностью обняла талию, прижимая максимально близко к себе. Катя горько усмехнулась и положила голову на плечо старшей, прикрыв глаза. В принципе, на них никто не смотрел, так как все были заняты собой, за исключением двух персон. — И почему они так тесно танцуют? — спросил парень, скрестив руки на груди. Даша в ответ усмехнулась: — У Кати сильная тяга к математике. Как только объявили медленный танец, на который половина возмутилась, недовольно мыча, то Шашина повернулась к своему однокласснику, протянув руку. — Потанцуем? — Ваня в ответ пожал плечами, беря тоненькую руку девушки в свою, уводя их вглубь танцпола. И почти у всех на этот вечер есть пара.***
Катя была очень рада поприсутствовать на свадьбе своей лучшей подруги ещё со школы, Даша была такой счастливой, что слёзы невольно наворачивались на глаза. Оба такие красивые, она в платье, Ваня в смокинге, на пиджаке которого переливались стразы, а в паре с белоснежной рубашкой шла чёрная бабочка. Платье Даши было безразмерным, подол тянулся за ней длинной змейкой по красному ковру до самого алтаря. Сколько родственников собралось, сколько друзей и близких, в числе которых не могла не быть Кищук, та, с кем они с невестой вместе со школы и вплоть до окончания университета. Каждое слово свидетеля раздавалось эхом по всему помещению, отдаваясь звоном в ушах гостей, которые с волнением наблюдали за бракосочетанием. Очевидно, что оба ответили да, и сейчас обмениваются обручальными кольцами, одевая их на чужие руки. Гости радостно кричат и аплодируют, выкрикивают «Горько!», требуя поцелуя молодожёнов. Те, естественно, не стали противоречить, утягивая друг друга в недолгий десятисекундный поцелуй. Все ведь за стол хотят, зачем тянуть? А ещё позже, спустя несколько месяцев после свадьбы, выясняется, что Шашина ждёт малыша от своего мужа, чему оба несомненно рады, ожидая окончания тех самых заветных девяти месяцев, когда смогут понянчить своего ребёночка.***
— Так, кажется всё обсудили, — директриса пробежалась взглядом по столу, тем временем пока работники со скучающим видом ожидали окончания совещания. — Как я могла такое забыть! — женщина вдруг подскочила со своего места и побежала в сторону выхода, но остановилась у дверей. Учителя посмотрели на дверь, уже не удивляясь всем выходкам и заскокам их начальницы, так как та частенько чудила что-то никому непонятное. — Итак, коллеги, знакомьтесь, — она вновь глянула на дверь, которая открылась, и молодая девушка с каштановым цветом волос вошла внутрь. — В общем-то знакомить её с вами нет смысла, эту девчушку итак все знают, ведь именно вы в прошлом учили её. Сказать, что преподаватели были польщены — ничего не сказать. Они действительно были рады увидеть излюбленную всем ученицу вновь, по ней действительно можно было скучать. Закончить школу с золотой медалью? А теперь её имя написано на доске почёта золотых медалистов. А у Оли так и челюсть выпала. Ещё примерно с год она ждала их встречи, надеялась, ну, несмотря на их социальные статусы что-то между ними проскользнуло, какая-то искра была, это точно. Но когда её всё не было и не было, надежда медленно начала угасать, а за эти шесть лет так и вовсе сошла на нет. — Катя Кищук поступила на педагогический факультет и решила, что уж очень хочет работать с детьми, ей это по душе, и вот теперь она здесь, среди нашего коллектива. Надеюсь, что каждый примет её, так как поводов для обратного Катя не давала. Что ж, коллеги, на этом всё, можете приступать к своим обязанностям, а Катю жду с завтрашнего дня на рабочем месте, — директриса похлопала девушке по плечу, и отправилась к себе за стол, тем временем пока учителя медленно расходились по собственным делам. Катя вместе со всеми вышла из кабинета и отправилась в сторону выхода, с нетерпением ожидая завтрашнего дня и знакомства с каждым из своих учеников. От этого желания она вспомнила, как когда-то идя на математику, точно с такой же заинтересованностью шла в кабинет, желая увидеть нового учителя. Кстати о математике и учителе, её только что довольно грубо ухватили за рукав кофты и потянули абсолютно в противоположную сторону её пункта назначения, заталкивая в первый попавшийся кабинет. — Ты что, серьёзно? — Серябкина скрестила руки на груди, тем временем пока Кищук пыталась сообразить, что только что вообще произошло. — Сначала ведёшь себя так, словно ты бедная одиннадцатиклассница, случайно влюбившаяся в своего учителя, а потом исчезаешь на шесть лет? Ни сообщений, ни звонков, ни визитов в гости, — да уж, она, кажется, действительно была слишком уж зла на свою бывшую ученицу, так как своим жестикулированием скоро даст собеседнице по лицу. — Я, мать твою, ждала. А ты мало того номер сменила, из социальных сетей удалилась. Не дай бог мне ещё хоть раз с тобой связаться, забирай документы и проваливай в другую школу, уверена, тебя везде возьмут. Только брюнетка собралась выйти из кабинета и с не совсем положительным настроем приняться за дела, как была остановлена рукой Кати, крепко сцепившись в предплечье. — Я хотела, правда. И позвонить, и приехать, но… — старшая вскинула брови, ожидая услышать очередную отмазку. — Но я не могла быть уверена, что тебе это надо. Наши взаимоотношения это самое странное, что со мной происходило, и сейчас, когда я понимаю, что ты ждала, я буду ездить к тебе хоть каждый день, только скажи, что тебе это нужно, — Катя заглянула той в глаза, словно выискивая ответ в самых недрах. — Я впервые снизошла до того, чтобы связаться с тем, кто меня младше, а теперь ты задаешь такие вопросы? — усмехнулась Оля, продолжая стоять на месте, даже когда рука Кищук уже перестала её держать. — Хорошо, — шатенка сделала шаг назад, продолжая глазами сверлить свою, теперь уже коллегу. — Потому что я, кажется, всё ещё влюблена в тебя, — девушка истерично усмехнулась, а старшая в ответ лишь легко улыбнулась. — Могу с уверенностью сказать, что за те шесть лет у меня никого не было, так что да, всё, что ты разожгла внутри меня всё ещё продолжает пылать пламенем, — Катя не сдержалась от того, чтобы не почувствовать такие умелые губы на своих, а потому спустя ещё секунду утянула старшую в жадный и страстный поцелуй.