сгорая

И свечи плачут за людей, То тихо плачут, то сильней. И осушить горючих слез Они не успевают, И очень важно для меня, Что не боится воск огня, Что свечи тают для меня… Во имя дружбы тают. /Александр Лобановский - Сгорая, плачут свечи/

Смерть неотвратимо приближалась. Ослепительно скалилась и радостно перемигивалась искрами. Шепотом потрескивала Адским Пламенем. Одаривала кожу ласковыми разгоряченными вздохами. Внезапно Выручай-комната оказалась огромной. Гарри никогда не замечал, пока не оказался заперт здесь, и уничтожающий огонь не начал стремительно пожирать хлам расширяющегося пространства. Бывалая помощница разлеталась анфиладой вглубь, как бесконечный коридор отражающих друг друга зеркал, множа комнаты. Было что-то завораживающее в том, как клубилось красно-оранжевое зарево вдалеке, напоминая штормящее море. Гарри непроизвольно дернулся, вжимаясь в стену. Вспомнилось, как в детстве полыхнула газовая плита у Дурслей, опаляя челку и оставляя жгучий след на щеке, вздувшийся волдырями и не сходящий еще неделю. В горле комом застрял смешок – если тогда было адски больно, то как это должно было ощущаться теперь. Наверное, весело подумал он, безболезненно – пшик! – и только кучка пепла. Повезет, если пепел останется. За спиной испуганно вздохнул Малфой. Гарри бросил на него осторожный взгляд через плечо. Бледный слизень жался в угол, судорожно комкая в трясущихся пальцах край черной мантии. Трус, хотел было подумать Гарри, но не стал. Он и сам боялся до трясущихся коленок. Жалко только было, что умрет он в компании своего заклятого врага. - Вот позор, - храбрясь насмешничал Гарри, - помру в обнимку с паршивым Хорьком. Рон мне никогда этого не простит. Малфой всхлипнул и опустился по стеночке на пол. Скукожился, обнимая коленки. И сделался сразу каким-то мелким и живым. Не противным мерзавцем. Похожим стал на обычного пацана. На того же Колина Криви, например. Только испуганным донельзя. Гарри подумал секунду и сел рядом. Припекать стало на самую малость сильнее, и оранжевая стена, как будто бы, подобралась ближе. - У нас есть где-то тридцать минут, - глухо сказал Малфой в коленки, и Гарри в недоумении повернулся – не ослышался ли. Непонимающе склонил голову к плечу. - Чо? – Ясное дело, «чо». Доживать осталось какие-то жалкие полчаса. И уж точно делать этого не хотелось в тишине. Внутренности слиплись холодом и прилипли к позвоночнику. Очень хотелось верить, что Рон и Гермиона что-нибудь придумают, сумеют открыть схлопнувшийся проход. Но это, по правде, была бы просто утешительная и не слишком правдоподобная ложь. Малфой поднял голову. На лихорадочно красных скулах и в непривычно черных, блестящих глазах прыгали яркие всполохи. Долетела одинокая искра, описала спираль и погасла, не коснувшись темного сукна, сборившегося на малфоевском локте уродливыми толстыми складками. - Скорость Адского Пламени – сто миль в час. Если суммировать площадь всех помещений Выручай-комнаты, накопленных за тысячу лет, то наберется примерно половина. Миль пятьдесят. – Тонкие губы дрожали, - В истории Хогвартса написано. Гарри пораженно смотрел на Малфоя и решительно не узнавал. Надменность и хвастовство мудака были стерты глубокими тенями под глазами. Остро очерченные линии лица придавали какого-то непрошеного драматизма. Серьезности. Поднимающийся со дна страх перемешался с сожалением и выплеснулся слезливым блеском. - Прости, Поттер. Надломленного голоса Гарри тоже не узнал. Куда-то пропала ленная протяжность речи богатенького сыночка. От такой перемены сделалось тошно. Вот эта вся откуда-то вытряхнутая искренность подтверждала приближение конца. Гарри закусил губу, чтобы не заорать в голос. Очень тянуло разрыдаться. - Вынужденная смерть в компании вроде как непомерно сближает, - скрипя зубами проговорил он. – Давай уж звать по именам. Лицо у Мал…Драко смешно дернулось: тонкая белесая бровь, подсвеченная рыжиной, в знакомом жесте вздернулась. Он сделал милость и изобразил слабое подобие улыбки. - Если бы я знал, что для того, чтобы свести близкое знакомство со Святым Поттером нужно всего лишь горящее замкнутое пространство и осознание непременной гибели, то устроил бы нечто подобное ещё на первом курсе. - Гарри оттолкнул неприятные воспоминания о профессоре Квиррелле и смолчал язву. Ни к чему. Только усмехнулся, «по-дружески» стукнув кулаком в плечо. В голову закралось непрошеное замечание о том, что жар усилится и шум пламени доносился отчетливей, чаруя трескотней. - Гарри, - позвал Драко, и от его тихого и виноватого голоса у Гарри затряслись поджилки. Это звучало страшно. – Прости меня. Накатывающую дрожь удалось с трудом удержать, проглатывая стоящий поперек горла комок. Гарри прикрыл глаза. Смотреть на Драко было невозможно. В голову лезла куча ненужных мыслей, начиная с того какой Гарри дурак, раз позволил себе думать, что этот парень может замышлять что-то гадкое и заканчивая тем, как он видел его обнажившимся, плачущим. И как подло рассек его грудную клетку, пачкая своими одеревенелыми руками красивое лицо кровью, когда осознал собственную ошибку. Красивое лицо – это была до того нелепая и внезапная мысль, что Гарри даже, на секунду, прекратил протяжно выть от тоски и животного страха у себя в голове. - Прости меня, - повторил Драко. - Не нужно, - Гарри с силой сжал его плечо. Алый свет почти полностью обливал лицо и светлые волосы. - Нет, - упрямо мотнул головой Драко. – Нужно. - Умоляю, - прохрипел Гарри, с силой сдерживая ком в горле, грозившийся вырваться вместе с рыданиями. Внутри его трясло нещадно. - Прости меня, - снова повторил Драко. Гарри опустил лицо и силой зажмурился, прикусив до крови трясущиеся губы. – Прости меня за то, что я оскорбил твоих друзей на первом курсе, прости меня за то, что подставил тебя на втором курсе; прости меня, что насмехался над тобой на третьем курсе. Драко всхлипнул. Голос у него дребезжал, но он продолжал, задыхаясь от плача: - Умоляю, прости меня за… - Хватит, - попросил Гарри, утыкаясь лбом ему в плечо. Стекающие по щекам слезы, попав в рот, оказались горькими на вкус. – Я прощаю тебя, Драко. Ты вел себя как урод, но и я был неправ. В макушку уткнулось что-то теплое, и Гарри понял, что у него больше нет сил сдерживать подступающую панику. Он плакал, вцепившись в мантию Драко, кутаясь в объятия, дающие обманчивое чувство защищенности. - Мне жаль, что мы так и не сможем стать друзьями. – Все еще всхлипывая, проговорил Драко. Ослепительные языки пламени добрались до дальнего конца их комнаты. Гарри безразлично всматривался в хаотичные вспышки и думал, что, наверное, так выглядит Солнце вблизи. - Мне тоже. Я много за тобой наблюдал в последнее время. – Драко хрипло засмеялся ему куда-то в затылок, и Гарри мог поклясться, что ощутил поцелуй в макушку. Драко вздохнул с притворной горечью: - Поверить не могу, что умру нецелованным. Адские бутоны расцветали на ближних шкафах, переплетаясь рисунком с деревянной резьбой. Гарри выпрямился. Заглянул в лицо Драко и улыбнулся, как умел, по-засрански: - Поверить не могу, что целовался раньше великолепного Малфоя. Сунулся к нему лицом, закрывая собой подступившее пламя. Не хотелось видеть, как огненные блики прыгают в светлых глазах. Не хотелось видеть страх. - Хоть на что-то сгожусь… друг. Он сразу зажмурился, накрывая сухие горячие губы своими. Драко коротко выдохнул и мертвецкой хваткой выкрутил в кулаках футболку у него на лопатках. Это был не мокрый странный поцелуй с Чжоу. И не неловкое касание с Джинни. Это был самый настоящий поцелуй. С языком. Неумелый, но на диво приятный, решил Гарри, укладывая ладонь на впалую щеку. Поцелуй был правильный. Яркая стена нависла как волна и опрокинулась девятым валом, обнимая и обволакивая со всех сторон. Сметая и унося обнявшихся мальчишек. Мгновенно и безболезненно. Бесшумно. Приглушая трескотней обрывки криков, доносящихся из-за толстой замковой стены.