Правильный рейс

Стас больше не любил самолеты. Они не приносили в его жизнь ничего хорошего – просто белая полоса на бескрайнем небе, просто средство передвижения. Сновали над его новым домом иногда, напоминая, что кроме этого полуострова есть еще что-то. Раньше любил. Самолеты ассоциировались с беззаботным детством, Черным морем и молодыми родителями. Детство безвозвратно ушло, осталось на пожелтевших листах памяти, старых фото и архивных воспоминания. Отец давно погиб. Мать похоронили несколько лет назад. Черное море за этот год надоело донельзя. От соли тошнило, от шума волн и характерного южного говора местных жителей закладывало уши. – Андрюшке здесь лучше. Да и мне спокойнее, – напоминала Марина, ставя на стол тарелку с ароматным супом. На кухне – просторной и теплой, не чета его Питерской пятиметровой, было уютно и просто. Маринкина мама – святая женщина, хорошо относилась к Стасу и души не чаяла во внуке. Тесть общался с зятем по-свойски, с уважением. Небольшое наследство Стаса – маленький домик недалеко от моря летом сдавали отдыхающим, хороший здесь, в Крыму, бизнес. Новая работа – очередная "коррупционная" связь Шилова. Начальником службы безопасности местного бизнесмена работать было спокойно и прибыльно, иногда даже скучно. Марина даже не думала о том, чтобы вернуться в профессию – не тянуло, да и денег вполне хватало. Варила дома компоты, и слушала нашептывания мамы о том, что пора бы рожать второго. Последний год Стас будто ничего не замечал. Крутил в руках мобильник, ожидая звонка от Ромки или от Джексона. Чтобы можно было сесть в самолет и улететь в серый, холодный и ветреный Питер вновь спасать мир. Ну, или хотя бы полмира, то есть славный город-герой Ленинград. На крайний случай, просто ввязаться в очередную Шиловскую авантюру, слушать гоготания Джексона, гонять по городу, примечая за окном привычные пейзажи и поднимать повыше воротник пальто, что поделаешь, Северная Столица. Но мобильник молчал. Черное море штормило. Отдыхающие сворачивали зонты и полотенца, и спешили укрыться в своих съемных комнатушках или ресторанчиках, переждать непогоду. А Скрябин приходил на набережную. Опускался на острые камни и закрывал глаза, представляя, что шумит вовсе не эта теплая лужа, а темный Финский, что волнуется, бьется о гранит набережной. Чудилось: родное управление, пропахшие растворимым кофе и сигаретами коридоры и кабинеты. Запах пороха, осевший на одежде. Красная Ромкина Альфа-Ромео. Кабак-подвальчик с дешевой и такой вкусной водкой, где решались все самые важные задачи. Рыжий, поедающий специально купленную колбасу, и возгласы о том, что Серега его совсем разбаловал. Ленька, что опять обыграет в нарды и сгоняет в соседний ларек за пирожками. Пикник на берегу у леса, и вино из горла. Кабинет, прокуренный и знакомый, увешанный масками и фотографиями, как этнографический музей, где так хорошо думалось и воевалось. Старая и верная девятка, что ни разу не подвела, обгоняя на трассе лучшие иномарки. Сложные и мудреные коридоры, и закоулки прокуратуры: Юрка, в чьем кабинете всегда найдется крепкий кофе и нужная информация, и Татьяна, которая наверняка напоит чаем, выудит коньяк из нижнего ящика стола, постарается дать совет и так тепло улыбнется. Запрокинул голову, будто вопрошая к этому хмурому, грозовому небу, что рисковало обрушиться ливнем. Сквозь тучи, преодолевая непогоду, по небу скользил белый самолет – совсем маленький, будто игрушка, какие разбрасывает Андрей по ковру. Гром сотрясал небо. Тучи пролились дождем, сильным и холодным, как бывает редко. Стас покрутил головой, осмотрев безлюдный мокрый пляж и синее море, крыши прибрежных кафешек, по которым тарабанили капли. Это же не его город. Не его друзья, не его работа, не его женщина. Не его море. Не его стихия. Не его жизнь. Чья-то чужая. Непонятная. Будто кто-то перепутал папки с личными делами, как это часто бывает, в Небесной Канцелярии. Он должен быть не здесь, не с теми. Как наваждение: добрался до дома, быстро собрал вещи, накинул пиджак и пошел в прихожую. Марина что-то лепетала, плакала, не отпуская ручки дорожной сумки. Теща кричала и проклинала. Будто оглох: положил на стол карточку, денег Маринке точно хватит. Попросил сына слушаться маму, Андрей смышлено кивнул и убежал к Марине. Хлопнула входная дверь. Танька тогда, давно, собирая его вещи, сказала, что он очень мягкий, деликатный человек и ему никогда не хватит духу, сказать то, что сказать давно пора. И она была чертовски права. Она тогда сделала все сама, закрыла за ним дверь, ни разу не посмотрев ему в глаза. Сейчас Стасу, на удивление, хватило того самого духа решить все самому и порвать все отношения с этим домом, Мариной, городом, этой страницей жизни. Даже странно. Или закономерно? Из аэропорта набрал Рому. Голос был сонный и уставший. – Я в пять прилетаю, встретишь? – вместо "привет". – Встречу, – вместо "что случилось?". Заходя в салон, усмехнулся: опять ночной рейс, и опять "сто пятьдесят четвертый", как тогда в начале нулевых, когда летели в Нижний Тагил с Татьяной. – Черт, сколько лет прошло. Не упасть бы, – улыбнулся, разглядывая огни взлетной полосы. – Типун вам на язык, как говорить-то такое можно, мужчина? – одернула какая-то женщина, присаживаясь на свое место. Он пожал плечами. Был взлет. Легкий, спокойный. Теплое море было где-то внизу, шелестело гребнями волн, пока не осталось вдалеке, на последней странице чужой жизни. А сейчас была жизнь своя. Того Стаса, прошлого. Который курил на кухне, часто ночевал в кабинете и работал как проклятый. Он летел туда, где не ждут, но помнят. Где он хотел что-то исправить. Где ему было хорошо. Где ему правильно. В немноголюдном салоне запахло едой. Резиновой курицей и рыбой, которую предлагали проводницы. На секунду показалось, что сейчас над ухом раздастся "спасибо, мне только чай", и Кожурина, улыбнувшись, отвернется к иллюминатору. Но ничего не произошло. Хотя бы потому, что нельзя повернуть время вспять, да и самолет следовал в Питер, а не в Екатеринбург. Стас вдруг почувствовал, как сильно скучал. По Питерскому завыванию ветра и Неве, по метро и родным проспектам, по управлению, по Ромкиному "раньше земля была плоская..." и его сигаретам, по банкам пива, которые таскал Джексон в отдел и его неутомимому оптимизму, по Танькиной иронии, вкусному чаю и ее плечам, усыпанных родинками. Как он только жил все это время без этого? Как? Внизу блестели рыжими огонечками городки и городишки, жили какой-то своей жизнью. А потом за облаками показалась часть любимого города. Небо усеяно кучными облаками, в Питере, по обыкновению, пасмурно. Командир воздушного судна предупредил о скорой посадке и самолет начал снижение. Сквозь стекло было видно дорогу на Гатчину, Пулковское шоссе, со снующими маленькими автомобилями, желтые фонари. После потянулась длинной лентой посадочная полоса. А вслед за коснувшимися асфальта шасси, салон взорвался аплодисментами. И на душе почему-то стало тепло. Он дома. В зале, как обычно, толпились встречающие, и в этом скопе людей Скрябин легко нашел старого друга. После объятий и символических вопросов о мягкой посадке поспешили на воздух. Отрезвляюще хлестал по щекам ветер, будто тоже встречал своего блудного сына. Было холодно, накрапывал дождь. Ромка лавировал меж иномарок в поисках своей машины, изредка поглядывая на Стаса. Убрал сумку в багажник темного БМВ и посмотрел на друга пристально, как бы изучая. – Ты надолго? – поинтересовался, приглаживая мокрые от дождя волосы. – Навсегда, – просто. – Че случилось-то, расскажешь? – застегнул куртку и достал из кармана синий Данхилл. – Соскучился, – усмехнулся, выудив из пачки сигарету. – А если серьезно? – сделав затяжку и уставившись тяжелым взглядом. – А если серьезно... Чего ты из своей Сибири вернулся? А из Европы? Ну, только без лирических отступлений, – вопросом на вопрос. Рядом ругалась какая-то женщина, скрипели колесики чьего-то чемодана, в здании объявляли посадку на очередной рейс. – Оказалось, что без всего этого я не могу. Здесь дышится по-другому. Да и без жизни нашей оперской не живу я, а так, выживаю. Образ жизни это, образ мышления, а не профессия. Как говорит наш старый добрый Джексон "сыщик это кайф, а за кайф надо платить", – Рома выкинул сигарету и посмотрел на лужи, что расплывались океанами по асфальту. – Я ответил на твой вопрос? – улыбнулся Скрябин. – Вполне, – кивнул. – Пойдем, чего мокнуть. – В отдел-то возьмешь? – хлопнув дверью иномарки, спросил Стас. – У меня есть выбор? – Рома подавил смешок, садясь в машину. – Не хлопай, не холодильник. – По-моему, ты стал занудой, – поделился Стас и тут же рассмеялся. – Иди ты, – автомобиль тронулся. Над шоссе летел, набирая высоту белый лайнер. Кажется, Стас вновь полюбил самолеты. Потому что иногда они выполняют правильные рейсы и приводят туда, где хорошо.